Кошачьи слёзки… прощальная песня

Памяти моей незабвенной Багиры посвящается

Прошу отнестись снисходительно, потому что писала не я, а боль моего сердца

Пролог

Всю ночь я не спала. Мне надо было принять решение о жизни и смерти. Подушка моя к утру была насквозь мокрой. Но сердце и голова не приняли единого решения. Я… я сильная женщина, какой себя считала, привыкшая всё решать сама, металась всю ночь на своей кровати. К утру я решила бросить монетку – орёл или решка. Если старший сын приедет за нами, то… Я чувствовала себя абсолютно беспомощной… Злилась на себя, но сама решить ничего не могла и ждала, что какое-нибудь решение примут мои сыновья…
К утру я поняла, что такие вопросы решаются на небесах…
Глаза мои к рассвету опухли от слёз, и отражение в зеркале ванной стало напоминать мне фотографию певца Кола Бельды.

Страшное утро

…Я лежала на кресле, на своей уютной лежаночке, которую сделала мне моя мамочка. Но за последние несколько дней лежанка пропиталась какой-то жидкостью. Эта жидкость сочилась из раны на моей груди.
Мама со своим младшим котёнком смазывали мою рану чем-то зелёным, но этого хватало ненадолго. Боль возвращалась и грызла меня. Мама сидела рядом со мною, гладила меня по спинке и плакала. Она отказывалась от еды, которую ей приносил младший котёнок, не пила свой любимый чай. Но она не видела моих слёз, ведь кошки не плачут.
Сквозь полудрёму я услышала, как открылась входная дверь. Это приехал старший мамин котёнок.
– Ну, мы везём Багиру к врачу? – басом спросил он.
– Да, да, – сказала мама, – мы уже готовы.
Мне стало очень страшно. Я не знала, что ждёт меня в кабинете доктора…
Мамочка подошла и аккуратно завернула меня в байковое одеяльце. Нежно взяла на руки, и мы вышли из квартиры. Младший мамин котёнок пошёл с нами.
Старший открыл маме дверь, и мы сели с ней в машину.
В это время боль так пронзила меня, что я стала хрипло мяукать, чтобы мама поняла, что мне очень плохо. Мамочка обняла меня крепче, говорила ласковые слова. Целовала меня в макушку. Перебирала нежно пальчики на моих лапках…
Вдруг что-то так зажгло у меня в груди. Зажгло невыносимо. Я попыталась вылезти из одеяла, дёрнулась, и это «что-то» лопнуло у меня внутри…
Мне стало легко, и боль ушла. Я вылетела в окно машины прямо через стекло и увидела сверху, как мама прижала одеяльце с моей шкуркой к себе, зарыдала и закричала не своим голосом: «Она умерла! Она умерла! Багира, моя девочка, она умерла!»
Я умерла? Неужели мама сказала это про меня? Влетев обратно в машину, я села маме на колени. Но она почему-то не увидела меня.
Мама прижала мою голову к себе и залилась слезами. Я, вобрав когти, утирала мамины слёзы лапкой, но они текли рекой.
Я кружила вокруг мамы, прижималась к ней, но она ничего не чувствовала, а только рыдала, крепко прижимая меня к своей груди…

Подвал

В подвале было полутемно и сыро. В дальнем углу на куче ветоши, разложенной на трубе с горячей водой, лежали три огромных кота – трёхцветный, со всклоченной шерстью и уже заживающей на боку раной после драки с котами из соседнего двора; дымчатый серый, с серьгой в порванном и ещё кровоточащем ухе – жертва дворовых мальчишек, решивших вдеть ему серьгу в ухо, и худой и длинный, доживающий последние дни Васятка. Так кликала его сердобольная бабуля, приносящая ему поесть к окошечку в подвал. Он поднимался на длинных худых ногах, брёл, шатаясь, к окошку и через силу ел угощенье, принесённое старушкой. Он знал, что если перестанет вставать и есть, то умрёт.
Внизу на забытых или брошенных телогрейках расположились две дородные кошки с котятами. Отдельно, перелезая друг через друга, копошились и пищали пятеро голодных котят. Сразу можно было выделить старшего котёнка. Это была чёрная головастая девочка. Чернушка.
– Надо же, – сказала одна из кошек, Рыжуха, – Чёрная спинка уже три дня не появляется. Детей совсем забросила, ей бы только погулять. Она и в прошлый раз одних котят ещё не докормила, а уж пятерых ещё родила. Вон эти-то как от голода пищат, бедняги. Да ещё так холодно и сыро. Ещё день не появится, погибнут малыши. Видишь, как старшая их прикрывает от холода? Умница!
– Ты как хочешь, Рыжуха, – сказала Пушистая, – а я их покормлю. У меня в этот раз молока много.
– Корми, а у меня – своим бы хватило, буду рада.
Пушистая легла рядом с голодными котятами, и они мгновенно присосались к ней.
– Ну, вот, разбудили, болтушки, – сердито сказал трёхцветный кот, – а эти пусть мамку не ждут, дня два – и помрут с голодухи. Я вчера дорогу перебегал от рощицы, видел – лежит она у обочины, машиной сбило. Уж запылилась вся. Да так крепко мыша в зубах держит. Мёртвая, а еле-еле изо рта выдрал. Только отбежал, машина, что улицы подметает, проехала, смела её. Нету ихней мамки.
– Молчи, – зашипели на него кошки.
В это время в окошке, что выходило из подвала на улицу, что-то засверкало и загромыхало.
– Что это, тётя Рыжуха? – спросила Чернушка.
– Двигайтесь ближе ко мне, всё потеплее будет, – сказала Рыжуха.
– Гроза и ливень это, спи, – сказала Пушистая, – обними своих котят и спи. Не слушай серого, это он спросонья чушь всякую болтает. Наверное, мальчишки во дворе его морду в пакет с клеем пихнули, нанюхался. Не слушай. Придёт ваша мама.
– Грей-не грей, а чужих не прокормишь, – сказал кот Васятка.
– Уж помолчал бы, – сказала Рыжуха. – Мы все одной крови, ты, я и они. Сам-то еле ноги носишь. Скажи спасибо, что бабуля тебя подкармливает. А то давно бы ноги протянул.
В это время что-то звякнуло, открылась дверь на улицу, и вошли трое мужчин с фонарём.
– Кто это, тётя Рыжуха? – спросила Чернушка.
– Это люди, они сюда часто заходят, не бойся!
Один из мужчин стал светить фонарём по всем углам.
– Ё-моё, – чертыхнулся он, – опять три выводка, Палыч, пиши на завтра – взять большое ведро, топить будем.
– Кровожадный ты, – сказал третий человек. – Ну, пошли уже, пять часов, по домам пора.
Они вышли и заперли за собой дверь.
– Что будем делать, Пушистая?
– Что, что, убегать надо, ты карауль, я пойду место поищу, – сказала Рыжуха.
Вскоре она вернулась.
– Нашла, там за помойкой доски и ящики сложены. Медлить нечего, да и дождик потише стал.
Рыжуха и Пушистая взяли по котёнку в зубы, вспрыгнули на ящик, что стоял у оконца и молнией метнулись на улицу.
Так одного за другим они перетаскали своих котят.
Коты храпели на куче тряпья. Чернушке стало страшно.
– Ты не бойся, кот наврал всё, придёт ваша мама, – сказала Пушистая, унося последнего котёнка.
Пушистая соврала. Ещё вчера кошка из соседнего подвала тоже сказала ей, что видела мёртвую Чёрную спинку.
А Чернушка твёрдо решила, что как только закончится дождь и станет светло, она пойдёт искать свою маму.

Чернушка

Так незаметно я и уснула, наевшись молоком Пушистой кошки и пригревшись у своих братьев и сестрёнки.
Проснулась оттого, что что-то яркое светило мне в глаза. Тогда я ещё не знала, что это Солнце. Подползла к окошку, залезла на ящики и выглянула на улицу.
– Лежите тихо, – сказала я своим братьям и сестре, – место найду и перетаскаю вас туда.
Котята притихли.
– Мамочка, ты жива, я иду искать тебя! – шептала я, карабкаясь на окно.
Звякнула открывшаяся в подвал дверь, громыхнуло ведро. Я оглянулась – люди светили фонарём по углам.
– Ты посмотри-ка, – сказал один человек, – за ночь всех утащили, учуяли, что их ждёт.
– Брысь отсюда, – шикнул он на спящих котов. Они подскочили и бросились к окошку из подвала.
– Ну, малявка, давай с дороги, – зашипели на меня коты. Они толкнули меня, чтобы я посторонилась, Но костлявый Васятка зацепил меня задней худосочной ногой. Окошко было выложено плиткой с наклоном наружу и после ночного дождя было очень скользкое. Я не удержалась, поскользнулась и кубарем скатилась на улицу.
Трава была сырая, кругом маленькие лужицы. Я посмотрела на подвальное окно и поняла, что обратно мне туда не влезть. Пришлось ползти под кустами колючего кустарника.
Мне стало страшно, и я стала звать маму: «Мама, мамочка моя, я потерялась! Мама, я потерялась!»
Наверное, я долго так кричала. Вдруг в том месте, где я сидела вся мокрая и песке, остановились четыре человечьи ноги.
– Послушай, – сказала женщина, – здесь плачет котёнок. Он кричит – «Мама, я потерялась!» Ему страшно! Здесь холодно и мокро.
Я удивилась, что человек понял кошачий язык.
– Мама, вот, она, здесь, – закричал человечий котёнок, и я увидела любопытные добрые глаза.
Женщина присела, протянула ко мне руку и очень нежно взяла меня в ладони.
Мокрую и всю в песке, она прижала меня к своей груди: «Девочка моя, это Бог тебя мне послал!»
Она прижала меня к себе, и я почувствовала запах своей мамы. Я не знала, кто такой Бог, но поняла, что всё-таки нашла свою маму.
Прижавшись к маминой груди, я всхлипывала, зная, какая судьба ожидает оставшихся в подвале трёх братьев и сестричку.

Багира

Я, как и всегда, готовила себе наряд на завтрашний день. Накануне сшила себе платье с красивым белоснежным вышитым воротником. Я покрутилась в нём перед зеркалом, подобрала к нему серёжки и туфли. Перенюхала весь свой парфюм и, повесив платье на вешалку, приняла душ и улеглась спать.
Ночью я проснулась от удара грома. Молнии сверкали одна за другой, озаряя сиренево-голубым светом мою спальню. Какое-то предчувствие пронзило моё сердце. Я уткнулась в подушку и провалилась в глубокий сон, не слыша раскаты грома, которые бывают только в конце мая.
Утром я собрала младшего сына в детский сад, Разбудила старшего, чтоб не опоздал в школу на консультацию к предстоящему экзамену.
Мы прошли через наш двор к другому подъезду.
В мокрых и колючих кустах у подъезда плакал котёнок. Его плач разрывал душу. Я не знаю, почему, но я поняла, о чём он плакал.
– Мама, мне страшно, я потерялась! – плакал малыш.
– Стой, – сказала я сыну, – слышишь, кисонька маленькая плачет!
– Давай, я посмотрю под кустами, – ответил мне сын. Он присел и стал руками раздвигать нижние ветки колючего боярышника.
– Вот она! Здесь! – закричал он, – протяни руку, ты её достанешь!
Я присела и протянула руку. Мокрый мягкий комочек лежал у меня в ладонях. Это был котёночек размером с ладонь, с хвостиком-кисточкой и ещё молочными голубыми глазами. Ему было недели три-четыре от роду.
Я аккуратно перевернула его на спинку и увидела, что это кошечка. Крошечное беззащитное тельце лежало у меня в ладонях. Киска была вся мокрая и в песке.
– Беги в сад! – скомандовала я сыну. Дождавшись, когда он войдёт в свою группу, я пошла назад домой. Кошечка дрожала от холода. Я прижала её к своей груди, моё сердце ёкнуло, словно током ударило. Я поняла, что нашла того, о ком мечтала всю жизнь. Кошек у нас дома никогда не было, мама не разрешала.
И вот сам Бог послал мне её.
Я вошла в квартиру, чем очень удивила своего старшего сына.
– Ты чего, забыла чего-нибудь или сегодня не работаешь? – спросил он.
– Я зверя поймала! – гордо сказала я. – Беги к тёте Оле за кошачьим мылом, а я позвоню на работу, скажу, что задержусь.
Мы вымыли малышку, завернули в тёплое полотенце, высушили феном и поставили у розеточки с молочком. Киска наелась молока и улеглась на приготовленную для неё лежаночку.
– Из школы зайдёшь в магазин и купишь Вискас для котят, – сказала я сыну, протягивая ему деньги.

Вечером мы ужинали уже вчетвером.
– Я назову её Багирой, ведь это же я её нашёл, – гордо сказал младший сын.
– Я не против, – ответил ему старший.
– Значит, будет у нас Багира, – подвела итог я.
На улице шёл дождь, и в квартире было прохладно.
Кисюля, поужинав молочком и сметанкой, подошла ко мне и, цепляясь за джинсы, вскарабкалась мне на руки. Покрутившись немного, она залезла под полу моей домашней кофты и уснула. А я боялась пошелохнуться и не могла представить тогда себе, что этот пушистый комочек почти шестнадцать лет будет мне верным и преданным другом, платя любовью за своё спасение…

Эпилог

Неся моё тельце на руках, мама и младший котенок вошли к доктору.
– Доктор, мы ехали усыплять её, но, кажется, она умерла по дороге…
– Давайте, я посмотрю, – сказал мужчина в белом халате, – кладите её на стол.
Он послушал моё тельце, ставшее похожим на шкурку, и сказал: «Мои соболезнования, она умерла».
Я умерла? Умерла? Что он говорит!
Этого не может быть! Кто же будет согревать мамочку, когда она ляжет спать? Кто будет мурчать ей песенки? Кто будет встречать её с работы и гулять с ней на балконе, когда она вешает бельё?
– Доктор, – сказала мама, – пожалуйста, положите её в эту коробку, вы умеете это делать…
Младший котёнок взял коробку, и мы вышли из кабинета. Мама села в машину и поставила коробку с моим тельцем себе на колени.
– Мамочка, не плачь, ведь ей теперь не больно, – сказал младший котёнок, – вы поезжайте домой, а я пойду в метро.
Но мамочка рыдала, прижимая к себе коробку. А я кружила над её головой и промокала лапками её глазки.
По дороге домой мы остановились.
– Я за сигаретами, – сказал старший. Мы остались в машине одни.
Мамочка приоткрыла коробку, погладила меня по голове и сказала тихо: «Она ещё тёплая…»
Она наклонилась и поцеловала меня нежно в лобик и… я почувствовала тепло её губ и слезинку, капнувшую мне на мордочку.
Мамочка ещё раз нежно погладила меня по голове и сказала: «Прощай и прости…»