Время, когда цветет жасмин

Она позвонила мне воскресным утром. Объяснила, что мой домашний телефон ей дала наша общая приятельница (мир тесен), которая чуть ли не клятвенно заверила, что я .просто обожаю, когда мне звонят домой наши читательницы. "Ну да, обожаю, - мысленно разозлилась я. - Особенно в воскресенье да еще ни свет ни заря, да еще если накануне я до полуночи промучилась на театральной премьере, а потом полтора часа добиралась до дома, дрожа от страха и шарахаясь от каждой тени или подозрительного шороха". Но все это было в мыслях, а вслух я лучезарно улыбалась: "Ну что вы, Линдочка вам все правильно сказала, не волнуйтесь, все о'кей. Так в чем проблема?"

- Понимаете, мы не могли бы встретиться? И лучше бы где-нибудь на природе. Мне так легче...

Господи, ей так легче. А мне-то это зачем? Впрочем, вон какое солнышко в окне. Денек редкостный. И правда, что киснуть дома в одиночестве...

Мы встретились у входа в загородный парк. Зеленоглазая милая шатенка, чуть за тридцать, со смуглой кожей. Этакий "Сникерс": в тон "толстому слою шоколада" - и элегантное пальто-макси, и длиннющий, чуть ли до полу, объемный шарф, и ботиночки на платформочке, и сумочка с перчатками.

Мы бродили по дорожкам парка, где птицы высвистывали свои свадебные марши, высматривали, не проклюнулись ли где первые травинки, и потом присели на еше не проснувшиеся от зимней спячки качели, и она наконец-то решилась...

- Я долго не могла понять, кто я - падшая женщина или - не удивляйтесь - спасительница. Пока в вашей газете не прочла сначала интервью с андрологом, который рассказал о сексуальных проблемах молодых людей, а потом о мужчине, который помогает девушкам стать женщинами. И знаете, насколько мне стало легче! Потому что я, в принципе, занимаюсь-почти тем же. Только...

Она достала сигарету, закурила, и по ее нервным движениям, вздрагивающим пальцам, по отведенным в сторону глазам я поняла: она все равно сомневается. Да иначе, если ей все так уж ясно, зачем ей наша встреча?!



- С мужем мы развелись давно, сыну было десять лет, мне 29. Бывший муж считал секс чем-то низменным и презренным, занимался им с отвращением и не скрывал этого. Это было результатом с одной стороны - воспитания в семье, с другой -итогом "навыков" на сеновалах с двумя 50-летними доярками (он до 26 лет безвылазно жил в крохотной глухой деревушке). Я поняла: если он успеет и сыну передать свою точку зрения на отношения между мужчиной и женщиной, сын будет таким же несчастным человеком, как он сам. Накупила горы литературы по детской сексологии и лет с одиннадцати стала давать читать эти книги Павлику. Сначала боялась жутко его вопросов, потом стало проще. Тем более, что мы были с ним как друзья. Он даже называл меня всегда (и сейчас тоже) не мамой, а Кэт. Поэтому он не стал делать секрета, когда стал мужчиной (он учился тогда в десятом классе), а я совершенно спокойно воспринимала его просьбы прийти вечером на час-полтора позже или позволить ему остаться на ночь на даче.

В тот вечер я возвращалась домой довольно поздно: сын уехал погостить к отцу, и я забежала к подруге. Мы открыли шампанское, поплакались друг другу в жилетку, на нескладывающуюся жизнь, а потом я пошла домой. Вечер был синим, свежим, пол моим окном расцвел жасмин, белый и пушистый, и запах его бередил воспоминания о человеке, с которым мы расстались полгода назад и забыть которого было выше моих сил. Я сломала несколько веток, получилась большая охапка. У двери открыла сумочку, чтобы достать ключи, цветы жутко мешали, и вдруг кто-то произнес: "Екатерина Ивановна, позвольте я вам помогу". Это был друг Павлика, Сергей. Он был старше моего сына на два года. Он занимался культуризмом и поэтому выглядел далеко не на свои 18 лет - старше, мужественнее, что ли. Я открыла дверь, мы прошли в комнату, и внезапно погас свет. "Сережа, - сказала я, проверь, может быть, что-то с пробками". Он выглянул в окно и сказал:

"Нет, это не пробки: на всей улице темно".

Я нашла свечи, зажгла их, поставила в вазу цветы, Сергей не уходил.

- Можно мне посидеть с вами?

- Пожалуйста, о чем разговор, - ответила я. - Давай попьем кофе, тем более, что мне сегодня так одиноко.

Мы болтали о всякой всячине, и как-то невольно разговор перешел на любовь. И Сергей,, всегда такой сдержанный, застенчивый, вдруг спросил: "Наверное, любовь не всем дается?"

- Что ты, Сергей, конечно, всем. Только в разное время.

- А вот бывает так - что не нравятся ровесницы, а нравятся женщины, которые старше тебя?

- Бывает, - сказала я. - Таких примеров масса.

Он замолчал, потом каким-то странным голосом произнес: "Почему мне не 30 лет?"

- Боже мой, Сереженька, ты торопишь время, у тебя все еще впереди.

- Но кто мне может обещать, что я встречу женщину красивую, добрую, которая была бы похожа на вас, Екатерина Ивановна? Чтобы она без слов, как вы, понимала меня?

Мне вдруг стало его немножко жалко, я провела рукой по его щеке, а он схватил мои пальцы и начал их целовать. Я не скрою, мне было очень приятно, и казалось, что это совсем другой мужчина ласкает меня. Тот, с которым мы больше никогда не увидимся. Я уже не принадлежала себе. Вернее - своему разуму. Но принадлежала своей страсти. Я расстегнула его рубашку, целовала в плечо, и от него пахло каким-то невинным, не мужским, запахом. Я называла его ласковыми именами. И тело его, сильное, мощное, накачанное, было так похоже на тело другого...

Я не помню, правда-правда, я не помню, как мы оказались на диване, постель была не разобрана, мне хотелось быстрее, быстрее. И вдруг - я поняла, что он совершенно неопытен: он не знал, что ему делать. Боже мой! И меня окатила холодная волна: что я делаю?!

Ведь это ребенок. Ребенок, который никогда не знал женщину. И я, тридцатилетняя баба, затащила его в постель! Ведь если сейчас у него ничего не получится, именно я буду виновата в том, что он потом не прикоснется, может быть, долгие годы к женщине, будет ее бояться. Я, которая помогала собственному сыну стать настоящим мужчиной, сейчас сломаю чужую молодость. Мне стало страшно. И этот страх, казалось, передался Сергею - он вдруг оцепенел, у него расжались руки... Но он лежал - холодный, словно скованный бессилием, и мне даже показалось, что ресницы его солоны.

Я должна! Я должна помочь этому мальчику преодолеть его страх перед первой близостью. Я должна.

Я целовала его глаза, брови, губы, гладила грудь, плечи, бедра. Словно кошка о ногу хозяина, я терлась о его тело, а потом соскользнула к его ногам. Я ласкала то, что принадлежало сейчас только мне. А когда я почувствовала, что он вновь окреп, я вонзила его в себя. И через несколько движений он застонал, обхватил меня так, что я вскрикнула, и перевернул, подмял меня под себя. Это было что-то невероятное. Его движения были неловки и неточны, но мощны и полны страсти. И через несколько минут он застонал, и я ощутила в себе горячую струю его семени, он обхватил меня еще сильнее и укусил за плечо. Я вскрикнула от боли - и от радости. Я не испытала opгазма, но поняла, что главное произошло - теперь никогда у него не случится "мужских проколов", он обрел уверенность в себе.

Мы лежали счастливые - каждый своим счастьем, и я не знаю, чье было больше.

Через несколько минут он уже уверенно и смело заскользил по моему телу, безошибочно находя эрогенные зоны (он потом признался, что теоретически знал о сексе очень много). И когда он вошел в меня. это уже был мужчина, страсть которого ничто не может остановить. Горели свечи, осыпались белые лепестки жасмина, рядом со мной был человек, познавший тайну тайн благодаря мне - и это было прекрасно! Наш роман, о котором Павлик даже не подозревал, закончился довольно скоро: "военная" семья Сергея переехала в другой город.

Однажды Павлик пришел домой в невероятном потрясении и рассказал, что один из его одноклассников. решил покончить с собой из-за неудачи с девушкой. Она его обозвала импотентом; он пришел домой и выпил какую-то дрянь.

- Знаешь, у меня даже есть какое-то чувство вины перед ним, - говорил сын.

- Парень он неплохой, можно было его как-то вовремя поддержать, объяснить. Но я же не думал, что такое может быть: у парней в. нашем классе проблем с этим нет.

Я предложила Павлику привести его к нам - показать книги, почитать вместе, может быть, даже познакомить с какой-то девочкой, которая уже что-то умеет. Через несколько дней Павлик привел Гену. Застенчивого мальчика, очень аккуратного и ладненького, который постоянно близоруко щурился, вскакивал с места, если я входила в комнату, робел и краснел.

- Кэт, Генка стесняется тебя, ведь он знает, что ты в курсе этого его дела, -сказал Павлик. - Ты пока не заходи к нам.

Но вскоре Гена освоился, и мы могли уже втроем абсолютно спокойно говорить на тему, которая, в общем-то, совершенно естественна.

Однажды, когда Гена с Павликом слушали музыку и что-то читали, позвонила какая-то девочка, и Павлик спешно умчался, предупредив, что вернется часа через два. Я подошла к Гене - он сидел с "Камасутрой". "Тебе нравится эта книга?" - спросила я. Он покраснел, но признался, что нравится.

- Может быть, хочется о чем-то спросить?

В эту минуту я совершенно не думала о сексе. Мне просто хотелось сказать этому мальчику, что жизнь слишком хороша, чтобы с ней расставаться из-за одной неудачи. Но я вдруг заметила, что у него. как-то странно изменилось лицо, он закусил губу, заерзал. И я неожиданно для себя сказала: "Мне кажется, тебе действительно нужна женщина. Он опустил голову и тихо произнес: "Да".

- Послушай, ты можешь забыть, где ты, с кем ты? Хочешь, я налью тебе немного вина?

Я налила ему рюмку, он выпил, и я отвела его в свою спальню. Я не могу сказать, что испытала удовольствие физическое. Скорее, это было удовольствие разума, но не тела. Но большего в этой ситуации и не было нужно.

Павлик никогда не знал и не знает до сих пор ни об этих ситуациях, ни о других аналогичных. О них знали только моя подруга, с шампанского которой все и началось. Но она-то и знакомит меня время от времени с мужчинами, у которых все те же "юношеские" проблемы. Вы можете себе представить 40-летнего красавца, который ни разу не был близок с женщиной только потому, что во время его первого опыта в комнату ворвались внезапно вернувшиеся домой родители девочки и его, нагого, выставили за дверь? Несколько раз в жизни испытавший глубокую любовь, он в постели был абсолютно беспомощен, поскольку не мог переступить порог страха перед близостью. Я смогла раскрепостить его, и он относился ко мне - даже не как к женщине (хотя это, может быть, и обидно), а как к врачу, который помогает избавиться от какой-то болезни - жуткой, мучительной и неестественной.

Сейчас он женат, они с женой ждут второго ребенка, счастливы.

У другого мужчины была проблема из-за того, что девушка очень нервничала, была в большом напряжении и у нее произошло сокращение мыши влагалища - это называется вагинизм. И в течение нескольких часов они не могли разъединиться. "Это было, - рассказывал он, - нечто ужасное. После того случая я не мог иметь близость с женщиной: боялся, что произойдет то же самое".

Таких мужчин у меня уже несколько. Не, знаю, извращение это или нет, ведь я не сексопатолог, но я испытываю оргазм в тот момент, когда мужчина еще только входит в меня. Ведь это значит - я "разбудила", "растормозила" его! Именно ради этого я и ложусь с ним в постель, дальше его уже ничто не остановит, рубеж страха преодолен.

Вы не можете представить, во что превращается моя квартира 8 Марта! Это оранжерея! Розы, каллы, гвоздики, хризантемы, даже сирень откуда-то с юга. Неправда, что мужчины не сентиментальны. Может быть, кого-то они действительно забыли, но меня - помнят всегда. Жаль только, что никогда не бывает среди этих цветов жасмина. Он цветет гораздо позднее… поделиться

Татьяна Харитонова

28.04.1999