Маскарадные похождения

В последний вечер уходящего 1831 года в Российском Благородном собрании имел быть костюмированный бал-маскарад. Вдоль фасада величественного здания на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда выстроился ряд карет и возков. Это съезжалась московская знать: аристократы и сановники, молодежь военная и статская, красавицы замужние и помолвленные, а также искательницы женихов - недаром прозвали Москву ярмаркой невест.
Оставив лакеям шубы и шинели, надев маски и домино, они входили в великолепный Колонный зал, блиставший хрусталем люстр, драгоценностями дам, шитьем мундиров, эполетами и орденами - и рассаживались за сервированными столами. После ужина начался бал. Вальс сменила зажигательная мазурка.
В разгар веселья музыка смолкла, и распорядитель объявил, что праздник почтил своим присутствием предсказатель. Вошел гость в маске и причудливом костюме астролога, с огромной книгой судеб в руках, переплет которой покрывали черные и белые полосы, а в центре был голубой овал, испещренный знаками Зодиака. Раскрыв книгу, прорицатель начал читать стихотворные предсказания, обращенные к гостям праздника. Это были веселые мадригалы и остроумные эпиграммы.
Так, недоступной красавице Александре Алябьевой, воспетой Пушкиным, были посвящены такие строки:
Вам красота, чтобы блеснуть,
Дана,
В глазах душа, чтоб обмануть,
Видна!
Но звал ли вас хоть кто-нибудь:
Она?
К другой красавице - Вере Бухариной - прорицатель обратился с каламбурным мадригалом:
Не чудно ль, что зовут вас Вера?
Ужели можно верить вам?
Нет, я не дам своим друзьям
Такого страшного примера!
Поверить стоит раз... но что ж?
Ведь сам раскаиваться будешь,
Закона веры не забудешь -
И старовером прослывешь!
Почтил вниманием астролог также молодую певицу Полину Бартеневу, начинающую поэтессу Евдокию Сушкову, позднее получившую известность под фамилией мужа - Ростопчина, сенатора Башилова, литератора Николая Павлова, известного всей Москве повесу Константина Булгакова. Были прочитаны и такие стихи:
Вы не знавали князь Петра?
Танцует, пишет он порою.
От ног его и от пера
Московским дурам нет покою.
Ему устать бы уж пора -
Ногами, но не головою.
Адресата этой эпиграммы узнали все. Это был издатель "Дамского журнала", стихотворец князь Шаликов, сочинитель мадригалов, воспевавших "прекрасных дам", их "прелестные ручки и ножки". Несмотря на почтенный возраст - князю перевалило за шестьдесят - он усиленно молодился, одевался вычурно и претенциозно: в толпе гостей мелькал его фрак бронзового цвета и пышный бирюзовый галстук-бант. Эпиграмму князь принял за комплимент и в отчете о новогоднем маскараде, опубликованном в "Дамском журнале", благосклонно упомянул о "довольно затейливых стихах", обращенных к гостям.
Вряд ли кто из участников костюмированного бала догадывался о том, что под маской астролога скрывался Михаил Лермонтов, в то время семнадцатилетний студент Московского университета. Об этом знал только его близкий друг и родственник Аким Шан-Гирей, помогавший готовиться к маскараду: он старательно срисовывал с этикеток чайного ящика китайские иероглифы, вырезал их из черной бумаги и надклеивал на страницы "книги судеб" в качестве каббалистических знаков, под которыми Лермонтов вписал стихотворные послания знакомым. Только полвека спустя новогодние мадригалы и эпиграммы будут включены в собрание сочинений поэта, а еще позднее огромная "книга судеб" займет место среди музейных экспонатов лермонтовского зала Пушкинского дома в Петербурге.

        ***

В пестром и шумном вихре маскарада царили женщины. Скрывая лица под масками, они чувствовали себя хозяйками положения. Дамы интриговали кавалеров, шептали им любовные признания, назначали свидания, упрекали в ветрености. Мужчины, в большинстве своем без масок и маскарадных костюмов, одетые во фраки или мундиры, держались скромно. Завидев в толпе знакомого, та или иная дама, искусно изменив голос, манеры и даже походку, подходила к нему и заводила разговор, намекая на то, что ей известны его секреты и симпатии. По традиции, дамы и кавалеры обращались друг к другу на "ты".
Скрываясь под маской, можно было достичь многого: заинтриговать, даровать надежду, очаровать, нежными намеками добиться признания. Строгие и недоступные в свете, подобно целомудренной Диане, древнеримской богине Луны, красавицы в масках уподоблялись другой богине - ветреной Венере: они кокетничали, не опасаясь быть узнанными.
В маскараде причудливо перемешались все слои петербургского общества. Тут появлялись гордые титулованные красавицы из высшего света - и легкомысленные жрицы мимолетных наслаждений. Бывали здесь и императрица, и ее дочери - великие княгини Мария и Ольга. Утомленные строгим придворным этикетом, они приезжали в маскарад инкогнито в поисках острых ощущений и, скрывая лица под масками, бродили в пестрой толпе, вызывая тревогу у наблюдавшего за ними издали, но не решавшегося подойти петербургского обер-полицмейстера.
Бывал в маскараде и сам Николай I - его сопровождал шеф жандармов, следивший за тем, чтобы государю не подавали прошений. Однажды императора долго интриговала Александра Смирнова-Россет: она искусно выдавала себя за провинциальную простушку, пытаясь изъясняться на причудливом "смешении французского с нижегородским", вернее сказать, с саратовским, поскольку представилась она как приезжая из Саратова. Поглядывая на хорошенькую провинциалку, Николай I рассказывал ей о бывших в маскараде аристократах, что заставило ее в конце беседы воскликнуть: "Ах, Боже мой, что скажут в Саратове! Я затесалась в такое общество: все графы и итальянский посланник!" Россет уехала из маскарада неузнанной и только на другой день, встретившись с императором, призналась, кто скрывался под маской наивной провинциалки.
О маскарадных похождениях нередко писали писатели того времени: Александр Бестужев-Марлинский, граф Владимир Соллогуб, Осип Сенковский, публиковавший свои произведения под очень популярным в то время псевдонимом "граф Брамбеус". Под впечатлением прочитанных повестей многие в поисках приключений стремились попасть в маскарад. Здесь молодой человек мог провести вечер в обществе очаровательной незнакомки и расстаться с ней у подъезда, где ее ожидала роскошная карета, а его - путь на окраину Петербурга пешком.

Удаляются и стихают звуки бравурной музыки. Исчезает в дымке лет пестрый вихрь маскарада. И только бессмертные лермонтовские строки вызывают шумный праздник из небытия:
Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта.
Светили мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста...Анализ стихотворения «Смерть поэта», одного из лучших стихотворений Лермонтова. поделиться

Алексей Корнеев

11.01.2002