Дом с белыми колоннами

Любовница иностранца



Ей хотелось поскорее вернуться домой, туда, где привычно, чтобы все понять. Только когда она вошла в пустую квартиру (она уже несколько лет снимала ее - конурка в пятиэтажке), села на диван и, закрыв глаза, еще раз про себя повторила фразу, не покидавшую ее ни в гостинице, ни в аэропорту, ни в такси: "Бог мой, я любовница иностранца!" И фраза эта впервые обрела смысл. Она вдруг подумала, что целых семь дней разговаривала с ним на английском языке, не испытывая ни малейшего неудобства, тогда как вообще-то язык знала посредственно. Но это пустяки. Важно все остальное - семь длинных дней, проведенных в номере с ним.

Самое смешное, что она не знала о нем практически ничего. То есть она знала, что он живет не в Лондоне, а где-то в маленьком городке неподалеку. Что работает он, как и она, менеджером в рекламной фирме. Что у него есть жена и сын. А может быть, двое сыновей. Ей показалось, что однажды, говоря про сына, он назвал имя Ральф, а в другой раз - Питер. Она не знала даже, сколько ему лет. На вид лет сорок. Похоже, он был хорошо обеспечен - отличная машина, дорогие чемоданы. И вообще было ясно, что он устроен в жизни уютно и комфортабельно. Она еще не встречала столь обстоятельного любовника. Словно бы он привык наслаждаться решительно всем в жизни. Словно бы жизнь ни разу не давала ему понять, что она не такая уж и сладкая...

Утром она собралась на работу. Хотя где-то в подкорке уже сидела подлая мысль, что теперь ее карьера, может, и не значит ничего. Да, у нее хорошая зарплата, но она никогда не сможет скопить на квартиру. Ей уже за тридцать - и никого, кто мог бы вытащить ее из чужой квартиры, для кого она могла бы родить ребенка.

Просмотрев на работе электронную почту, она обнаружила его письмо, отправленное ровно через час после их прощания в аэропорту. Письмо было на том самом английском, на котором они разговаривали, но теперь она поняла только первую фразу: "Моя дорогая". Она достала словарь, лист бумаги и карандаш и села переводить письмо. "Моя дорогая! Я едва удержал себя, чтобы не броситься за тобой, когда ты уходила от меня в аэропорту. Но я тогда не знал, какую боль мне придется вынести несколькими минутами позже, когда в машине, где всего мгновение назад сидела ты, было пусто... Я ехал прочь из аэропорта, а ты уносилась прочь из Британии. За эти семь дней я сроднился с тобой больше, чем с кем-либо в моей жизни. И только одно не позволяет мне предаваться унынию - вера, что снова будем вместе. Навсегда твой, Пол".

Переведя это странное письмо, она даже хмыкнула про себя по привычке: подумать только - какие сантименты! Но ей было приятно - на самом деле она всегда мечтала, чтобы ей писали такие письма. Она не узнавала себя в этом письме, но образ был так прекрасен, что она соглашалась поменять свой собственный на этот. Разложив перед собой словарь, роман на английском языке, откуда можно было брать готовые фразы, и его письмо, она попыталась составить самый нежный ответ, на который была способна.

Они переписывались полгода, да еще раза по три на неделе он ей звонил домой. Романтический порыв в его письмах при этом не ослабевал, хотя иногда между строк и читалось удивление, почему она не отвечает ему тем же. Разве он мог понять, что английский любовный роман и разговорник на пять тысяч слов не могут передать всю гамму девичьих чувств?

А чувства были удивительные. Она понимала, что у нее есть мужчина, который не просто ее любит, который может ей дать намного больше. У него был дом "с пятью спальнями", как он гордо ей сообщил. Около дома - садик "с плодовыми деревьями". Улочка тихая с живыми изгородями вдоль дороги и церковью IV века на углу. В рекламном проспекте, который ей сунули в метро, она нашла дом, на ее взгляд, вполне соответствовавший дому Пола. Фонарь-эркер на два этажа, до зеркального блеска начищенная медная ручка на двери и старинный молоток в виде кольца. По утрам запах роз из палисадника и молоко на ступеньках перед дверью... Она с замиранием сердца думала, что эта невероятная фантазия приблизилась к ней на расстояние телефонного звонка, письма в электронной почте. И от сознания, что, скорее всего, эта фантазия сбудется, у нее темнело в глазах.



Что-то должно случиться



Через полгода у нее скопилось не меньше сотни его писем, и как-то, освобождая ящик стола, она прочитала несколько подряд. Ей вдруг показалось, что он тоже пользовался каким-то романом для выражения своих чувств - все письма были почти одинаковые, старомодные, с пышными эпитетами и неизменным заключительным God bless you - благослови тебя Бог или I am praying for you - я молюсь за тебя. Еще ей подумалось, что за эти полгода она мысленно уже переселилась к нему, а в его письмах не было ни слова об их будущей совместной жизни. Он мечтал лишь об их следующей встрече. В тот день она написала ему совсем другое письмо.

Она пыталась сказать ему, что до сих пор жила и считала, что на свете нет принца для нее. Она даже стала задумываться, как ей родить ребенка без мужа, планировала перевезти в Москву маму из Краснодара. И вот однажды встретила его - такого, о котором можно было только мечтать, - нежного, любящего, романтичного. В ее жизнь вошли покой и надежда. Она написала, что не имеет права, вероятно, говорить ему это, так как не знает его семейного положения, но только от него ей хотелось бы родить ребенка и только с ним растить его. В заключение она просила у него прощения за то, что давит на него, но просила дать ответ, возможно ли им жить вместе. Ответ пришел только через день.

"Это я должен просить у тебя прощения за то, что ничего не рассказывал о себе. Для меня это был мучительный шаг - ты существовала в другой реальности, с тобой я был абсолютно свободен. Но я должен сказать тебе, что женат, у меня есть двое детей, мальчики. Один уже вырос и не живет с нами, а второй - Питер, ему всего 11. Я очень привязан к нему и в своем роде - к Аник. Я очень уважаю ее, поэтому - даже не знаю, как сказать тебе, - не то, чтобы боюсь, не хочу делать ей больно. Она не заслужила этого. Я ничего ей не говорил о нас с тобой. Хотя думаю, что мне придется сделать это. То, о чем ты пишешь, для меня сейчас такое недостижимое счастье, что я боюсь спугнуть его, начав принимать какие-то меры по его достижению..."

Его письмо удивительным образом давало и положительный, и отрицательный ответы одновременно. Она решила пока не отвечать ему. И от него не было ни писем, ни звонков. На третий день он позвонил ей. Она много раз потом думала, не был ли этот звонок хорошо продуманной акцией, чтобы заставить ее забыть о том, что она так откровенно написала ему. Он позвонил вечером домой и трагическим голосом сообщил, что произошла катастрофа - Аник, пока он уезжал на два дня в командировку, обнаружила ее письма, устроила страшный скандал. Она порвала его коллекцию редких открыток, она так ругалась, что Питер от страха заперся у себя в комнате и не хотел открывать. Это была совсем не та женщина, которую он знал много лет. В общем, он вынужден переехать к другу. Она слышала по голосу, что это действительно потрясло его. Но слова, которые он произносил, не вызывали жалости к нему, потому что они все были направлены против нее и ее мечты. Он говорил, что ему невыносимо жалко жену, которая не сделала ему ничего плохого, и особенно мальчика - у него сейчас сложный возраст, он сожалел, что не был осторожен и не уничтожил писем...

Она обиделась. В этот же день в письме она написала ему, что, разумеется, все происшедшее ужасно, а она не хотела бы становиться разлучницей и губительницей чужого счастья. В конце концов, с женой они прожили почти двадцать лет, а ребенку нужен отец. Она советовала показать это ее письмо Аник и помириться с ней, сказав, что с русской девицей все кончено. Потому что это - правда и она просит его больше ей не писать и не звонить.

Конечно, он позвонил ей почти сразу же, и голос его звучал проникновеннее прежнего: "Я очень тронут твоим благородством. Но о чем ты говоришь? Я не понимаю, как между нами может быть все кончено? Я уважаю жену, люблю и горжусь своим сыном, но, тем не менее, он не перестанет быть моим сыном, если мы будем вместе. Я ведь не потеряю его, правда? Ты права, наступило время перемен. Something must happen - что-то должно случиться".



И случилось



В следующем письме он вызывал ее к себе, чтобы повезти к матери знакомиться и обсудить все. Улететь она смогла только через месяц - пришлось взять отпуск. Он встречал ее с розами, бледный и заметно исхудавший.

Они неделю колесили по зеленым английским холмам. Жизнь ее была в точности такой, какую она выдумывала, сидя в кресле в Москве. Маленькие семейные гостиницы с кружевными покрывалами на кроватях, живые изгороди и розы, море, на вид холодное, бесконечные пабы, таверны и рестораны. Когда они уже ехали по узким улочкам Брайтона, Пол сообщил, что его мама пять лет живет здесь, в Rest Home. Она не поняла - в доме отдыха? Сняли номер в гостинице, и Пол, оставив ее приводить себя в порядок после дороги, ушел узнать, когда можно будет пойти к матери. Это было хорошо, потому что она волновалась, и нужно было собраться с мыслями. От этой встречи, возможно, зависела ее судьба. Что они будут делать - пить чай в холле? Или сидеть в ее номере? О чем она будет спрашивать? А вдруг мать Пола ее не поймет? На всякий случай она достала разговорник и набросала на бумажке несколько фраз, принятых при первом знакомстве, разговоре ни о чем... Она скажет, что любит ее сына... Или это неприлично? Что такое дом отдыха? Двухэтажное длинное здание в саду, под деревьями в шезлонгах сидят беленькие старушки. Они проходят в холл, там темно и пахнет дезинфекцией и детским садом. Так вот что такое дом отдыха. Его мать живет в доме престарелых! Старая английская леди испарилась и превратилась в жалкую беленькую старушку, пахнущую детским садом. Если она будет жить здесь, ее тоже это ждет...

Старушка их не приняла. Сказали, что она неважно себя чувствует. Пол был явно огорчен, а она даже радовалась, что ей не пришлось увидеть свою старость раньше времени. Они прожили в Брайтоне два дня, но мать Пола так и не почувствовала себя лучше. Это как-то странно действовало на Пола, он был словно раздосадован. Но она ничего не спрашивала - ей было слишком хорошо, и она не желала вникать в их проблемы.

По дороге в Лондон Пол был все еще рассеян. А она думала, что за эти десять дней он так и не сказал - что же должно случиться. Тогда она и спросила его напрямую: как они будут жить дальше? Он не понял, что она имеет в виду. Ну, как же, ведь он вызвал ее сюда для того, чтобы обсудить их дальнейшую жизнь и решить что-то. Ведь жена выгнала его из дома... Он поколебался, помолчал, а потом очень тихо произнес, что ему трудно объяснять это, но, кажется, ее английский не позволил ей понять все до конца. Вернее, оказалось, что она вообще ничего не поняла. Все так сложно... Непонимание - misunderstanding. Она, не дослушав, попыталась открыть дверцу машины прямо на ходу. Но потом сообразила, что в Британии полностью зависит от Пола. Денег у нее с собой почти не было, самолет только через день... Она не позволила ему поцеловать себя даже на прощание, в аэропорту. Напоследок заявила, что между ними все кончено.



Агония



На работе ее ждали три письма - одно извиняющееся, второе - нежное, третье - испуганное. Она написала только один ответ, в котором повторила все, что писала ему тогда, перед Британией, добавив, что поездка ей все разъяснила. Он звонил ей домой, но она бросала трубку. Потом и вовсе купила автоответчик. С этих пор ее голос в телефонной трубке по-русски возвещал, что ее нет дома, а после сигнала раздавались его вкрадчивые, плаксивые, ноющие, страстные уговоры вернуть ему жизнь и любовь. На ее адрес ежедневно приходили несколько писем, в одних он пытался объяснить, что она любовь всей его жизни, бракоразводный процесс уже начат, но в Британии он длится примерно три месяца. Если же процесс пройдет мирно, без упоминания ее имени, то он займет еще больше времени, но позволит ему сохранить хоть какое-то имущество. Зато в следующих письмах он писал, что ходил навестить сына, и они вместе играли с саду, и он плакал, глядя на него и думая, что лишил его отца. Она была вне себя - он хочет ее вернуть и при этом ходит к своей жене, да еще и пишет ей об этом. Правда, иногда начинало казаться, что она перегибает палку и надо найти какой-нибудь удобный момент для отступления - все-таки он разводится.

Но вот однажды он написал ей, что ему нужно приехать и разобраться во всем. Оказывается, он из-за всех этих событий так забросил свою работу, что ему пришлось уйти с прежнего места, а нового он пока не нашел... Через неделю она случайно схватила трубку, не дожидаясь, пока включится автоответчик, - это был он. Он приехал на неделю раньше и радостно рапортовал об этом прямо из аэропорта. Она из вежливости спросила, где он собирается остановиться. Тут же тон его разговора сменился на истерично-жалобный, и он печально сообщил, что единственное место, которое он нашел, это общежитие, где, говорят, все совершенно awful - ужасно, и он просит разрешить ему пожить в ее квартире. Она злорадно заявила, что не рассчитывала на его приезд, поэтому с жильем помочь ничем не может - к тому же к ней в выходные приезжает мама из Краснодара, так что... Он еще кричал в трубку, что она не может с ним так поступить, где ее Christian forgiveness - христианское всепрощение? Но она не слушала. План сработал, и теперь ей оставалось только выдержать осаду... А потом сдаться под звуки фанфар.

Мамин поезд приходил в пять утра в воскресенье на Курский вокзал. Поначалу она совершенно серьезно подумала, что еще спит, когда на перроне из тумана вдруг прямо перед ней возник Пол. Худой, заросший рыжей щетиной, с лицом в красных пятнах, с диким взглядом, в несвежей рубашке, с каким-то пакетом в руках - он выглядел как простой отечественный алкоголик - старый и неопрятный. Он схватил ее за руку и забормотал, что догадался, где ее искать в этом большом городе, что второй день встречает все краснодарские поезда и вот, наконец, ему повезло... Он привез ей подарок - самые вкусные вещи, которые он смог разыскать в Лондоне, - она же так любит сладкое... Он хотел приехать к ней в офис, но не помнит адреса, хотел прийти к ней домой, но не знает, где она живет...

Он запустил руку в пакет, достал коробку с конфетами и протянул ей. А она смотрела на него, и жалость сменялась у нее чувством гадливости. Про работу, видимо, все было правда... А развод заберет у него дом и счет... Ему явно не меньше пятидесяти, он стар и неприятен. Она видела, как за его спиной растворяются дом с белыми колоннами, запах роз и темно-синий автомобиль... Нет, ей не было жаль всего этого. Было жалко терять мечту, такую близкую мечту о спокойной и счастливой жизни...

Когда послышался звук подъезжающего поезда, она опомнилась. Как можно более жестко заявила ему, что не хочет ставить свою маму в идиотское положение и знакомить неизвестно с кем... У него задрожал подбородок и глаза налились слезами, он сунул ей пакет и конфеты и сгинул в тумане... Вечером он звонил ей пьяный, говорил, что его сердце exhausted - опустошено, жизнь разрушена, у него нет работы, нет семьи, ничего нет. Еще он путано говорил что-то о случайностях, которые могут убить любовь. Конечно, ему надо было объяснить ей сразу же, когда его мать не захотела разговаривать с ними в Брайтоне - она передала через медсестру, чтобы они уезжали... Но он не успел, а она не поняла, что на все нужно время. Время, чтобы привыкнуть к мысли... Он все время сморкался и просил простить его, встретиться с ним хотя бы перед отъездом. Она повесила трубку. И больше он не перезванивал.



Екатерина Филатова поделиться

16.11.2001