В поисках жены

Двадцать лет я проработала преподавателем на курсах итальянского и французского языков. Студенты мои, как правило, были люди молодые, а где молодость - там и романы. Слава Богу, обходилось без трагедий - но всякие истории случались. Тем более, что среди моих студентов бывали и девушки, мечтавшие выйти замуж за иностранцев.

Французы

Он остался один с двумя сыновьями - тридцатилетний француз из небольшого респектабельного городка. Период траура закончился, и вдовец начал мечтать не просто о новой матери для своих маленьких детей, а о прекрасной романтической встрече. И что же может быть более романтичным для француза, чем знакомство с белокурой красавицей из России? В ход пошли русские знакомые и знакомые знакомых, и вот нашлась Она. Он влюбился по фотографии, сразу. Скромная миловидная молодая женщина с сыном того же возраста, что и его мальчики, не работала, жила с родителями, ребенком и взрослым братом в малогабаритной двухкомнатной квартире. А еще она изучала итальянский. Должна же быть у человека радость в жизни! Для нее она воплотилась в изучении языка. А тут, казалось, выпала удача с этим французом: он приехал в рекордно быстрые сроки, сумел понравиться родителям, подружился с сынишкой, наладил отношения с братом, вот только ее саму очаровать не смог. Сдержанную, молчаливую студентку в группе видно и слышно не было, все считали ее робкой, а тут она проявила характер, вскружила французу голову, но ответа не давала, решила поехать посмотреть. Во Франции она была прекрасно принята родными жениха и даже его начальством, ей все как будто понравилось, но замуж идти она категорически отказалась: она не пожелала связать жизнь с человеком, к которому не испытывала никаких чувств. Все это она изложила по возвращении сгоравшим от любопытства подругам спокойно и твердо. И осталась одна? Совсем ненадолго.
Но как же там француз с разбитым сердцем?

Не больше повезло и другому его соотечественнику, правда, французом он оказался только по гражданству, а на самом деле был вьетнамским аристократом, томным, утонченным и несколько вялым. Увлекся он скульптурных форм вальяжной молодой москвичкой, которая откликнулась на призыв и посетила его владения, сознательно показав все, на что способна, - пила, курила, кокетничала, проявляла независимость и заставляла покупать себе дорогие подарки. Она шокировала все окружение принца, но он не отступался, зато отступилась она.
Зачем портить человеку жизнь, да и себе тоже?

Промелькнул врач из Парижа, долго искавший русскую женщину-медсестру. Нашел. Неделями мучительно изучал фотографию, написал письмо. Но так и не решился познакомиться.

Был еще толстый громогласный предприниматель, кстати и некстати уведомлявший собеседников, а главное, собеседниц, что его офис расположен на Елисейских полях, и выписывавший себе невест преимущественно из Мелитополя и его окрестностей, полагая, что они менее капризны или, если угодно, более покладисты. Он так вошел во вкус отбора, что средство заменило цель. Вероятно, он и по сей день "выбирает".

Итальянцы

Однажды пришло письмо и куча фотографий. Муниципальный служащий, сорок лет, одинок. Вот его дом. Вот он сам в окружении кошек. Непонятая душа. Ищет подругу жизни. Тонкость. Духовность. Увлекается философией. Теоретизирование на шести страницах и даже - какая заботливость! - в конверт вложен купон на марку для девушки, которая решится ответить... Помогите!
Послание читали вслух все вместе. Кто откликнется? Кто оценит одинокого странника? Выбрали в своем коллективе самую талантливую - художницу, влюбленную в природу, поэзию и архитектуру. Круглолицую, ясноглазую. Уговорить ее написать незнакомцу был только один способ: он нуждается в твоей поддержке. Она написала теплое дружеское письмо, чуть посмеиваясь над собой. Он ответил на десяти страницах и попросил фотографию во весь рост, в купальнике... Всем стало неловко. Переписка затухла. Он поместил объявление в какой-то газете, получил несколько ответов и с ходу забраковал всех кандидаток. Его мнение о приземленности, бездуховности женщин только укрепилось.

Пришло еще одно письмо, написанное таким почерком, что расшифровать его было отдельной задачей. Пятьдесят лет, никогда не был женат, психолог. Фотография: большой, широкоплечий, с тяжелой челюстью. Хочет переписываться. Нашлась и на него кандидатура: серьезная молодая женщина, кандидат философских наук. Он, казалось, был удовлетворен. Завязалась переписка. Месяц за месяцем, учебный год заканчивался, и наша дама стала уставать. "На дворе май, - написала она. - Яблони цветут. Приезжай в Россию, где ты никогда не был, я покажу тебе места твоих любимых Чехова и Достоевского, и мы с тобой, наконец, познакомимся. За несколько дней мы узнаем друг друга ближе, чем за месяцы переписки". После этого он перестал отвечать на ее письма.

Маленький сухонький старичок с самого юга Италии не стал искать обходных путей и прямиком обратился в матримониальное агентство, где работала одна из наших студенток. Агентство устроило недельный тур "за невестами". "Дедуля" разыгрывал одну и ту же сцену: его дом слишком велик для него одного, жена умерла, дети выросли, он наслышан о доброте русских женщин. Пусть немолодая, пусть с ребенком, пусть не особенно красивая... Они были удивительно красивы, эти пять или шесть женщин, которые, стыдливо улыбаясь, заявили о своей готовности еще раз поверить в счастье. В их-то годы! А Дедуля деловито напрашивался в гости: ведь он выбирал хозяйку! Его кормили, ублажали. Наступал вечер, переводчик уезжал домой, а жених оставался. Гостеприимство - вещь святая. Одна находила ему место в гостиной, другая уступала свое ложе и устраивалась на раскладушке, кто-то положил и рядом с собой. На рассвете Дедуля просыпался, упаковывал чемодан и звонил шоферу: ему не терпелось начать новый день и познакомиться со следующей невестой.
Домой он уезжал с твердым намерением вернуться.

Нашу встречу с синьором жизнь готовила исподволь. Рассказывали о бизнесе, который он пытался организовать в России. Сегодня это были дубленки, завтра - обувь, через полгода - продукты питания. Время было благодатное. Все шло в ход - хорошее и не очень, новое и залежалое. Состояния составлялись мгновенно и так же быстро терялись. Синьор производил благоприятное впечатление, его рекомендовали как дельного бизнесмена, а рядом с ним постоянно видели русскую девушку, с которой итальянец не сводит глаз.
Познакомились мы на переговорах, куда я была приглашена переводчиком, потому что в тот раз он привез с собой жену и ту девушку пригласить не мог. Женщина охотно рассказывает о себе: их браку уже двадцать лет, благополучная семья, две дочери, большой дом. Деловое партнерство, слаженность в мыслях, и вместе с тем симпатия и забота. После переговоров поехали выбирать жене русские меха. Все как у людей. Но как же та, другая?
Через несколько месяцев мы снова встретились. Я не узнала его. Он сам подошел напомнить о себе. Мне не верилось, что это тот же самый человек: иные манеры, голос, движения. Рядом с молодой своей спутницей он казался даже старше, но бросалась в глаза его радость. Она не была красивой, но, безусловно, элегантной, - очень худая и высокая, словно видишь ее все время в профиль. Пока он вел деловую беседу за столиком ресторана, ее не раз приглашали танцевать, и он беспрерывно оглядывался. Под медленный танец он тоже встал. Смотрелись они странно: он - кругленький смуглый южанин, она - высокая, сухопарая. Не оставляла шальная мысль, что она вполне могла бы положить подбородок ему на лысину.
Она не афишировала своих с ним отношений, ведь ее положение было не из простых. У него семья, дети. Между ними двадцать лет разницы, помноженные на всю разницу между менталитетами и культурами. Она звонила по телефону и договаривалась о встрече, представляясь: "Это сопровождающее лицо". Всегда в среднем роде. Она переживала. И он переживал. И его жена. И ее мать. Они решили расстаться. И не расстались. Она родила ему сына. А он все не уходил из семьи. Она ни на что не претендовала. Он перевез свою новую семью в Италию и проводил в ней пять дней в неделю, а на выходные возвращался домой. Дочки его выросли и смогли его понять. Он теперь с ней. О его первой жене я ничего не знаю.

Этого полицейского судьба забросила в Москву непонятно как. Он приехал за компанию с друзьями-бизнесменами. За три-четыре дня в городе он и рта не раскрыл, зато смотрел весьма внимательно и не упустил хорошенькую продавщицу газет из гостиничного киоска. Девушка как девушка. Приветливая по долгу службы. Но ему она показалась необыкновенной. Единственной. Отвлечь его от киоска не представлялось возможным. Он смотрел на нее во все глаза и молчал, бедняга никакими языками не владел, даже итальянским не очень: изъяснялся на диалекте. Он вбил себе в голову, что их союз возможен, и перед отъездом объяснился. Он сделал ей вызов на полгода, и она упорхнула. Блюститель порядка был счастлив ровно две недели, а она от тоски на стену лезла. В конце концов его друзья нашли ей место в баре, где она и отслужила до конца срока. Он продолжал присутствовать рядом и вздыхать. Через полгода избранница вернулась в свой киоск.
Встретится ли ей еще кто-нибудь, кто станет ее так обожать?

Приезжал открывать свое дело парень, прошедший добровольцем Вьетнам, - явление среди итальянцев достаточно редкое. Он, словно по обязанности, волочился за всеми девушками, что попадались на его пути, при этом сводил период ухаживания до формулы: "за тобой можно приударить?" Если она говорила "нет", он не настаивал, если была согласна, он считал невежливым отступать.
Жена звонила, устраивала ему головомойку, но ее сцены ревности казались такими же надуманными, как и его измены.

Семидесятилетний аристократ женился на тридцатилетней москвичке. В семье всем распоряжалась мама, уже под девяносто: она одобрила брак сына (до этого он женат не был), но просила подождать с наследником, чтобы убедиться, что невестка действительно достойна стать матерью продолжателя рода. Жили хорошо. Молодая жена не знала отказа ни в нарядах, ни в украшениях, но долго чувствовала себя неуверенно: она могла купить себе десятую, совершенно бесполезную шубу и вдруг получить выговор за несколько тысяч лир, потраченных на фрукты не по сезону. Через год свекровь дала свое согласие, и еще через девять месяцев молодая благополучно родила наследника.

Самым разборчивым женихом оказался средних лет рыжеволосый господин, представлявшийся как человек, который сам сделал свою судьбу. После смерти отца он поставил на ноги младших братьев и сестер, заработал состояние, обзавелся недвижимостью, объездил весь мир, только о семье и ребенке задуматься ему времени не хватило. К пятидесяти он стал оглядываться по сторонам, но молодые, престижные особы, не только из Америки, но даже из Европы, не нравились ему, да и он им не нравился. Он стал поглядывать на Восток, в первую очередь на близкую по духу католическую Польшу. Будучи ревностным католиком, он аккуратно посещал мессы, а заодно приглядывался к прихожанкам славянского происхождения. Одна такая выразила полную готовность и прожила в его доме около двух лет. Но эта самая готовность, столь удобная в подруге, никак не годилась для жены. Его невеста должна была быть чистой и невинной. Он принял в расчет "ярмарку невест" и стал готовиться к "высадке" в Москве. Как человек основательный, он обратился сразу в несколько брачных агентств, напечатал свою фотографию в полный рост с выпяченной грудью в газете и в результате получил просьбу о помощи от одной или двух благотворительных организаций. Тогда он решил лично заняться устройством своей судьбы и принялся наведываться в российскую столицу. Женщинам он явно нравился: они находили его не толстым, но импозантным, не занудным, но серьезным, не болтливым, но светским.
И начались великие изыскания. Первую - маленькую пухлую блондинку - он отверг сразу: ей было уже за тридцать. Вторую - высокую рыжую медсестру - тоже: двое рыжих в семье - это уж слишком. Третья, по его представлениям, слишком походила на итальянку, и не стоило вывозить такую из России. Не всех он отметал сразу: красивая двадцатишестилетняя музыкантша удостоилась приглашения к нему в дом. Неделю они провели в физической и духовной гармонии, но у него осталось неприятное подозрение, что она может ввести его в излишние расходы, и музыкантше была дана отставка (кстати, на время визита польскую "прихожанку" выселили). Преподавательница английского языка не прошла как "слишком образованная", а преподавательница математики как "слишком умная".
В поисках наступил перерыв. В этот период он получил письмо от некой художницы, мечтавшей о муже-отце и заверявшей, что чувства ее молчали до тех пор, пока она не увидела его фотографию. По художнице он составил своеобразный баланс: талантлива - минус, молода - плюс, с некрасивым лицом - минус, влюблена в него - плюс... Он был в нерешительности, но вскорости узнал, что до него у нее никого не было (плюс), и все же она слишком привязана к матери...
Однажды он, казалось, обрел свой идеал: стройная, миниатюрная женщина, умело скрывавшая свой ум, интеллигентная и никому не навязывающая своих культурных интересов; она носила элегантные костюмы, дорогие украшения. Едва заметная челка, макияж присутствовал, но виден не был, - плоды трудов умелых парикмахера и визажиста. Она окончила технический вуз, свободно владела двумя иностранными языками, повидала мир. К концу трапезы жених с удивлением осознал, что все рассказал о себе и почти ничего не узнал о собеседнице. Начались встречи. В отличие от красавицы-музыкантши, она не вводила его в расход, не умствовала, как математик, и не досаждала ссылками на маму, как художница. Она была привлекательна и держалась с достоинством. Все, решительно все, включая "каплю какао" на губах, так он характеризовал цвет ее губной помады, было ему по нраву. Он готовился сделать предложение, но его беспокоила ее хрупкость и отсутствие аппетита: она переживала увлечение йогой и соблюдала диету. Что до хрупкости, то она была скорее видимостью: девушка играла в теннис и увлекалась горными лыжами, плавала и даже немного ездила верхом. Но он вбил себе в голову, что она не сможет дать ему здоровых детей. Глядя на ее изящную фигурку, он горестно вздыхал, и так вот, горестно вздыхая, уехал, не оставив ни адреса, ни телефона.
Московские знакомые с ног сбились: и жених завидный, и столько девушек кругом неустроенных. В лютые крещенские морозы нашли ему в Подмосковье воспитательницу детского сада - умную, милую, робкую. Ее прелестное личико и милые манеры очаровали его. Ее не манили ни деньги, ни путешествия, в браке с иностранцем ее серьезно огорчала необходимость жить вдали от родителей. Она хотела создать семью, и только. В нем она видела покровителя, защитника, который позволит ей свить гнездышко, завести обожаемых ею деток. Перспектива стать хозяйкой трехэтажного дома пугала ее, но она готова была пойти даже и на это. Такой идиллии не предвидел никто: легкий налет цинизма, сопровождающий сконструированные браки и помогающий скрыть невольное чувство неловкости, исчез. Все словно ходили на цыпочках и блаженно улыбались.
Между женихом и невестой завязалась оживленная переписка. Они раскрывали друг другу душу и обменивались сувенирами, не имевшими материальной ценности. К маю жених дозрел. Для решительного объяснения он наметил июнь, он больше не сомневался, он только обязан был уточнить одну деталь. Выяснилось, что зимой девушка носила брюки или длинную юбку, и он до сих пор не видел ее ног. Теперь на дворе стояло лето, и погода должна была стать его союзником. Он прилетел в Москву и в тот же вечер помчался на свидание. Вернулся с него поздно и страшно ругался: его чуть не провели! Ноги не отвечали мировым стандартам. Он чувствовал себя обманутым и дулся на весь мир. Бесполезно было взывать к разуму и чувствам, он и сам жестоко страдал. Задето было самолюбие. Однако московские друзья не разделяли его возмущения. Было решено, что история с ногами - придирка, предлог, что он и не хотел жениться и, наконец, что помогать ему больше никто не станет.
Но жених не сдавался. Он поставил дело на поток: списался с десятком свах, и они назначили к его следующему приезду до двенадцати свиданий в день. В обед он водил кандидаток в "Макдоналдс", в остальные часы встречался с ними на Центральном телеграфе, а по вечерам отдыхал у художницы. По окончании десятидневного срока он решил, что исчерпал Москву. За эти три года девушки стали разборчивее, многие сами побывали в Европе, состоятельный иностранец перестал быть чудом, и увлечь молодую женщину мужчине, которому шло к пятидесяти пяти, стало так же непросто, как и в других частях света. Тогда он назначил себе еще год, и посвятил его нашей северной столице. О похождениях его там нам ничего не известно, но года через два, будучи проездом в Вечном городе, я узнала, что он обрел свой идеал. С гордостью и чувством исполненного долга представлял он свою двадцатитрехлетнюю жену, только что защитившую диплом: высокую, спортивную, чрезвычайно длинноногую и удивительно выдержанную. Не стесняясь ее присутствия, он провел сравнительно-сопоставительный анализ кандидаток и объяснил, почему остановился именно на этой. Она слушала и не слышала, думая о своем.
После ремонта дома счастливый супруг планировал первенца. поделиться

Ирина Львова

27.02.2004