Нигилистка

Описание нигилисток в газетах 1860-х годов: "Большинство нигилисток лишены женской грации и не имеют нужды намеренно культивировать дурные манеры, они безвкусно и грязно одеты, редко моют руки и никогда не чистят ногти, часто носят очки, стригут (а иногда и бреют) волосы. Они читают почти исключительно Фейербаха и Бюхнера, презирают искусство, обращаются к молодим людям на "ты", не стесняются в выражениях, живут самостоятельно или в фаланстерах и говорят более всего об эксплуатации труда, абсурдности институции семьи и брака, и об анатомии".
Подобные рассуждения можно найти и у Н.С. Лескова: "Сидеть с вашими стрижеными грязношеими барышнями и слушать их бесконечные сказки про белого бычка, да склонять от безделья слово "труд", мне наскучило" ("На ножах").
Образ барышни, погруженной в научные изыскания, был известен уже в русской культуре первой половины XIX века и получил название "синий чулок". Суждения писателей второй половины века гораздо жестче, нежели легкая ирония А.С. Пушкина:
Не дай мне Бог сойтись на бале
С семинаристом в желтой шали
Иль с академиком в чепце.
Новая мужская мода "новых людей" была реакцией на все запреты николаевской эпохи, в которые большая часть разночинного студенчества не вписывалась. То же самое можно сказать и об одежде нигилисток. Для женщины свобода в выборе одежды была равнозначна борьбе за право на образование, свободу от принудительных браков и т. д.
Начавшиеся в европейских странах попытки освободить женщину от корсета, кринолина, а позднее турнюра при помощи введения в женский гардероб брюк не могли найти подражательниц в России. Женские брюки здесь воспринимались как иноверческая (мусульманская) одежда.
Первым признаком "нигилистки" были стриженые волосы. В истории европейской моды нового времени такое уже случалось. Французские аристократки на так называемых "Балах жертв" в память о погибших на гильотине родственниках выстригали волосы на затылке, подражая насильственному бритью, которому подвергались осужденные перед экзекуцией. Кроме того, они повязывали на шеи красные ленточки (как след обезглавливания) и дергали головой в знак согласия на танец. Стриженые дамские затылки вошли в моду в России в 1802-1807 годах. Правда, вскоре все вернулось на круги своя, и длинные волосы, уложенные в сложную прическу, вновь стали лучшим дамским украшением.
Анализируя все нововведения в костюме женщин, жаждущих "дела", стоит отметить, что они старались создать одежду, удобную для работы. Для этих целей совсем не подходили кринолины, которые не давали необходимой свободы действий, прежде всего потому, что металлические обручи обрекали женщин на существование в особом пространстве. Кринолин требовал больших помещений, специальных стульев и столов. Легкий металлический каркас делал юбку столь подвижной, что дамы всех возрастов привязывали обручи к коленям надежными шнурками - становились рабами своих юбок. Без этой меры предосторожности можно было оказаться в неловком положении, и разного рода смешные происшествия сделали кринолин середины XIX века объектом изучения моральных норм эпохи. "Кринолин, таким образом, функционировал и как рекламная упаковка дамской стыдливости, и как тайная проекция мужских страхов и желаний". Надо помнить, что, чтобы натянуть верхнюю юбку на металлический каркас, требовалась помощь горничной; то же самое можно сказать и о корсете, который шнуровался сзади; сложные прически из кос и локонов, обязательные для барышни не только аристократического происхождения, нельзя было сделать самой. Поэтому длинные юбки, сложные прически и корсеты являлись признаком женского рабства. Некоторые женщины отрезали волосы, вооружались очками вместо вееров, отказывались как от корсетов и кринолинов, так и от механических "пажей" - специального устройства, которое позволяло приподнимать юбку на улице, чтобы не запачкаться.
Нельзя забывать и о другой части женщин, которые для достижения признаваемого обществом идеала готовы была идти на любые жертвы - мучиться в тисках корсета, спать на папильотках и обращаться к книге не по ее прямому назначению. Весьма поучительна история, изложенная на форзаце книги стихотворений М.Ю. Лермонтова (ныне хранящейся в Российской государственной библиотеке) последним ее владельцем. И. С. Тургенев после смерти В. Белинского приобрел его библиотеку и, разместив ее в Спасском-Лутовинове, пригласил для обработки библиотекаря Д.И. Брюханова. Последний подарил дублетный томик стихов некоему С.М. в благодарность за помощь в работе над классификацией книг. Это произошло в 1866 году, а девять лет спустя случилось следующее: "Вырваны первые страницы и порваны другие хорошенькой девицей, в 1875 году, которая просила книги для прочтения. С ужасом я узнал от слуги, что она вырывает страницы для завивки папильоток, причем вандалка не пощадила и портрета автора. Отнял книги и выругал ее по-извозщичьи. С.М.".
Девушка, способная разорвать книгу на папильотки, тип достаточно распространенный в русском быту, и еще в 1861 году подобным дамам разного возраста было найдено определение - кисейная барышня. Первым употребил это выражение Н.Г. Помяловский в романе "Мещанское счастье": "Легкие, бойкие девушки любят сентиментальничать, нарочно картавить, хохотать и кушать гостинцы... И сколько у нас этих бедных кисейных созданий... Читали Марлинского, пожалуй, и Пушкина читали; поют "Всех цветочков боле розу я любил" да "Стонет сизый голубочек"; вечно мечтают, вечно играют..."
Первые высшие женские учебные заведения в России появились в конце 60-х годов 19 века. В 1869 году начались занятия на Аларчинских курсах в Петербурге и на Лубянских в Москве. Позднее открылись высшие медицинские курсы и, наконец, в 1878 году первый женский университет - Бестужевские курсы. Стремящиеся к образованию девушки были людьми особого склада, и это не могло не отразиться на их внешнем облике, "...рядом с косматыми студентами появились - это уже было совершенною новостью - стриженые девицы в синих очках и коротких платьях темного цвета. Внешняя перемена зависела, в сущности, от внутренней, более значительной и радикальной, наложившей свою печать на Москву. Дух "николаевской эпохи" отжил".
Теперь кажется, что в основу новых нарядов легла форма гимназисток или институток, но это не так. Форменные платья благовоспитанных девушек были синие, зеленые, коричневые или серые, в зависимости от устава учебного заведения, с обязательным фартучком и пелеринкой (белой только по праздникам). На женских портретах второй половины XIX века мы часто видим героинь, изображенных в скромных темных платьях, единственное украшение которых - белоснежные воротники и манжеты. Строго говоря, этой моде следовали только образованные женщины, знакомые с произведениями фламандского художника XVII века Ван Дейка, увлечение образами которого приходится на период историзма в культуре. В истории костюма даже появился особый термин - воротник "вандик".
Восставшая против иноземного владычества Италия стала источником модных идей для революционно настроенной молодежи в России, а красная рубашка - гарибальдийка - опознавательным знаком женщин передовых взглядов. Любопытно, что "революционные" подробности в описании костюмов и причесок нигилисток присутствуют только в тех литературных произведениях, авторы которых так или иначе осуждают это движение ("Взбаламученное море" А.Ф. Писемского или "На ножах" Н.С. Лескова). В литературном наследстве Софьи Ковалевской, одной из немногих женщин того времени, реализовавшей свою мечту, более важным является описание душевных переживаний и духовных исканий героини (повесть "Нигилистка").
И вне литературных текстов, и вне живописных произведений остались реальные судьбы многих из тех прелестных идеалисток, которые со всем жаром молодых сердец отдались служению идее. Е.А. Свиньина (урожд. Лучинская) оставила воспоминания о своей сестре Наталье, увлеченной новыми идеями, отказавшейся от своего класса и соединившей свою жизнь с выходцем из крестьян: "Да, ее гуманные порывы, ее мечты не дожили, до осуществления, и умерла она с блаженным сознанием - что, наконец, отдохнет. Помню и Адриана (муж сестры. - Р.К.), маленького, его оживленное личико, некрасивое, неумное, и красный флажок в руке... Его восторженные крики... свобода! и т.д., а теперь. Где его могила? убит он теми, за кого ратовал, кем восхищался и за кого тогда рисковал? <...> Дочери ее обе теперь уж настоящие чистокровные пролетарки, ни хлеба, ни платья, ни угла".
Созданные разными художниками образы - "Курсистка" Н.А. Ярошенко из Калужского музея и каторжанка в первом варианте картины И.Е. Репина "Не ждали" - имеют несомненное сходство в костюмно-пластическом решении. Обе в шапочках на стриженых волосах; в пледах вместо пальто; в скромных блузках и юбках, едва достигающих щиколоток. Но одновременно обе женщины воспринимаются как два возраста в жизни одного человека. Прелестная хрупкая "Курсистка" еще сохраняет некий налет изящества в покрое юбки, отделанной когда-то модным "бульоне", в строгом следовании покрою гарибальдийки с белым воротничком, подчеркнутой поясом тонкой талии. Она изображена идущей, а женщина с картины Репина стоит, крепко упершись в землю ногами в грубых башмаках без каблуков. Простая юбка, без малейшего налета щегольства, сшитая из случайной ткани, и фигура, кажущаяся особенно приземистой из-за того, что полностью укрыта бесформенным пледом.
Сознательный аскетизм в одежде, темные цвета и белые воротнички, которым отдавали предпочтение женщины с передовыми взглядами, однажды войдя в обиход, оставались в российской жизни практически всю первую половину XX века.
Позднее пластически облик изменился, но интересы и сам психологический тип, требующий постоянного общения с единомышленниками, новых книг и внимания к себе, несомненно сохранился. "Особенно хорошо мне запомнилась курсистка такого типа - гладко причесанная на прямой пробор, в простеньком темном платьице, всегда носившая на шее черный шнурок от часов с перемычкой. Она так и ждала момента, как бы зацепиться за какой-нибудь разговор, а поймав подходящую тему, почувствовала себя в своей сфере. Выражение лица в это время было у нее напряженно-серьезное, с задумчивой складкой меж бровями. Спорила она мягким тихим голосом, слегка покачиваясь в такт своей речи, с интонациями, весьма характерными для ее существа, имевшего пристрастие ко всему отвлеченному, взятому не из жизни, а из книжек. поделиться

Раиса Кирсанова

12.12.2003