Американская жена

Кто все эти белозубые, любящие природу и детей, имеющие хорошие специальности, дома и автомобили американцы? Почему они наводняют собой и своими письмами российские просторы в поисках русских жен?
Ниночка не могла найти этому разумного объяснения. Ведь женщин везде явно больше, чем мужчин. Неужели же надо устремляться в такую даль, чтобы отыскать себе подругу? Сама себе она казалась совершенно обыкновенной, ничем не примечательной, серенькой мышкой. Не без миловидности в лице, но на ее собственный взгляд – уж слишком пухленькой. Однако стоило ей отослать в брачное агентство фотографию – страждущие американцы буквально завалили ее письмами.
Ей почему-то хотелось замуж именно в Америку. Казалось, все там должно быть какое-то не такое. Но какое – Ниночка сама не знала. Одна подруга писала Ниночке, что у ее давно и прочно лысого мужа в Америке начали расти волосы. И Ниночка даже не очень удивлялась: Америка!
Какой смысл выходить замуж куда-то в Финляндию? Все равно, что на дачу переехать. К тому же Ниночка предусмотрительно постаралась не забыть английский, который она, отличница, так усиленно долбила в школе. Несколько ее одноклассниц и однокурсниц уже давно проживали в Америке. Жизнь эмигрантская была просто собачьей, во всяком случае поначалу, но они скрывали это и присылали фантастические фотографии: кухня, сверкающая белизной, а на столе небрежно, где-то на самом углу, как бы случайно валяется желтый-желтый банан, будто воском натерт. В начале девяностых, не говоря уже о временах более отдаленных, эти фотографии рассматривали часами, семьями, квартирами, дружными рабочими коллективами. Бананы вызывали обильное слюноотделение – как лимоны на картинах "малых голландцев". Эх, не знали мы тогда, какая это качественная пленка – "Кодак". Вскоре и наши кухни засверкали на "кодаке" далекой от правдоподобия яркостью, и наши серые лица приобрели на фотографиях персиковый цвет. Не знали мы и того, что африканский банан станет на какое-то время национальным российским фруктом – дешевле новгородского яблочка!
Далекие подруги изредка писали и все грозились пригласить в гости и даже оплатить билет, но угрозы повисали в воздухе.
"Женихи" были более решительны. Ниночка год вела переписку с несколькими мужчинами, делая вид, конечно, что каждый из них – единственный ее корреспондент. Она подозревала, что такой вид делали и все эти мужчины. Но, наконец, она остановилась на одном, по имени Билл, и решила ехать.
Все ее захудалое конструкторское бюро, давно дышавшее на ладан, провожало ее то ли как на войну (старшее поколение), то ли как на выданье. Что было более логично. Короче, как родную.
Ниночку любили. Кто еще мог напечь на чей-нибудь день рождения такую кучу вкуснейших пирогов? Кого можно было попросить навестить заболевшего сослуживца? Кто мог дать в долг, не спрашивая даже, когда отдашь? Веяло от Ниночки каким-то теплом, уютом, надежностью, и, честно говоря, все поражались – почему Ниночка до сих пор не замужем.
Три недели, пока Ниночка отсутствовала, пролетели незаметно – в чаепитиях и в борьбе с начальством за регулярную выплату зарплаты. И вот – долгожданный миг: Ниночка павой вплывает в убогую комнатенку, уставленную кульманами.
Ее победная улыбка все объясняла лучше всяких слов: правы были те, кто провожал "на выданье". Весь облик Ниночки говорил о чем-то нездешнем, западном, загнивающем. На ней была роскошная шуба, кроссовки "Адидас", и пахло от нее чем-то потусторонним.
Ниночка щедро одарила презентами весь отдел без исключения и вернулась к кульману еще на несколько месяцев – ждать приезда жениха. Другая бы сразу хвостом вильнула – на черта теперь сидеть с девяти до шести? Но Ниночка сказала:
– Мало ли что?
И продолжала спокойно работать, время от времени потрясая сослуживцев очередной историей про свою американскую жизнь. Казалось, что действительно прожила она там жизнь, а не отпуск. Истории были на любой вкус.
– У Билла есть собака, – рассказывала Ниночка, – старая и умная. Живет на улице. Так вот ее отдали под суд.
– Как под суд? – удивились все.
– А вот так. В буквальном смысле. Сама бы не поверила, если б не видела своими глазами. Укусила человека. За свою территорию собака – ни ногой. То есть – ни лапой. Но ведь принесла соседа нелегкая! Теннисный мяч к нам закатился. А нас дома целый день не было. Сам виноват, но налицо нарушение: собака без поводка, без намордника.
– Что ж, она должна целый день сидеть в наморднике и на поводке? – заступилась за собаку бывшая профорг, у которой на столе красовалась фотография любимого злобного спаниеля необыкновенной красоты.
– Вот именно, – продолжала Ниночка. – Но сосед вызвал пет-полис.
– Что вызвал?
– Пет-полис. Это такие специальные полицейские, которые занимаются всякими проблемами, связанными с домашними животными. Полицейские отловили собаку сетью и увезли в собачью тюрьму. Сто долларов в сутки. Ты же еще и платишь! Как приехали – бросились в эту тюрьму. Собака полуобморочная в клетке лежит. Так что вы думаете, был самый настоящий суд! Билл нанимал защитника – собачьего психолога, который убеждал присяжных, что собака не виновна, и, хоть правила по содержанию нарушены были, все же сама собака не опасна, поскольку на своей территории имела моральное право укусить. Других соседей пришлось привести, они подтвердили, что знают эту собаку с детства, – кто со своего детства, а кто с ее, – и она себя зарекомендовала как вполне лояльная.
– Это как нас в пионеры принимали, помните? – перебил кто-то из слушателей. – "Я знаю Машу Иванову с первого класса. За это время она себя зарекомендовала..."
– Точно. Там, между прочим, идеология и пропаганда – почище наших, – прокомментировала одна старая марксистка.
– Короче, – продолжала Ниночка, – Билл отделался штрафом, считайте – выиграл.
– А если б проиграл? – поинтересовалась марксистка.
– Могли бы в принципе приговорить собаку к смертной казни, и никакие деньги бы не помогли. Усыпить то есть.
Тут бывшая профорг чуть со стула не упала, схватившись за сердце. Потом она еще долго бормотала, прижимая к груди фотографию спаниеля:
– Слава Богу, не в Америке живем. Слава Богу.
Более близким подругам Ниночка рассказывала совсем удивительные вещи: как-то Билл всерьез расспрашивал ее, не было ли у нее половых контактов с женщинами. Еще интересовался, будет ли Ниночка по–прежнему заниматься с ним любовью после того, как они нарожают необходимое количество детей, или нет, и сколько раз в неделю.
– Да, да, девочки. Билл уверяет, что многие американки совсем лишают своих мужей супружеских ласк, поэтому в брачных контрактах частенько оговаривается сколько раз в неделю муж и жена должны выполнять свои супружеские обязанности. Именно так произошло с Джоном, приятелем Билла. Живет по соседству. У них как третий ребенок родился, так жена совсем давать перестала.
– Почему? – интересовались девочки. – Ведь на сторону побежит, ей же хуже!
– Не побежит, это там не так-то просто. А не дает, потому что участвует в движении за запрещение абортов. Вот и боится сама забеременеть. А таблеткам не доверяет. Там от этих таблеток уже весь генофонд нарушен. Это только в голливудских фильмах американки стройные. А вы посмотрите "911" – вот там настоящие американки, неподдельные. Я рядом с ними – просто Дюймовочка! Всех имеющихся стройных уже сняли в художественных фильмах. Короче, я пообещала, что этот вопрос мы утрясем и без контракта.
А вот вопрос с воспитанием детей Ниночку очень заботил, и за чаем весь коллектив неоднократно его обсуждал:
– Джон сетовал, что недавно дал своему подростку-сыну хорошего пинка за какое-то совершенное хулиганство. Сын пожаловался в школе, отца вызвали, долго объясняли про права детей и оштрафовали на какую-то бешеную сумму в пользу школы. Так Джон теперь и пикнуть не смеет.
– Сынку надо было так всыпать, чтоб и жаловаться не посмел! – посоветовала профорг, у которой кроме спаниэля были еще два парня переходного возраста.
– Бедняга. Что сынок, что женушка. Не повезло мужику. Пусть к нам приезжает, мы тут его утешим.
– А ты рассказала этому Джону про Павлика Морозова? – поинтересовалась старая марксистка.
– Нет, зачем? Он и так был напуган. У того парнишки в классе, кстати, несколько ребят, у которых два папы вместо папы и мамы. А еще у некоторых – две мамы... Причем все официально.
– Это как же?! – так и взвились все присутствовавшие.
– Ну как-как? Что тут непонятного? Две лесбиянки вступают в брак; они – полноценная семья, им же тоже хочется иметь детей. Им разрешают усыновить. Точнее – удочерить. Лесбиянки обычно девочку хотят. А гомосексуалисты – мальчика.
– Уж лучше сразу две мамы, чем мать-одиночка, – сказала бывшая профорг, которая получала от бывшего мужа алиментов на детей и собаку примерно пять долларов в месяц, если перевести на американские деньги.
– Нам до всего этого еще далеко, – заметил кто-то грустно.
– И слава Богу, – зло сказала старая марксистка.
– Все вроде правильно, – рассуждали женщины. – И у детей права свои есть, и у гомосексуалистов тоже есть, Бог с ними. И собаки кусаться не должны. А все равно что–то не так.
– Полное расхождение теории с практикой, – объяснила всегда все знающая марксистка.
Отношение самой рассказчицы к этим сюжетам было не совсем ясно окружающим: вроде жаль собачку, и лесбиянок жаль, и в то же время ее явно распирала какая–то внутренняя гордость за все эти чудеса равноправия и демократии, несмотря на сплошные перегибы.
Иногда Билл звонил на работу. Ниночка нежно ворковала что–то в трубку, все демонстративно утыкались в кульманы, хотя и так мало кто понимал по-английски. Но и без языка все распознали – любовь!
Однако постепенно сослуживцы стали замечать за Ниночкой какие–то странности...
Как–то сотрудник из соседнего отдела, известный припадками джентльменства, распахнул перед Ниночкой дверь при входе в столовую.
– Что это вы, – осадила его Ниночка. – Думаете, я сама дверь не открою? Вы этим хотите указать мне, что я слабый пол? Да я вас в сто раз сильнее, между прочим.
– "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!" – сконфузившийся джентльмен хотел было подвести под ситуацией "литературную" черту. Но Ниночка не дала ему этого сделать.
– А потом вы скажете, что раз я слабый пол, так я и зарплату получать должна меньше вашего? Хватит нас держать за слабых. Каждые шесть минут где-то на Земле мужчина насилует женщину. Пора с этим кончать.
Говорят, с тех пор доморощенный джентльмен от припадков вежливости избавился и на всякий случай окончательно перестал уступать дамам место в транспорте.
Ехала она однажды в лифте с Петром Егоровичем, инженером по безопасности. Молодой, симпатичный мужчина, и, если бы не жена-пиявка, требующая отчета о каждом телодвижении, давно бы дал он Ниночкиным чарам сразить себя. Ниночка явно ему очень нравилась. Но только и позволял себе все эти годы Петр Егорович, что ущипнуть игриво Ниночку за тугое плечико. Раньше в ответ она только хихикала. Эту же краткую процедуру он и проделал снова, ничтоже сумняшеся. Восьми этажей подъема на старом совдеповском лифте Ниночке едва хватило, чтоб объяснить Петру Егоровичу, как оскорбительно для женщины быть объектом мужской сексуальности. Ошалевший Петр Егорович спускался потом с десятого пешком и думал: "Уж лучше и правда со своей благоверной по-тихому пить кефир семейной жизни и не рыпаться..."
Как-то бывшая профорг стала жаловаться, что соседи сверху ее опять залили. Ниночка оказалась во всеоружии вопроса. Выяснилось, что она судится со своими верхними соседями на ту же тему с самого момента своего приезда из Америки. А еще она судится с нижней соседкой за то, что та выгуливает под Ниночкиными окнами собаку, с жилконторой – за то, что на лестнице давно не проводится косметический ремонт, с сестрой, которая забрала себе отцовскую древнюю "Победу" и с Ниночкой не поделилась, с соседями по даче за то, что они свой туалет поставили слишком близко к ее участку и нарушили экологический баланс, а также собирается подать в суд на свою родную контору, если еще раз задержат зарплату. Против последнего возражать было трудно, но все сочли лучшим скрыть удивление.
Начальства Ниночка совсем перестала бояться. Вообще она перестала бояться чего бы то ни было.
– Вот что значит – надежные тылы, – уважительно шептались за ее спиной женщины из отдела.
Николай Степанович, Ниночкин непосредственный начальник, испытал это бесстрашие на себе. Он отмечал свой день рождения, и, как водится, "ставил" сослуживцам. Принес вина, а на закуску – дыни. И дернул же его черт взять одну дыньку, подержать на весу, и сказать прямо-таки во всеуслышание:
– Берешь в руки – маешь вещь. Спелая, сочная.
И при этом он имел непростительную глупость скользнуть по Ниночкиной груди. Взглядом, только взглядом! Но досталось начальнику не меньше, чем Петру Егоровичу. В конце своей обвинительной речи Ниночка сказала:
– А вот лет семь назад, не помните, Николай Степанович? Я купила огурцов парниковых и жаловалась, что плохие, а вы с гнусной усмешкой похвалили форму именно этих длинных и толстых огурцов и сказали, что я не прогадаю. А? Краснеете? А тогда меня, молодую сотрудницу вогнали в краску? Не стыдно? Что вы имели в виду? Что?
Николай Степанович неубедительно объяснял, что просто в детстве мало ел овощей и фруктов, поэтому они у него вызывают такую странную реакцию, но был прощен в честь дня рождения. Правда, с тех пор даже женщины, за честь которых так ратовала Ниночка, стали ее слегка сторониться.
Раньше всегда делились друг с другом своими бедами во всех подробностях. Теперь же Ниночка на вопрос "как дела"? неизменно отвечала:
– Все прекрасно.
Им не оставалось ничего другого, кроме как отвечать "у нас тоже", и сопровождать по Ниночкиному примеру эти слова улыбками – соответственно количеству целых зубов.
Как–то зашли в мороженицу после работы. Стали заказывать – кто что. Как всегда, в конце собирались сброситься – у кого сколько есть. Но Ниночка быстро навела порядок: заставила официантку принять у каждой заказ в отдельности. Пока притихшие девушки поедали мороженое, Ниночка рассказала невероятную историю о том, как одна бабулька в Америке засудила компанию "Макдональдс" чуть ли не на миллион долларов за то, что кофе был в ее чашке горячий, и она обожглась. Девчонки не понимали:
– А какой же он должен быть, холодный, что ли? Мы б за холодный скорей засудили.
– Горячий в меру. Вот теперь на каждой чашке, в тысячах "Макдональдсов" по всему миру пишут: "Осторожно, напиток горячий". Вот это я понимаю! А то живем, прав своих не знаем.
Вот так и ожидала Ниночка своего суженого, постигая права и готовясь к американским обязанностям.
И вот наконец Билл приехал – знакомиться с мамой, смотреть достопримечательности Питера и забирать Ниночку насовсем в Америку для регистрации законного брака. В первый же день Ниночка привела продемонстрировать Билла на работу: моложавый, улыбка с лица не сходит, на Ниночку не налюбуется. Мечта!
Через неделю несколько самых близких приятельниц с работы были приглашены в дом к Ниночке, вроде как на помолвку. И рассказали ужасные вещи: Билл хмур, невесел, Ниночка на взводе, два раза убегала плакать в кухню. Короче – ужас.
Что ж, нет дыма без огня. Приходит через неделю поникшая Ниночка на работу в слезах и уже по-человечески, без всяких "все прекрасно", рассказывает страшную историю:
– Он оказался подлецом. Я так хотела стать настоящей американской женой, все мотала себе на ус, и вот на тебе – ему это не понравилось! Он, видите ли, такую "американскую суку" и у себя дома мог бы найти. Так и сказал, паразит. В Америке бы ему это даром не прошло! Сказал, что я, видите ли, потеряла свою "русскую душу". Хорошо я хоть уволиться не успела.
– Кто их поймет, этих мужиков, чего им всем надо? То им тело, то им душу. Вечное несоответствие формы и содержания, – сказала старая марксистка. И философски добавила: – Наплевать, растереть и забыть.
Ниночка покорно встала у своего кульмана, как будто и не уходила. Вскоре ей пришлось продать роскошную шубу, поскольку зарплату выплачивать вообще перестали. В суд на начальство она подавать не стала.
Постепенно история несостоявшегося Ниночкиного замужества забылась. Сначала ее затмила история Билла. Но не Ниночкиного бывшего, а Клинтона. Кстати, после Ниночкиных правдивых рассказов об Америке эта история никого особенно не удивила. Потом у нас дома такие дела начались, не до Ниночки. Конструкторское бюро в итоге ликвидировали, а в его помещении сделали казино.
Но кто-то рассказывал, что Петр Егорович, тот самый молодой и симпатичный, что щипал Ниночку за плечико, избавился от своей пиявки и женился на Ниночке. А она смирилась с его сексуальностью и очень счастлива! Еще говорили, что Ниночка работает в российско-американской фирме специалистом по связям с общественностью. И мужа туда пристроила. Ее одинаково ценит и российская и американская сторона. Еще бы – с ее-то жизненным опытом! поделиться

Екатерина Боярская

14.04.2006