Песок

Мы лежали стройным рядком на пляже в Серебряном бору, добиваясь, чтобы наши тела покрыл шикарный бронзовый загар.
– Как ты думаешь, – спросила Наталья, задумчиво разглядывая противоположный берег, – измена – это плохо или хорошо?
– Когда ты изменяешь или тебе? – уточнила я.
– Ты.
– Тогда хорошо, – ответила я, – прекрасно даже.
– Да? – изумилась Наталья. – A муки совести? А долг и честь?
– Я тебя умоляю! – поморщилась я. – Не митингуй.
– И все-таки, – упорствовала Наталья, – это как-то нечестно. Непорядочно даже.
– Тебя мое мнение интересует, или общепринятая точка зрения? Если общепринятая, спроси у Мани, она у нас эталон.
Наталья замолчала. Погрузилась в созерцание.
– Нет, – решила Наталья, – я так не могу.
– А что, – оживилась Маша с другой стороны Натальи, – поступали предложения?
Наталья вздохнула и опустила глаза.
– Давай уже, – поторопила я, – колись.
Наталья сдавленно икнула.
– Смотри, – строго предупредила Маша, – без нас ты все равно не справишься с ситуацией. Наделаешь глупости, расхлебывай потом. Три головы лучше, чем одна.
– Понимаешь, – начала Наталья, – просыпаюсь однажды утром, бабац! Мне уже тридцать четыре года. Елы–палы! Полжизни прошло! Седые волосы попадаются, морщины под глазами. Жизнь утекает, как песок сквозь пальцы. Времени остается меньше и меньше. А я живу с ощущением, будто у меня еще все впереди. Как в восемнадцать лет. Будто бы все еще успеется…
– Конкретнее, пожалуйста, – попросила Маша.
– Еще чуть – чуть и старость. Тоже хорошее время, наверное, но совсем другое качество любви. Понимаете, девочки? Стану я бабушкой, внуков буду любить и правнуков. Носочки им вязать, сидя в кресле. И горевать о том, как бездарно, можно даже сказать, впустую, прошла моя драгоценная молодость. Женский век – раз и кончился. А что мне вспомнить? Вспомнить нечего! Давным-давно живу, как по инерции. Ничего не происходит, как будто сплю. Сто лет уже не чувствовала себя любимой, красивой, желанной.
– Мы все поняли, ты не виновата, – сказала я. – Давай уже обсудим подробности.
– Подробности? – удивилась Наталья. – Какие подробности?
– Твоего грехопадения, конечно!
– А… – отозвалась Наталья и опять уставилась вдаль.
Маня вылезла из-за Натальиного плеча и, сделав страшные глаза, покрутила пальцем у виска.
– Да не было ничего, – поделилась Наталья. И добавила: – Пока.
– Вот и ладно, – обрадовалась Маша, – вот и хорошо. У тебя муж, в конце концов. Дети. Не побоюсь этого слова, семья. Ими и занимайся.
– Детям, слава Богу, по четырнадцать лет, Маша! – напомнила я. – Их не надо кормить шесть раз в день и выгуливать по два часа утром и вечером. Им как раз хочется, чтобы их, по возможности, оставили в покое.
– Точно, – согласилась Наталья, – у них уже своя взрослая жизнь. Раньше мне некогда было. Близнецы, сами понимаете. Я летала, как будто у меня пропеллер – школа, уроки, футбол, почитать, погулять, покормить, спать! Уф! Какая там любовь! А теперь они все сами. Взрослые.
– Мама нужна всегда, – гордо заявила Маша.
– Конечно, – согласилась Наталья, – но в разной степени. И однажды наступает момент, когда детей придется отпустить. Знаешь, сначала носишь ребенка в себе, потом он рождается, берешь его на руки, потом водишь за руку, а потом отпускаешь. Иначе никак. И тогда сталкиваешься с тем, что твоя собственная жизнь пуста. Или ее вовсе нет.
– Но Вова… – напомнила Маша.
Вова – Натальин муж.
– Вова очень хороший, – сказала Наталья, будто бы выучила эту фразу наизусть. – Мы вместе шестнадцать лет. И я точно знаю, что следующие шестнадцать лет моей жизни будут в точности похожи на предыдущие. Все те же выходные за городом, вечера перед телевизором. В субботу едем по магазинам, в июле на море. Строим дачу без конца. То дом строили, теперь баню, потом гараж и мастерскую. Я уже эту стройку видеть не могу! Мы даже не разговариваем. Так, чтобы сесть и что-нибудь друг другу рассказать, или обсудить, или что еще там люди делают… Все только фразами перекидываемся, большей частью на хозяйственные темы. Обо всем переговорили, что ли? Когда мальчишки были маленькие, мы общались. Было у нас дело – детей растить. А вот теперь они выросли, и нам вдвоем оказалось пусто. Как будто тебя с чужим человеком заперли в одной комнате, и можно было бы поговорить, да неудобно как-то. Я тут подумала, а что дальше? И ясно увидела – ничего! Ничего!!! А жизнь одна. Другой не будет. А я живу ее так, как будто впереди вторая, пятая, десятая. Как будто черновик пишу.
– Ты странная такая, – возмутилась Маша. – Ты что хотела, вечного праздника? Фейерверка, водоворота чувств? Должна тебя расстроить, дорогая, так не бывает.
– Это и плохо, – вздохнула Наталья, – а жизнь идет…
– Сдается мне, ты не созрела еще для брака, – решила Маша.
– Точно, – отозвалась Наталья, – после пятнадцати лет совместной жизни.
– Не ссорьтесь, девочки, – сказала я, – я вам сейчас все объясню.
Девочки примолкли. Посмотрели на меня внимательно.
– Моя теория такова, – начала я значительно. – Человеческая потребность жить в любви, испытывать чувства, сродни потребности в еде и воде. Только слабее выражена, поэтому мы ее часто не замечаем, а, следовательно, игнорируем.
– Если, – ткнула я пальцем в Машу, – оставшись без пищи, ты на вторые сутки будешь испытывать сильный дискомфорт и знать, чем он вызван, то без любви ты можешь более-менее спокойно прожить и месяц, и полгода, и даже несколько лет, испытывая только лишь неясное томление и время от времени пуская слезу в подушку. Но рано или поздно потребность все равно включится. Что мы сейчас и наблюдаем, – указала я на Наталью. – Это нормально и естественно. Организм пытается выжить и жить хорошо. Поэтому вопрос «правильно – неправильно» или «можно – нельзя» считаю в данном случае некорректным. Когда ты принимаешь антибиотик, который тебе в данную минуту необходим, что толку думать, какой вред он нанесет твоей печени.
– И что ты предлагаешь?
– Влюбиться. Завести роман.
– А Вова?
– Что Вова? Пусть тоже влюбится и заведет роман, если ему скучно. Вы, как пара, перестали генерировать эмоции. В этом дело. Или измени что-то между вами, или питайся в другом месте.
– Вот знаешь, чем я искренне восхищаюсь? – спросила ехидно Маша. – Тем, что под любую человеческую пакость ты способна подвести мощную теоретическую базу.
– Да, – согласилась я гордо, – могу. Потому что никакая пакость на пустом месте не рождается. Во всем есть предыстория.
– Поэтому не слушай ее, Наташа, – велела Маша.
– А кого слушать, – поинтересовалась я, – тебя?
– Себя, – ответила Маша важно, – только себя надо слушать. Свое сердце.
От Маши мы никак не ожидали таких прогрессивных мыслей. Мы удивились и посмотрели на нее с уважением. И даже с почтением.
– Мне рассказывала соседка, – добавила мечтательно Маша, – что когда она купила собаку и стала с ней гулять, у нее появилось много поклонников. Из числа гуляющих с собаками. Я Лабрадора заведу, пожалуй.
– Заведи, – поддержала ее Наталья. – Поклонники – это то, что нужно. Очень бодрит.
– Искупаемся? – предложила Маша, и они с Натальей с хрустом потянувшись, пошли совершать заплыв. А я осталась. Я плавать не умею.
Я сидела под теплым июльским солнышком, перебирала песок, а он все время спешил убежать сквозь пальцы, и не было никакой возможности его остановить…

поделиться

Оксана Онисимова

24.03.2006