Гроза

- Нет, это правда именно вы писали "Стерву"? Надо же...

В его глазах было такое удивление, что мне стало неловко. Я даже не могла разобрать, разочарован он или наоборот. И только потом поняла: я для него была не женщиной, которая нравится или не нравится, а просто нежданным-негаданным счастливым случаем, когда можно наконец-то кому-то открыть душу. Ведь иные тайны не хотят жить только в нашей памяти - им нужно вырваться наружу. Чтобы облегчить сердце? Не исключено...,

- Вот вы все о женщинах рассказываете, как будто у мужчин историй не бывает самых разных. Но ведь любовь - это всегда двое. И одна из сторон -мужчина.

Мой собеседник приятен и интеллигентен. Доктор каких-то точных наук. Не пижон, но элегантен. И еще достаточно молод. По крайней мере внешне.



Я долго не женился: сначала институт, потом аспирантура, и все как-то считал, что семья может мне помешать. Нет, женщины у меня, конечно, были - от физиологии никуда не уйдешь. Но желания, чтобы рядом со мной была постоянно одна и та же женщина, у меня не возникало никогда. Единственным моим большим увлечением была байдарка. Все праздники, выходные, отпуска - только на горные речки, на озера. И с Милочкой мы познакомились именно в таком походе по Карелии.

Милочка была худенькой, невысокого роста, рыжеватой. Сущий ребенок -девочка девятнадцати лет, которую хотелось опекать. Гладить по голове и совать в маленькую розовую ладошку конфетку.

Мы шли в одной "двойке", и на перекатах я перетаскивал ее рюкзак, на привалах за нее кашеварил, давая ей возможность отдохнуть лишнюю минутку. Я даже до сих пор не могу понять, как я отважился однажды ночью расстегнуть ее спальник. Видимо, просто пришел подходящий "мужской момент". Я помню ее вздрагивающие плечи, мокрые от слез глаза. Помню, как наутро она прятала от меня взгляд и твердила: "Ничего, Гена, ничего... Ты не думай... Я не буду предъявлять никаких претензий". Но я уже знал: все, кончилась, Геша, твоя свободная жизнь. Остаться в стороне значило бы чувствовать себя всю жизнь подлецом. И я сказал: "Послушай, Милочка, а что если мы подойдем сейчас к костру и скажем: "Поздравьте, мы решили жениться". Она полоснула меня нескрываемо влюбленным и счастливым взглядом...

Всю дорогу в поезде от Петрозаводска Милочка не отходила от меня ни на шаг, терлась о мое плечо, как котенок, строила планы, как она обустроит мою холостяцкую квартиру, как будет по утрам готовить мне завтраки, а днем ходить со мной на ученые советы и сидеть за дверью, мужественно "болея" за мои выступления.

- А еще, - сказала она, - я сразу же познакомлю тебя со своими родителями.

В ближайшее воскресенье мы отправились в деревню, где, как рассказала Милочка, вот уже второй гол родители снимают дом с огромным садом, яблок из которого хватало не только хозяевам, но и всем соседям, и даже с собственным маленьким прудом, в котором плавают белые лилии.

Возле деревянного здания станции стояла видавшая виды "Нива", в которой сидел толстоватый, лет под пятьдесят, мужчина. Он внимательно рассматривал меня из-под кустистых бровей. Сразу же я представил себе и будущую тещу - крепко сбитую, с конопатым от солнца лицом, крепкими ногами - словом, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет.

- Ой, папка, - Милочка чмокнула его в щеку. - Познакомься: это Геша, мой муж.

Милочкин отец, видимо, остался доволен увиденным. Мы с Милочкой действительно смотрелись весьма симпатично.

Вскоре мы подъехали к небольшому, но очень обаятельному особнячку, увитому разлапистыми плетями плюща.

Едва "Нива" остановилась, на пороге дома появилась стройная молодая женщина с рыжей косой вокруг головы, обвивавшей ее как корона, - такие прически носили, по-моему, во время войны наши мамы, которые не признавали стрижек и еще не знали "бабетт". В простеньком светлом платьице, с круглым вырезом, оголявшим смуглую шею и плечи, с пояском, подчеркивающим талию, которая выглядела еще тоньше от того, что над ней возвышалась упругая грудь, со стройными ногами, в светлых "лодочках" на каблучке. Она улыбалась открыто, белозубо и щедро.

- Ну, хороша у тебя сестра, - не выдержал я.

- Сестра? - Милочка удивленно вскинула брови. - Ну что ты, это моя мама.

Она бросилась к матери. Та, смеясь, подставила ей щеку.

Милочкиной маме было всего 37 лет: замуж она вышла сразу после выпускного бала. Старше меня она была на какие-то восемь лет, которые были не так уж и ощутимы.

- Ну какая я тебе мама, - засмеялась она, когда я решил выяснить, как мне ее теперь называть. - Зовут меня Вера Глебовна, можешь называть меня просто Верой. Это мне больше нравится.

- Мне тоже, - сказал я и вдруг почувствовал, что в горле у меня пересохло.

Мы провели в деревне два дня. Блаженствовали в безделье, пили парное молоко с деревенским, хлебом, выпеченным в русской печи, а росными зорями косили в заливных лугах сено. О научной статье, которую я должен был срочно дописывать, я почти не вспоминал.

В воскресенье после обеда мы засобирались домой. Ехать в город должны были втроем: Василию Петровичу в понедельник предстояло рандеву с каким-то начальством.

Мы залезли в "Ниву". За руль села Милочка, решившая наконец-то поучиться водить машину, рядом с ней, на "инструкторское место" - Василий Петрович, а мы с Верой вжались в заднее сиденье, окруженные корзинами с белым наливом, первыми огурчиками и крынками со сметаной и сливками. Я впервые ощутил так близко ее горячее бедро, и меня бросило в дрожь. На поворотах и ухабах наши плечи соприкасались, и вновь меня обдавало то холодом, то жаром.

...Двери электрички должны были вот-вот захлопнуться, когда я воскликнул: "Забыл на столе свою статью" - и выскочил на перрон.

- Возвращайся быстрее, - высунувшись из окна, прокричала Милочка.

Вера посмотрела на меня, и удивление, мелькнувшее в ее глазах, сменилось радостью...

Едва станция скрылась за поворотом, и мы оказались на лесной просеке, я впился губами в ее губы. Как она умудрилась остановить машину?! Ее небольшие, но сильные ладошки гладили мне голову, обнимали плечи. Никогда прежде я не целовал женщин столь страстно и яростно.

Наконец мы оторвались друг от друга. Она прятала глаза. Но я понимал:

теперь ни ее, ни меня не остановит ничто. Ни люди, ни молва, ни то, что совсем скоро ее дочь станет моей женой.

Я понял, почему во мне вспыхнула такая страсть. Вера очень похожа на мою первую женщину. Она была соседкой матери - эта молодая вдова, которая была старше меня, 16-летнего, на десять лет. Она научила меня многому - нежности и страсти, научила понимать женщину, ее капризы и прихоти, смену настроения. За четыре года, которые я тайком от родителей пересекал лестничную площадку, я стал настоящим мужчиной. Она была наделена редкостной женской красотой -зрелой и сочной, как мякоть арбуза, в которую так хочется впиться, чтобы ощутить томительный сладкий нектар.

Мы подъехали к дому вместе с первыми всполохами внеэапно грянувшей грозы. Вера направилась к крыльцу, но я потянул ее под навес, где было свалено свежее сено, пахнущее солнцем и медом луговых цветов.

Вера распустила, косу, и золотой поток волос рассыпался по высохшей траве. Ни одна женщина за мою зрелую жизнь не вызывала во мне такой прилив яростной страсти. Я не мог расстегнуть ее платье - у меня на это не было времени, я рванул его и разорвал надвое.

- Сумасшедший, - счастливо засмеялась Вера.

Тонкая талия и округлые бедра возбуждали меня все сильнее и сильнее. Я обнажил ее полностью и сбросил одежду с себя. Я был подобен молодому самцу, для которого главное - освободить свою восставшую плоть от налившей ее тяжести, излить из себя эту страсть, выплеснуть ее. Началась мощная и яростная борьба мужского и женского начал. Я рычал, стонал, проникая в Веру все глубже.

Мы не замечали ни сполохов молний, ни громовых раскатов, ни обрушившегося на землю ливня. Небо сливалось с землей так, как сливались и мы. Оно так же оплодотворяло землю своей спермой -дождем, как -я орошал ею свою Веру.

Это была ночь безумства, страсти и ласк. Перерывы между объятиями были коротки, и даже когда мы, обессиленные, разжимали руки,все равно рвались друг к другу. Нам было мало, мало, мало. Теперь уже не я, а Вера диктовала и позы, и ритм. Она была то яростной наездницей-амазонкой, то грациозной кошкой, взобравшейся на лиану и покачивающейся на ней. То, бессильно разбросав руки, она почти безучастно принимала мои ласки, то задавала такой бешеный темп, что мне казалось, я не угонюсь за ней.

Мы успокоились, как и дождь, только к утру. Разбудили нас солнечные лучи. Мы не могли больше принадлежать друг другу - на это не было сил.

- Что мы делать будем, Вера?

- Ничего, - покачала она головой. Больше - ничего. Что было - то мое. И останется со мной. И я благодарна судьбе за эту ночь. У меня никогда не было такого и теперь уже никогда не будет. "Отбить" жениха у собственной дочери! Я знала, что я немного авантюристка. Оказывается, я еще и немного порочна. А знаешь, откуда у меня это желание подобной близости? Помнишь писателя Юрия Нагибина? Он не скрывал, что у него был роман с собственной тешей, женой директора одного московского завода. Как он описывал сиену близости!!! Наверное, мне однажды захотелось того же. И это желание дремало где-то в подсознании. И однажды появился ты... Внезапно - как эта летняя гроза. Но... Милочка любит тебя. Обещай, что она будет счастлива...

И мы действительно были с Милочкой счастливы. Каждую ночь, я был пылок, неистов и нежен, но Милочка никогда не узнает, что, обладая ею, я в мечтах обладал Верой. поделиться

Татьяна Харитонова

01.04.1999