Фермер

Лошадь была большая, теплая и непредсказуемая. Задача, которая предстояла Насте, обреталась на грани научной фантастики. Уцепиться за железки, болтающиеся на этом существе и оседлать его так, чтобы при этом ее саму не лягнули и не съели.
Настя была уверена, что лягаться лошадь может во все стороны. При желании ее нога, то есть, пардон, копыто опишет полный круг. А зубы у нее, наверное, длиннее, чем у тигра. И сила немереная. В общем, идет она на форменное самоубийство изощренным способом.
– Подсадить? – нейтрально спросил ответственный за эту зверюгу. Парня звали Кистень. Был он высокий, худой и держался отстраненно. Впрочем, Насте он понравился.
Одет Кистень был чисто. В джинсы и клетчатую рубаху с рукавами по локоть. Не крестьянин – ковбой. И, самое главное, лошади у него были ухоженные и, судя по внешнему виду, их кормили хорошо. Не жалкие клячи. Таких не жалеешь. Таких боишься.
Однако выхода нет. Казенную машину не дали бы «на погляд». Всю эту романтику предстояло испробовать в деле и запечатлеть на фото. А потом опубликовать в газете, в статье про молодых фермеров. Так что…
– Да, если можно, подсадите, пожалуйста. И, если не трудно, подскажите, с какой ноги начинать.
Похоже, Кистень привык иметь дело даже с неповоротливыми старыми тетками. Он наклонился, взял Настину ногу (специально по такому случаю надела мягкие кроссовки) и поставил в этот треугольник, который называется стременем. И вот она уже наверху, и оцепеневшие от страха руки намертво стиснули поводья.
– Держитесь?
– Да вроде бы…
Лошадь под Настей была, дилетантски говоря, темно коричневого цвета. Пока она вела себя прилично – стояла. По большому счету на ней казалось безопаснее, чем на какой-нибудь экстремальной карусели. Настя вспомнила свое последнее посещение городского парка. Матерь Божья! Пока эта чертова «Орбита» не остановилась, она успела перечитать все молитвы, которые знала. Да испытывают ли как-то сии изобретения? Или надеются на человеческую природу? Хочешь жить – вцепишься изо всех сил и удержишься. Впрочем, если по стране взять, достаточно и трагических случаев на аттракционах. Так что молитвы были по делу.
Кистень оказался в седле одним скользящим, неуловимым движением. Лошадь под ним была гораздо крупнее Настиной. И, видимо, они давно уже стали друзьями. Конь горячился, радуясь предстоящей прогулке. Кистень сдерживал его даже ласково. Так хозяин удерживал бы любимую, балованную собаку – пришло сравнение Насте на ум.
– Куда поедем? – спросил Кистень.
– Если можно, не очень далеко. И – шагом. Мне бы только какую-нибудь красивую природу вокруг, чтобы снимок сделать.
– Да Бурушка иначе и не пойдет, как шагом. С таким-то всадником! Лентяйка она. В основном детей катает – и еще ни одного не уронила.
Давайте я вас к археологическому памятнику отвезу.
Пока с красивыми пейзажами вокруг была напряженка. Вокруг расстилалась самая что ни на есть обычная деревня, которая для иностранцев была бы экзотикой, наподобие папуасских домов. Ну как им, «сделавшим евроремонт природы» поверить, что годами было и будет это вот бездорожье, лужи и грязь, дома без газа и воды, колонки и колодцы, некрашеные будки уборных…
– Надька! – зычно крикнула из ворот баба в куртке-болонье.
Мимо на крейсерской скорости пронеслась овца. Копыта ее стучали звонче, чем у лошадей. Прямо пулеметная очередь.
– Почему-то самое популярное имя для овец в этой деревне, – с усмешкой пояснил Кистень. – Через одну – Надьки.
Пока что он свое обязательство выполнял. Кони шли шагом. Было страшно, но терпимо. Впрочем, Бурушка давала роздых. Она вообще останавливалась и начинала собирать губами истоптанную пыльную траву. Настя переводила дыхание и то наклонялась поправить ногу в стремени, то ерзала, стараясь поудобнее устроиться в седле. Ноги уже начинали ныть от непривычной позы.
Наконец Кистень решительно взял поводья, обругал Бурушку, надумавшую превратить прогулку в пастбище, и заставил ее идти вровень со своим Королем.
– В прошлом году к нам студенты сюда приезжали. Раскопки у них были. Лагерь во-о-н где стоял.
– Где лес?
– Не лес там – барский сад. Когда-то помещичье хозяйство было. Теперь одичало все: мелкое родится. Вишня, малина, яблоки... Студенты там и паслись. Приехали, нарядные такие. А уезжали – вы б видели! Одичали совсем.
– Это за сколько ж?
– Им трех недель хватило. Жили в палатках, а дожди в то лето были один за одним. Да там будто дети. Костер ни один разводить не умеет. С едой – беда. То у них каша горелая. То супа половина сбежала, вместе с тушенкой.
– Вы к ним в лагерь ходили?
– Сперва так просто заглянул. А потом вроде как пастухом стал. Жалко же. В деревню приехали, тут бы молоко и пить… А председатель наш им не выписывает. Они только и смотрят, как поросятам мимо них ведрами таскают. Да такое молоко, против городского – сливки. Они стоят и облизываются. Пришлось им от своей коровы носить. В баню их к себе водил, они речки боялись. Место, мол, у вас здесь дикое, пляжа нет.
Настя подумала, что городские всегда чувствовали себя хозяевами жизни, а из больших городов особенно: всех прочих считали провинциалами – отсталыми, неразвитыми. Вот вам, извольте…
А еще мгновение спустя она чуть не ахнула от восторга. Поле, с двух сторон окаймленное лесом, обрывалось впереди. Единственное среди поля стояло кряжистое дерево. Настя пригляделась – дуб. Бог знает сколько лет молнии щадили его в грозу. Дорога здесь была сухой, а пыль казалась белой, чистой.
– Вон там впереди, где Волга, их раскоп, – пояснял Кистень. – Работа была – не бей лежачего. За день на двух человек вскопать квадрат метр на метр. Парень копнет – и стоит. Девчонка это все в пальцах перетирает, находки выкладывает на лист. Утром ребята кличут – кто ко мне пойдет работать девочкой?
– И что находили?
– Да все посуду битую. Иногда железки, бусины тоже попадалась. Еще они могилки копали. Детские. Там горшочек с зерном и косточки. Они их называли МЖК – молодежно-жилищный комплекс.
– Циники.
– Да нет, это они так, чтоб страшно не было. Побаивались копать. Девчонка копает, парень прикалывается. Сейчас он, мол, выскочит, укусит тебя и убежит. А потом им начальница место показала, где особо ценный покойничек лежал. Его и копать-то нельзя было, требовалось разрешение получить. Место это на краю оврага, все осыпается. Кости видно, а трогать запрещено. Ну а ребятам как показали, так они и рванули туда. Начальница орет – куда? Они, мол, черепушку доставать на пепельницу. Она им – варвары, вернитесь!
– Одного они не понимали, – продолжал Кистень. – Ветра здесь все вон с той стороны. Как раз, где захоронения. Городище же было – здесь. А по их законом положено было, чтобы ветер дул с города живых на город мертвых. А не наоборот.
Они подъезжали уже к обрыву, где заканчивалось все сверканием реки под двадцатиметровой высотой. Травам никто не мешал здесь и они росли в человеческий рост. Благоухали медом те желтые цветы, название которых Настя всегда забывала. Донник?
– А вы всю жизнь прожили тут? – спросила Настя.
– Почему? Уезжал и я. Учился. Не потянул.
Она промолчала. Не уточнять же вопросами, что учеба для него оказалась слишком сложна.
– На экзамен идешь – пятьсот рублей в зачетку клади, – объяснял Кистень. – Зачет – сто пятьдесят. Иначе глухо. Сто раз пересдавать будешь. Откуда ж взять? На одну жизнь там не напасешься. Подрабатывал дворником, детсад убирал – не хватало. Года полтора помучился, и вернулся. Здесь дом, лошади – отец всю жизнь конюхом был. Туристов вон катаю.
Настя поняла, что та жизнь все же влекла его, потому и тянулся он к этим «детям», приезжавшим сюда на короткую практику, потому и опекал их. Она попросила его отъехать метров на десять, чтобы можно было сделать фотографию. И он охотно ей позировал. И даже лошадь поднимал на дыбы, чтобы снимок получился эффектным.
А ей сейчас не верилось, что через несколько часов, она вернется в свою городскую квартиру, в эту маленькую клетку, где воздух застоялся за день. Где она не нужна никому, кроме старого кота по кличке Персик. И до веку пить им вдвоем чай на кухне. Персик будет лежать на полу, удачно закрывая рыжим телом дыру в линолеуме. А она будет сбрасывать для него кусочки колбасы с бутерброда.
Ей бы хоть в деревянный дом, где из всех удобств – не текущая крыша над головой, хоть в эту студенческую промокшую от дождей палатку. Лишь бы рядом – живое тепло, чувство локтя, товарищество и, если Бог дал бы, хоть чуть-чуть любви.
Единственное, чем можно прогонять тоску – это улыбкой. Хотя бы ее подобием.
– Вы не могли бы встать возле тех камней? – Голосом из мультфильма про Простоквашино сказала она Кистеню. – Очень они у вас замечательные. поделиться

Татьяна Свичкарь

19.05.2005