Тревоги, укравшие Рождество

Кэтрин, очнувшись первого декабря, увидела, что Рождество уже прозевала. Все недоеденное со Дня Благодарения в холодильнике уже кончилось, соседский кактус щеголял лампочками, похожими на стручки перца, по радио волнами плыли ангельские голоса и колокольчики. Стало ясно: к Рождеству уже готовы все - кроме Кэтрин.
Она решила спешить, нагонять. Но сил у нее не было. Осень выпала тяжелая: к обычным хлопотам прибавилась груда непредвиденных. На это Рождество Кэтрин хотелось одного: передохнуть, заново ощутить близость с мужем, детьми. Воспоминаниями о былой нежности можно обходиться долго, но рано или поздно нужна доза реальности, чтобы были силы и дальше продираться по жизни, сквозь эти плечи-локти.
"Усни в блаженной тишине..." - пропело ей радио, когда она утром села в машину. "Спасибо за совет", - подумала Кэтрин. Она взяла трубку машинного телефона и позвонила Марку в офис.
"Блаженная тишина? - переспросил он непонимающе. - Это же песня Кэтрин. Просто для рифмы. Кто сегодня забирает Брендона? Ты успеваешь?" Днем она отправила ему факс: "В этом году никаких покупок. Только зверюшку. Дети должны о ком-то заботиться. Согласен? Брендона заберу". После обеда она прослушала автоответчик: "С праздничными ритуалами завязали. В этом году только один сорт печенья. Без рогаликов". В четыре ее факс: "Может, собаку? Только поменьше. Есть среди нас хоть один, кому еще не надоело рисовать на окнах снежинки?" На его автоответчике в пять: "Заберешь Брендона?" Ее сообщения он получил все разом, в полшестого, и успел ответить только на самое срочное: "Брендона заберу".
Вот во что превратилась их жизнь.
Поэтому когда Ребекка, их старая, еще по Висконсину, приятельница, позвонила вечером третьего и сказала, что она со Стивом и четырьмя детьми хотела бы провести Рождество у них - ей, мол, нужно побыть рядом с действительно счастливой семьей (будто семейное счастье передается при контакте, как болезнь), то у Кэтрин на языке вертелся отказ. Но в голосе Ребекки слышалось что-то серьезное, непритворное, какая-то беда, так что на вопрос: "Можно?" - Кэтрин откликнулась: "Разумеется".

Несколько минут Марк перемещался по кухне и, наконец, сказал:
- Как это мы угодили в образцы семейного счастья?
Кэтрин в телефонном разговоре тоже споткнулась на этой фразе. Семейное счастье. Когда-то оно у них было, вроде младенца и щенка. Потом смотришь - и вместо них у тебя на руках здоровый дылда и старый пес. Ничего неожиданного, так и идет жизнь, все меняется. Там, в Висконсине, они с Марком именно на Ребекку со Стивом и смотрели как на свой образец. Те были женаты чуть дольше, их дети были чуть старше. Глядя на такую семью, думаешь: "Вот наше будущее".
В постели Марк сказал:
- Мы их не видели уже пять лет, Кэтрин. Все переменилось. Дети едва друг друга помнят. Что у них там стряслось?
- Не знаю. Ребекка выражалась туманно, но из-за пустяков она бы не стала напрашиваться. У них проблемы. Она сказала, что их жизнь идет не и ту сторону. - А наша сторона для них - та!? Она не могла винить его за раздражение. Действительно, почему она не ответила как-нибудь элементарно вроде: "У нас другие планы?"
- У меня даже на отказ не было сил. И вот что. В этом году - никаких снежинок по трафарету. Пора сказать себе правду: у нас в Фениксе снега не бывает.

- Сколько весит эта штука? - спросила Криста, водружая на плиту черную железную форму, которую бабушка отдала Кэтрин при переезде из Висконсина. Сорок лет она выполняла этот семейный обряд, каждое Рождество замешивая густое желтое тесто, выливая его на раскаленную форму, подхватывая зарумянившиеся лепешки, закручивая их вокруг спицы, чтобы они, остыв, превратились во вкуснейшие скандинавские рогалики.
- Фунтов восемь весит? - опять спросила Криста. - Кто поднимает восемь фунтов, тот может оторвать нападающему ухо. Чтобы ошарашить того, кто хочет тебя изнасиловать, оторвать ухо - лучший прием.
Кэтрин в ужасе посмотрела на дочь:
- Где ты этому научилась?
- На половом воспитании. Техника самозащиты. Кристе было тринадцать лет, седьмой класс.
- Отрывать людям уши?
- Но ведь это - нападающий.
Криста подняла форму над головой и напрягла бицепс. "Да, - подумала Кэтрин, - при встрече с нападающим она попадет ему в ухо с первой попытки".
Кэтрин и Криста принялись месить, лить, закручивать. Кэтрин позвала Брендона помочь: раз уж надо поддерживать семейные традиции, пусть участвуют оба. Но Брендон был недоступен. Он у себя в комнате играл в "супернинтендо". Ему было десять лет, и он упивался метавшимися по экрану уличными бойцами, драконами и воинами. Из комнаты вместе с электронными писками и взрывами доносились его крики и вопли. "Это же просто игра, - отвечал обычно Марк, когда Кэтрин заводила речь о "привычке к насилию". - Брендон знает, что это понарошку. А для выработки координации движений полезно".
Конечно, Кэтрин хотела, чтобы дети были осторожными, умели себя защитить. Но есть и другое, что воспитать труднее. Быть внимательным. Уметь не только слушать, но еще и слышать. Не только защищать, но и отдавать себя. Как научить детей этому? Как хотя бы объяснить?

Сколько масла? Сколько яиц? Одна из радостей готовки - предсказуемость. Такой-то рецепт, такие-то процедуры, в итоге - рогалики. Старинный семейный рецепт соблюдался в точности, и, пока Криста закатывала последнюю лепешку, Кэтрин дозвонилась матери, спросила, как та себя чувствует, и сообщила, что у них сегодня рогалики.
- А масла целый фунт взяли? - спросила мать. - Не экономьте на масле. Лучше даже переложить.
Кэтрин заверила, что масла не пожалели.
Придя домой, Марк попробовал рогалик, прикрыл глаза и выразил крайний восторг: "Ммм". Кэтрин крикнула Брендону, чтобы он пришел и тоже попробовал, но даже готовый рогалик не мог его отвлечь от любимых воинов. Криста отправилась натягивать трико к уроку танцев, а Кэтрин стала класть грязную посуду в раковину.
- Ту видеоигру, которую ты купил Брендону на Рождество, отнесешь завтра обратно в магазин.
Марк вгрызся в рогалик:
- Почему?
- По-моему, от этих игр атрофируется сострадание. Давай придумаем другой подарок. Может, собаку?
- У нас о ней некому заботиться. Ей будет одиноко.
- От собаки - уйма хлопот, Кэт. Ее же не засунешь в шкаф, когда нет времени.
- Вот именно.
Марк посмотрел на нее и быстро закинул в рот последний кусок.

Пять дней подряд пытались они собраться все вместе, чтобы выбрать елку, но в конце концов Марк купил ее по дороге домой - наспех, как батон хлеба. Когда пришло время ее наряжать, Брендон сидел у себя перед "супернинтендо".
- Ну же, Брендон, - укоризненно сказал Марк. - Все-таки елка.
- Елка у нас каждый год, - захныкал он, - а до одиннадцатого уровня я дошел первый раз в жизни.
Помогать он не захотел, хмуро улегся на диване и грозился купить самый большой в мире замок и повесить себе на дверь. "Тогда вы ко мне не войдете. Тогда вы меня оставите в покое". Потом Криста побежала к телефону, и Кэтрин с Марком пришлось развешивать украшения вдвоем. Голубки, раскрашенные Кристой в детском саду. Детский рисунок Брендона, наклеенный на пенопластовую звезду. Они дошли до дна коробки, сплошь усыпанного иглами и блестками: там лежал сломанный самодельный венок.
- Брендон, помнишь, как ты его для нас делал? - спросила Кэтрин.
Брендон в ответ только прищурился.
- Сострадание атрофировано, - объяснил Марк.
Он сказал это шутя, но Кэтрин его тон резанул по сердцу. Неужели он думает, что и для нее это шутки? Глаза защипало. Через два дня ее несчастные друзья приедут заражаться семейным счастьем, а его здесь не так уж и много. Кэтрин охватило чувство одиночества и беспомощности.
- Ох, Марк, - сказала она, чтобы оправдать свои слезы чем-нибудь конкретным, - мне еще столько всего покупать.
- Не плачь, мам, - сказал Брендон. - Я сварю какао.
Это тоже была традиция. Нарядив елку, они, как обычно, пили какао с рогаликами. Макаешь рогалик в кружку, поворачиваешь и слизываешь какао. Глупость, но ты эту глупость делал, раз уж тебе довелось быть членом этой семьи.
Они сделали все положенное: макали, лизали, жевали. Но в этом году от всего веяло той же усталостью, которая сидела у них внутри, исчерпанностью, почти пустотой.
"Нам чего-то не хватает, - подумала Кэтрин, - чего-то еще, кроме отдыха".

Две минуты продлились счастливые объятия в аэропорту, восклицания. Двое младших Паркеров не умолкали ни на секунду и все время друг друга пинали и пихали. Сэм была тихая и внимательная, Эндрю - надутый. Стив и Ребекка шли по краям, дети - между ними. Четыре ребенка, шесть мест багажа и еще что-то неладное вокруг них.
Кэтрин взяла отгул на два дня, которые прошли так: непрерывные ссоры детей, телефон, музыка Эндрю, телефон. С покупками и поздравлениями запарка. Присутствие Эндрю действовало на Кристу. "А почему я не могу пойти вечером на концерт?" - спросила она. И Кэтрин воспользовалась любимым ответом своей матери: "Потому что я запрещаю, вот и все". Но, услышав собственный голос, произносящий эти слова, она вдруг почувствовала, что постарела.
И была еще Ребекка. Ради нее Кэтрин хотелось быть доступной, уверенной, несуетливой, но та пока что не рассказала ни о чем, что показалось бы Кэтрин душераздирающим. "Где, - думала Кэтрин, - где измены, пьянство, игра? Что же такое у Паркеров стряслось?"
- Мы с ним движемся разными маршрутами, - объяснила Ребекка. - Пересекаясь, мы встречаемся дружески, бывает даже и в постели неплохо, но все как-то вяло.
- Но что тут странного? Чего ты ждала после стольких лет совместной жизни?
- Может, такой жизни и надо ждать, но хочу я совсем другого.
Кэтрин охватило раздражение. Все, о чем рассказывала Ребекка, не имело ничего общего с бедой, с той мучительной, безысходной бедой, которая на Рождество гонит тебя через всю страну к старым друзьям. Собравшись с духом, Кэтрин спросила:
- А чего ты хочешь?
Ребекка ответила не сразу.
- Хочу, чтобы он посмотрел мне прямо в глаза. Чтобы обнял меня не мимоходом. Чтобы слушал меня.
С каждым "хочу" голос Ребекки делался звонче - и она резко смолкла, будто перечень был такой длинный, что незачем и продолжать, тяжело перевела дыхание и полными слез глазами посмотрела на Кэтрин.
Что тут было поделать - только прижаться к ней, вот и все. Так они и сидели молча, а Кэтрин думала: "Дело нешуточное. Дело совсем нешуточное, как это я сразу не разглядела".

Наутро Кэтрин снова достала форму для рогаликов, отмерила масло и яйца. Хоть занятие это и хлопотное, но может успокоить Ребекку или даже утешить. К тому же в рецепте с такой уймой масла был какой-то привкус семейного счастья.
Ребекка подтащила табурет к кухонному столу и уселась напротив плиты, на которой грелась форма. Стив ушел с Марком, дети, по крайней мере в эти минуты, неожиданно притихли, если вынести за скобки музыку Эндрю.
- Почему ты печешь эти штуки? - спросила Ребекка.
- Так у нас заведено. Мама всю жизнь их пекла.
Кэтрин взяла с плиты зарумянившийся кружок и положила перед Ребеккой, которая неуклюже завернула его вокруг спицы и отодвинула в сторону, чтобы остыл.
- Но ужасно ведь надоедает? Сколько мы должны сделать?
Кэтрин с трудом заставила себя улыбнуться:
- Наоборот, это так спокойно. Ребекка встала с табурета.
- Давай займемся чем-нибудь толковым.
- Ребекка, я уже вбухала сюда десяток яиц и фунт масла, как же я брошу?
- Понятно, вроде вложенного капитала.
Голос у Ребекки был злобный, Кэтрин стало противно.
- Так тебе хочется бросить?
- У-у, как серьезно.
Кэтрин снова принялась лить тесто и снимать поджарившиеся лепешки.
Ребекка смотрела, не выражая ни малейшего желания помочь. Когда Кэтрин снова встала к плите, тесто в форме уже подгорело. Она пошла к раковине чистить форму, тут вошел Брендон.
- Когда мы будем делать на окнах снежинки? - спросил он с сияющим видом.
- Никогда. В Фениксе снега не бывает.
Она ответила грубо - Брендон сжался в ответ, отвернулся и вышел из кухни. "От меня всем только хуже", - подумала Кэтрин. Ребекка снова села на табурет. Кэтрин отставила форму и уселась рядом.
- Прости, - сказала она. - Это же просто рогалики, в конце-то концов. Чепуха, ничего не значит.
- Все что-то значит, - ответила Ребекка.
Кэтрин посмотрела на готовое печенье.
- Наверное, я его пеку, потому что тогда мне кажется, будто я обо всех забочусь, - сказала она. - Но кому нужна такая забота, если в это время я ору на сына? Ребекка, поверь, я и сама часто не знаю, что мне делать. Ребекка пожала плечами:
- Соблюдать традиции - дело хорошее. Но мне иногда очень хочется чего-то другого.
- По-моему, от небольших, но непрерывных усилий семья больше выигрывает, чем от тоски по несбыточному.
- Неужели тебе не хочется несбыточного? Чего-то неожиданного? Или ты никогда не теряешь благоразумия? - проговорила Ребекка с пылом. - Я со Стивом даже и не знаю, с чего начать. Может, время уже упущено.
- Не надо ничего сногсшибательного. Начни с каких-нибудь пустяков.
Ребекка взглянула на Кэтрин недоверчиво и взялась было скручивать лепешку, но та за время их разговора совсем остыла. Вытянутая и сморщенная, она была похожа на большое ухо.

Утром двадцать четвертого было холодно - первый зимний день в Фениксе. Мороз бывал почти каждую зиму, но стоял недолго. Ночь или две - ровно столько, сколько нужно, чтобы съежилась буганвилия и побурели края олеандровых листьев.
Со вчерашнего дня между Кэтрин и Ребеккой еще оставалась натянутость. Но когда Кэтрин предложила детям всем вместе лепить кукурузные леденцы, Ребекка с энтузиазмом включилась и стала варить карамельную массу. Криста недовольно застонала - главным образом чтоб не отстать от Эндрю, который исчез, равнодушный к детской затее. Брендону поручили мять воздушную кукурузу.
- Никогда раньше этого не делал, - сказал Брендон, и кто-то из младших Паркеров откликнулся:
- Потому что ты раньше вообще ничего не делал.
Все намазали руки маслом и стали лепить шары из залитой карамелью кукурузы. Потом младший Паркер закричал:
- Смотрите, ягненок. Бе-е-е. Он взял кукурузный шар и приделал к нему голову и ноги. У Брендона получилась кукурузная собака, и дело пошло вовсю. Криста сходила за вощеной бумагой и постелила ее на столе. Брендон наготовил еще кукурузы, Ребекка - еще карамели и потом выскользнула из кухни. "Ей уже надоело", - подумала Кэтрин. Вдруг появился Эндрю, окунул руки в кастрюлю, набрал полные пригоршни и начал лепить, будто из глины.

Настал уже вечер сочельника, когда вернулись отсутствовавшие почти с утра мужчины с охапками пакетов. Кэтрин подняла глаза от карамели и увидела, что за окнами уже темно.
- Дороги жуткие, - сказал Стив. - Все обледенело.
- Обледенело? - переспросила Кэтрин.
- А ты выгляни на улицу. Целый час моросило, а теперь гололед.
Кэтрин подошла к окну, а когда обернулась, увидела, что Ребекка снова здесь и помогает Стиву разобрать пакеты. Марк рассматривал их произведения.
- Что это такое? - спросил он. Кухонный стол был уставлен кукурузными зверями, домами, деревьями, а Брендон только что выстроил стену вокруг того, чему еще никто не успел дать название города.
- А вот здесь у них концерты, - сказал Эндрю, показывая на сооруженную им арену. - Здесь выступают Машины небесной любви.
- У них еще нет машин, - ответил Брендон.
- Сейчас сделаю.
- Я про то, что их тогда еще не изобрели.
- Тогда? - спросила Ребекка.
- Ты что, не видишь? Это же все давно, это Вифлеем.
С минуту все молчали. Кэтрин слышала, как в окно стучат градины.
- Спокойствие, - первым нарушил молчание Эндрю. - Мы в Вифлееме, и выступают Ручные машины небесной любви.
Криста хихикнула, достала свечку, зажгла ее и выключила свет.
- Электричества тоже еще нет, - сказала она.
- Слушайте, - сказала Кэтрин, - слушайте. Что это?
- Мамочка, для колокольчиков Деда Мороза мы слишком большие, - сказала Криста.
Марк пошел в коридор, и все за ним. Когда он открыл дверь, Кэтрин поняла, что слышала лай и что по коридору робко идет рождественский подарок ее детям. Нет, не щенок - стареющий коккер-спаниель обнюхивал свое новое жилище, волоча по полу обвислые рыжие уши.
- Ура! - закричал Брендон. - Кто это?
- Кем назовем, тем и будет, - ответил Марк. - Он наш.
Брендон лег на пол и принялся тискать и гладить пса. Криста присела рядом с ним.
- Он холодный, - заметил Брендон, почесав пса между ушей. Марк отвел Кэтрин в сторону.
- Он, конечно, новизной не блещет, - сказал он, - но ему нужен дом. Дадим ему шанс?
- По-моему, это нам он нужен, - ответила Кэтрин. - Мы для этого уже созрели: дылды и старый пес.
- Эй, - позвал Брендон, вставая на ноги, - смотрите, снег.
Все подошли к окнам, на которые снаружи кто-то наклеил снежинки. Они были не нарисованы по трафарету, а тщательно вырезаны из бумаги, все разные. Так вот почему исчезла Ребекка. Через головы шести детей, двух мужчин и старого пса Кэтрин посмотрела на свою подругу.
Она уже выбилась из сил, пытаясь хоть что-то дать ей - своей старой подруге, которую она перестала понимать, которая лишила ее покоя, которая и ее заставила задуматься, куда она, Кэтрин, идет. И вот неожиданно этот щедрый дар Ребекки. То, чего не бывает, случилось.
- Наколка, - сказал Брендон. Он хотел, чтобы все знали, что его так легко не проведешь, и что в снеге он разбирается.
Кэтрин смотрела на снежинки за окном, на соседский кактус в горящих гирляндах и вдруг краем глаза увидела, что Ребекка положила Стиву руку на плечо. Это выглядело так просто - рука, плечо. "Наверное, не так уж благоразумно было возлагать надежды на такой пустяк, - подумала Кэтрин, - но все-таки Ребекка решилась и сделала это".
- Подождите-ка, - сказал Брендон. Он прильнул к стеклу. - Разве в Фениксе бывает снег?
- В Фениксе - нет, но мы же в Вифлееме, дурачок, - сказала Сэм, - там любые чудеса могут случиться. поделиться

Барбара Нельсон

Перевод Григория Дашевского

27.12.2002