Женское доверие оправдывает

Наш ответ Испании

Рассказывают, однажды на концерте в Киеве прямо на сцену Розенбауму вынесли подарок – бутылку портвейна. Певец при виде столь приятной неожиданности расплылся, впервые за выступление, в широчайшей улыбке и произнес вдруг: "Хм, портвейн... Его пили тогда, когда щемящая красота Антонио Бандераса еще не обрушилась на Киевскую Русь и сопредельные государства". Чем именно "щемяще" красивый (верно подмечено!) испанец не угодил, певец уточнять не стал, однако, подумав еще минуту, продекламировал не без иронии: "Кредит доверия у женщины истрачен. Амур ей подмигнул и был таков. Куда ни плюнь – везде сплошные мачо, а очень не хватает мужиков".
Нехватка такого рода нынче действительно очевидна. Тем более остро она ощущается в шоу-бизнесе, на фоне которого Розенбаум остается одним из тех немногих, кого женщины готовы "кредитовать" снова и снова вот уже более четверти века беспроцентно.
И певец это доверие заслуживает. Поспорить с тем, что он – настоящий, в самом русском смысле этого слова, мужик, сложно. Первым он стал давать концерты буквально на линии фронта в Афганистане, а потом и в Чечне, редко соглашаясь выступать в клубах, в то же время активно гастролирует по тюрьмам, а если публика не отпускает, "отстаивает" концерты и по четыре часа и никогда не работает под фонограмму.
При этом Розенбаум твердо убежден: мужчине от природы положено быть добытчиком, женщине – сидеть дома, партиям вроде "Женщины России" вообще лучше не существовать, и хорошо, если та же судьба постигнет гей-парады. И хотя эмансипированные женщины и кровно заинтересованные в гей-парадах мужчины уже попеняли певца за его категоричность, другая, более традиционно ориентированная часть мужской аудитории Розенбауму благоволит. И ее можно понять. Ведь даже на непростые, болезненные для многих представителей сильного пола вопросы о "левосторонних" романах он как обычно находит категоричные и виртуозные ответы.
"У меня было, у меня есть, у меня, может быть, будет, – по-ленински чеканит певец, оставляя массу простора для воображения. – Но это наше – мужское. Я нормальный физиологически функционирующий мужской организм, если хотите, самец, причем в этом нет ничего уничижительного или грубого".
И снова – не поспоришь! А журналисту, в очередной раз попытавшемуся подтолкнуть певца (несмотря на его многолетний семейный стаж) к откровенности о делах любовных, опять приходится довольствоваться малым...

Нормальный уличный пацан

По части профессиональных увлечений Розенбаум – личность многогранная. За его плечами работа в качестве санитара и пильщика-вальщика 4-го разряда, доводилось ему и на подводной лодке служить в качестве судового врача, и на ринге боксировать, и много чем еще заниматься. Есть мечта побыть "рядом со зверями" – стать егерем, к примеру, или на худой конец директором зоопарка. Пока же своими основными "работами" Александр признает только сцену и медицину.
Врач Розенбаум – потомственный. Родился он в семье студентов-однокурсников Первого медицинского института Якова и Софьи Розенбаум. Институт родители оканчивали в 1952-м, в год последнего правления Сталина, год всплеска антисемитизма и дела кремлевских врачей. Как выпускнику-отличнику отцу Розенбаума еще предлагали неплохие места в Ленинградской области, однако он принял решение увезти семью подальше от Ленинграда. Город Зыряновск в Казахстане, куда и железная дорога не доходила, показался идеальным для того местом. Здесь Яков Розенбаум, уролог по специальности, стал главным врачом городской больницы, его жена – акушером-гинекологом, а сына они определили в музыкальную школу, организованную жившими в городе ссыльными, обучаться игре на скрипке. Правда, особых музыкальных талантов в отпрыске родители не замечали, и только бабушка Анна Артуровна уже тогда уверовала в "исключительность" своего внука. Здесь же у Розенбаумов родился и второй сын – Владимир.
А спустя несколько лет после смерти Сталина и начавшейся известной либерализации Розенбаумы возвратились в Ленинград. Поселились они в прежней коммунальной квартире на Невском проспекте, вшестером в 20-метровой комнате. Ленинградский двор-колодец оказал на будущего певца настолько сильное влияние, что и через 30 лет он признавался: "Я все равно живу в этом мире, мне его очень не хватает". Музицировать Саша продолжил и после переезда семьи, сменив скрипку на фортепиано. Правда, особой радости от занятий не испытывал. Больше ему нравилось распевать бравые пионерские песни, вроде "Взвейтесь кострами...". Но все же самую большую, ни с чем не сравнимую радость доставляли ему дворовые игры и занятия боксом.
"Я был нормальный уличный пацан, – позже вспоминал певец. – Случалось, хулиганил, бил лампочки в подъездах, девочек в подворотне "зажимал", курил с тринадцати лет. Но все это в меру – "оторвой" я не был. Вот отец у меня был сильный. Мужчина во всех смыслах слова – отвоевавший всю войну, мужественный, крепкий, все делающий для семьи. А я – такой нормальный среднестатистический советский мальчик. Но, видимо, в какой-то момент Господь решил про меня: на этого парня я ставлю и буду ему помогать".

Скучающий санитар

Решив пойти по стопам родителей, Александр выдержал огромный конкурс и поступил в тот самый Первый медицинский институт. Там же вплотную, хотя поначалу на уровне капустников и застолий, занялся музыкой. Каким-то образом песня, исполненная им на первом курсе, даже попала на Киевский фестиваль и получила приз зрительских симпатий. Далее, как и полагается, бурные влюбленности, стройотряды, не сданные "хвосты", экзамен, оставленный на осень и, как следствие, – отчисление. Во время вынужденного перерыва Александр твердо решил от медицины не отступать и устроился санитаром в послеоперационное отделение. А когда спустя год ему все же разрешили вернуться к занятиям, за учебу взялся уже более основательно, теперь с практическим знанием предмета. Тогда же в студенчестве Розенбаум женился. Первый брак певца, правда, оказался недолгим – 9 месяцев. Но через год после развода он женился снова, на Елене Савшинской, студентке того же института, и вскоре у них родилась дочь Аня.
В 1974 году Александр на "отлично" сдал госэкзамены. И став дипломированным терапевтом со специализацией "анестезия, реаниматология", начал работать в престижной скорой помощи на первой подстанции. И хотя спустя несколько лет, встав перед выбором – медицина или музыка, он предпочтет последнюю, скучать по первой профессии, по собственному признанию, так и не перестанет: "Я скучаю очень по медицине... В искусство я пришел тридцатилетним. У меня уже был ребенок, была профессия – врач реаниматологической специализированной бригады… Мне приходилось и больных на руках с пятнадцатого этажа таскать, и на сорокадвухметровый кран лазать в февральский мороз, чтобы спасти человека".

Идеологический противник СССР

Запел Александр в не самое простое время. В 1980-м авторская песня переживала тяжелые времена. Закрыли Грушинский фестиваль и Московский клуб самодеятельной песни. В том же году скончался Высоцкий… Да и петербургские барды Розенбаума не признали. Правда, сам певец, по собственному признанию, к ним особо и не стремился: "Мне все-таки хотелось отличаться от элементарной самодеятельности. Мне даже казалось, что многие барды недостаточно музыкальны".
Вскоре на пути к большой сцене возникла и другая трудность – еврейская фамилия. Концертные организации настоятельно советовали Розенбауму фамилию сменить. А поскольку глухие афиши без фамилии тоже не были выходом, в конце концов Розенбаум решился. Псевдоним взял – Александр Аяров, по собственным инициалам. В 1982-м Аяров возглавил ансамбль "Шестеро молодых", а позже поступил в "Поющие гитары" при Ленконцерте. Как-то Альберту Асадулину, который сам переквалифицировался из архитектора в певцы, дали телефон "одного голосовитого мужичка". Встретившись с Розенбаумом, Асадулин понял, что этот человек "позарез нужен "Поющим гитарам". И врач скорой помощи стал играть у Асадулина на рояле и немного петь. Постепенно песенная "норма" Розенбаума увеличивалась, а вместе с ней и его эстрадный опыт. А когда он почувствовал, что уже давно сидит на двух стульях и что это "не только неудобно, но и нечестно", решил уйти. Правда, предварительно все-таки выяснил, не лишит ли его диплома перерыв во врачебной практике. Когда в Горздраве Розенбаум объявил, что уходит на эстраду, инспектор удивился: "Но там же нет должности врача, только фельдшерская"...
Псевдоним между тем Розенбаума напрягал все сильнее. В конце концов он объявил – петь будет только под своей фамилией. Первое выступление под фамилией Розенбаум организовалось со скрипом. Певца называли эмигрантом, израильтянином и преступником. Позже были попытки представить его еще и агентом. В украинской газете "Молодая гвардия" писали: "Заказчики этой музыки известны – ЦРУ, ФБР... Подобные "таланты" нашим идеологическим противникам необходимы". Вкус успеха Розенбаум почувствовал только с началом перестройки. И если еще совсем недавно за выступление в сборном концерте Ленконцерт начислял ему всего по пять рублей, то уже в 1988-м итоги продаж пластинок ведущих советских исполнителей выглядели так: Алла Пугачева – 15 миллионов экземпляров, Александр Розенбаум – 10 миллионов, Валерий Леонтьев – 5 миллионов.
"Я начинал с рок-музыки, – теперь размышляет о своем творческом пути певец. – Когда появились ВИА, я ушел в "Утиную охоту" и "Гоп-стоп". Затем появилась махровая и дешевая блатота, и я инстинктивно ушел в ту музыку, которая меня сегодня больше интересует. Я – музыкант, и сейчас мне интересно себя чувствовать именно так. Наверное, и возраст играет свою роль. Возможно, если меня что-нибудь дернет, я снова напишу что-то типа "гоп-стоп", но пока меня это мало интересует".

Песенный авторитет

Розенбаум – пожалуй, один из немногих авторов, которому удалось создать несколько песен, совершенно выпавших из понятий "время" и "мода". "Утиная охота" и "Гоп-стоп" – хрестоматийные тому доказательства. На 50-летие певца в подарок имениннику легендарный "Гоп-стоп" исполнял даже хор генералов. Сам же певец тем "одесским" периодом своего творчества бесспорно дорожит, но не считает главным.
"Гоп-стоп"-цикл был написан еще в середине 1970-х, – вспоминает он. –  Я тогда прозу Бабеля читал взахлеб, в ту пору полуподпольного писателя... Послушайте все мои "одесские песни": там всегда наказуется зло и предательство. Там не просто "мальчики, да вы налетчики, кошельки да кошелечечки", там – сюжет, кара за несправедливость, за предательство... То же самое и в "Гоп– стоп": "Шубки беличьи носила, мир блатной совсем забыла – и перо за это получай!" Что же это в самом деле – ноги на ночь мыть, стелить полковникам, когда кореша погибают? Кошмар! Я люблю эти свои песни. Но "Одесса" никогда не была моим основным делом. Это эпизод. Замечательный, удачный, потрясающий, но назвать меня апологетом блатной песни – это чересчур". Оттого, что с воспетым миром знаком не понаслышке и со многими авторитетными в этой сфере людьми общается лично, певец не открещивается. "Мне, как поэту, музыканту, любой человек интересен, если он личность... Я не делаю никаких принципиальных различий между публикой зоны и любой другой, и, кстати, "Вальс-бостон" в зоне проходит лучше, чем "Гоп-стоп".
К тому же, как показывает практика, публика эта нередко с большим уважением относится к артисту, чем любая другая, даже если выступление проходит в не очень обжалованных певцом клубах. "Ни один настоящий блатной, ни один вор приличный не будет смеяться, громко разговаривать, жевать, когда Розенбаум поет. Ему может не нравиться, но он будет сидеть тихо, спокойно. А шелупонь она и есть шелупонь, даже если рядится в тогу крутости", – резюмирует певец.

Неголодный художник

А вот "совковое" представление о том, что поэт должен за песней ходить, Розенбаум, хорошо запомнивший времена, когда приходилось считать каждый рубль, отвергает категорически: "Чушь собачья! Поэт может ездить в шикарном автомобиле. Почему нет". Вместе с друзьями певец вполне успешно занялся бизнесом, став вице-президентом компании "Золотая страна", владеющей в том числе и несколькими ресторанами.
" Нет ничего странного, когда артист приходит в большой бизнес. Шварценеггер, Брюс Уиллис и Сталлоне имеют "Планету Голливуд", Де Ниро имеет нехилый ресторан в Нью-Йорке. К счастью, бизнес уже мало кого пугает. Здоровых и здравомыслящих людей становится больше, чем больных, вне всякого сомнения. Это я вам как врач говорю. И с каждым днем их будет все больше и больше. Так должно быть, и так будет... Главное, что у меня есть, – это право выходить на сцену. Это моя работа, мой доход. Не возражал бы еще иметь заводы и пароходы. Больше бы возможностей открывалось для творчества. Работал бы в той студии, которая бы меня полностью устраивала. И как Элтон Джон возил бы с собой на гастроли рояль".
Опроверг Розенбаум и другое устоявшееся мнение – художник всегда оппонент власти. По собственному утверждению, он "много ездит по стране", много видит и верит в то, что в политике можно делать добрые дела. Став депутатом от партии "Единая Россия", думскую зарплату Розенбаум пообещал перечислять "в благородное место с благородной целью" и делать все для того, чтобы избавить людей от пиратской продукции и фонограммы в 500-местном зале.

Терпимый боксер

Розенбаум уже записал 25 альбомов, выпустил две книги стихов и песен, снялся в двух художественных фильмах, четырех музыкальных лентах, большую часть времени по-прежнему проводит вне дома, в разъездах по гастролям или экзотическим местам вроде Амазонии...
– А мемуары о своей насыщенной жизни вы пока не собираетесь писать?
– Я считаю, что мемуары – это для людей от семидесяти и старше. Вот тогда, если ты в нормальном психическом и физическом состоянии, можно что-нибудь вспомнить. А я не тороплюсь умирать, хотя возраст у меня такой, что уже можно и концы отдать. Это я как доктор говорю...
– Ваше отношение к жизни с годами переменилось?
– Мои жизненные принципы остались те же. Я всегда говорил то, что думал, и делал то, что хотел. А вот к людям я стал относиться сегодня гораздо терпимее и не лезу в драку без необходимости. Хотя я вспыльчивый и "достать" меня легко. Завожусь, когда вижу явную несправедливость, хамство, жлобство, неуважение к личности. В нашей эстрадной тусовке всего этого – через край, поэтому стараюсь там, по возможности, не бывать. Предпочитаю общаться с людьми, которые мне любы и которым люб я. А на тех, кому я не нужен, мне наплевать. Просто выбрасываю их из своего окружения, как старье из шкафа.
– Никогда не хотелось все бросить?
– Периодически возникает навязчивое желание уйти в монастырь. Или уехать в деревню. Построить там дом, завести гусей, уток, индеек, собак, лошадей. Коротать дни с конюхом Василием или там Федотом. И ездить на концерты иногда.
– Скажите, не кривя душой, вы не устали быть чьим-то событием?
– Я никогда не кривлю этим органом…. Знаете, когда кто-то говорит, ах, как я устал от поклонников, – врет. Если завтра его перестанут узнавать, у него перестанет звонить телефон и никто не возьмет ни одного автографа, он пойдет в парк и повесится. Я говорю образно, но ему будет так плохо, как вы себе представить даже не можете. Другое дело, что иногда, конечно, для того, чтобы доставить себе небольшие удовольствия, хочется быть неузнаваемым. Но чтобы сказать, что я хочу, чтобы меня не узнавали и мной не интересовались? Да упаси Господь. Я очень расстроюсь".