Девственники (предыстория молодой пары)

Мы вместе три месяца и уже, разумеется, не девственники. Нашу общую историю пока не растянуть ни на бессонную ночь семейных воспоминаний, ни на домашний альбом на девяносто шесть фотокарточек. Между нами совсем немного: случайное знакомство, внезапно нагрянувшие чувства, планы на следующее лето.. и, наверное, Любовь. По крайней мере, мы засыпаем и просыпаемся с этим Чувством.

Иногда мы спрашиваем друг друга: а что ты, дорогуша, делал без меня? Тебе, наверно, было тоскливо и одиноко? Да, нам было тоскливо и одиноко! Потому что, вдобавок ко всему, мы были девственниками!



Пойду отдамся!



- Ну, поехал! - сказал я маме, деловито забросив на плечо школьный рюкзак - буду завтра! В рюкзаке заблаговременно припрятанный "джентльменский набор": бутылка водки и небольшой тортик с кремовыми розочками. Ехать нужно было за город, к другу. Накануне мне было сказано увесистым мужским басом: "Приезжай завтра, я пригласил Русалку! От твоей девственности и следа не останется. Я обо всем позаботился... Завтра к вечеру. Ждем-с!".

Витал, мой приятель, был на десять лет старше меня. Мы вместе занимались английским и славились крепкой дружбой, несмотря на разительные отличия наших внешних и, порой, внутренних персоналий. Витал имел внешность городского секс символа, детородный орган внушительных размеров и много много подружек. Одних Марин в нашем городе у него насчитывалось семеро, в связи с чем каждой была придумана кличка: Марина-Художница, Марина-Севенти-Севен, Марина-Из-Консерватории, Марина-Из-Владивостока, Марина-Русалка...

Витал относился ко мне с большим уважением и почтением, лишь один пункт моей биографии вызывал в нем ярое негодование: "Рома! Такой классный парень! Восемнадцать лет! И до сих пор девственник!" Так, отчитав меня пару раз за пассивное отношение к женщинам и обременительное увлечение французскими глаголами третьей группы, он решил взять инициативу в свои опытные руки и лишить меня девственности, натравив на меня одну из своих пассий. От меня требовалось немного: прибыть вовремя и быть готовым.

Я чувствовал стыд и неловкость. Ну, что значит приехать, встретить незнакомую девушку, поулыбаться, поумничать за столом, а потом?.. Я пришел к тебе с приветом! Витал обо всем договорился, ты в курсе? С другой стороны, Витал уверял, что и в самом деле обо всем договорился. И еще мне очень хотелось переспать с красивой незнакомкой. Лучший друг ведь свинью не подсунет! Глаза блестели, свежевыбритые щеки горели румянцем. Я был готов.

- Все в порядке, - сказал Витал, - скоро приедет! Ждем-с. Чай будешь? Я водрузил на стол уготованное угощение и перевел разговор на филологические темы.

Марина приехала на следующей электричке. Хрупкая, невысокого роста, беловолосая прелесть лет двадцати трех в байкерской "косухе" и обтягивающих голубых джинсах. В самом деле, Русалка...

Мы увлеченно болтали на кухне, попивая водку вперемешку с крепким чаем. Я горделиво вещал о недавней поездке в Париж и нелегальном переходе европейских границ. Марине я явно понравился, она мило улыбалась в ответ и просила рассказать что-нибудь еще. Все шло весело и ладно. Витал не пил. Он вообще не пил. Он следил за регламентом. Около полуночи, поднявшись из-за стола, он хмуро заявил: "Ну, все! Пора спать! Прошу занять места согласно купленным билетам". Я сразу же выбежал покурить. "Ты не дергайся, иди ложись на диване. Пришлю через пять минут" - учтиво шепнул дружеский бас.

Лежу на скрипучем диване. Закончивший вечернюю программу телевизор освещает комнату. Ждем-с.

Прошло минут пять. Еще через десять из кухни донеслись невнятные восклицания.

- Я так и знал, - подумал я про себя, вскочил с дивана, натянул джинсы и пошел выяснять в чем, собственно...

Увидев меня, Марина тут же выскочила на улицу.

- Не хочет! Не в кайф ей! Как на тусовке с кем ни попадя - так это, пожалуйста! А тут! Рома! Такой чувак! Не хочет она... - рвал и метал Витал. Потом схватил со стола оставшуюся водку и грохнул грамм сто с горла. Все, приехали...

Марина переживала случившееся на деревянном крыльце гостеприимного дома. Ноябрьская ночь, в небе южные звезды. Я вынес старый ватник, укутал заочно возлюбленную и начал оправдываться в содеянном. Говорил, как мне стыдно, как это все глупо. Перебив мое очередное оправдание, Русалка громко сказала:

- Ну, так что? Ты хочешь чтоб я сейчас пошла и тебе отдалась?!

- Ну, в общем, я не против... - иногда подобные по безрассудству фразы вырываются сами по себе.

Спать уложили в соседней комнате. Витал и Марина удалились на скрипучий диван.

Утром я проснулся первый. Яркий солнечный свет преломлялся о листья оконных алоэ. По выходу из комнаты, на дощатом коридорном полу красовался использованный презерватив.

Что ж, мое время еще не пришло, как я ни старался... Марин у Витала много, может быть повезет с Художницей...



Ножки бреешь?



Девять лет разницы меня ничуть не смущали. Когда тебе едва исполнилось пятнадцать, мужчины вызывают не смущение, а живой интерес.

Я училась в десятом классе и после уроков бегала в больницу, где работала моя мама.

Там было интересно: в главный военный госпиталь города привозили совсем юных мальчиков. Они возвращались из Чечни по причине оторванных ног или рук и прочих людских трагедий. Мама каждый день рассказывала мне об этих несчастных мальчишках, которые так нуждаются в помощи и поддержке. И мне искренне хотелось подарить хоть немного человеческого тепла тем, кому это не по своей воле необходимо.

На лечение привезли мальчика из Астрахани с осколками разорвавшейся бомбы и сломанными ногами. Его никто не навещал, и долгое время родственники не знали, где он находится. Я приходила каждый день и приносила продукты и подарки, а он, почему-то, воспринимал это как обезличенный жест гуманитарной помощи нуждающимся и не очень-то ждал моего следующего визита.

Однажды мне пришлось провести в палате пару часов лишь для того, чтоб просто увидеть его еще раз. Слегка обидевшись, я собиралась уходить домой... В это время на соседнюю койку присел симпатичный парень со сломанной ногой и мило улыбнулся мне.

Глазами встретились, и лепесток

Твоих пурпурных губ вдруг шелохнулся.

И ты, читая между строк,

На странной букве спотыкнулся… - написала я в тот же день в дневнике.

Мы разговорились. Виталику было двадцать четыре года и лежал он здесь же, оправляясь от автомобильной аварии, в которую попал два года назад в Риге. "И вот, настал тот день и час" - подумала я в тот же вечер. Я умирала и воскресала, глядя в его глаза. Жизнь забилась в бешеном ритме первой, и потому подлинной, Любви...

Через несколько месяцев Виталика выписали и он уехал домой в Таллинн. Между нами ничего не было, кроме нежной дружбы. Но и этой нежности было вполне достаточно для того, чтобы с нетерпением ждать его следующего появления...

Приходили письма - радостные отголоски наших встреч. Через полгода он позвонил и сказал, что родители получили квартиру в Питере, что он уже здесь в ожидании свидания со мной. Он был здесь! Никакие расстояния больше не были для нас преградой!

Мы начали встречаться. Каждый день, каждую минуту я все больше и больше, до ощущения физической боли ощущала его присутствие рядом. Мои мысли, мечты, желания и сновидения всецело принадлежали Ему. В музее, среди немых статуй, или на последнем уроке, кусая от скуки карандаш, я не могла не думать о более близких отношениях. С нетерпением ждала того момента, когда наше увлечение друг другом перерастет в обладание. И как же молодому красивому мужчине, два года провалявшемуся по больницам, не возжелать юную возлюбленную? Ей была я, от этого мое сердце билось еще быстрей и звонче.

Мне всегда нравились уверенные в себе мужчины. Когда они, при этом, еще самостоятельны и, главное, разумны, другого добра искать уже не нужно. Временами прямота Виталия меня пугала. Еще в один из дней наших первых встреч, когда он лежал в госпитале, я надела короткий летний сарафанчик. Бросив на меня скрупулезно-изучающий взгляд, он, будто между прочим, спросил: "Ты ножки бреешь?". Я удивленно похлопала глазами, не находя, что ответить. Как можно ожидать такой откровенщины от героя твоих розовых грез? Помню, я даже обиделась... Немногим позже мне стало понятно, что это его обескураживающая откровенность - этакий "ход конем" - застать врасплох резким словечком, чтоб добиться успеха без сомнений и контрверсий.

Его признание в любви также неожиданно поставило меня в тупик. Четырнадцатого февраля, в день всех влюбленных, он позвонил мне, узнать как дела. Я ответила, что у меня прекрасное настроение. Любимый голос в трубке нежно сказал: "Слышишь, я люблю тебя." Я снова не знала, что ответить.

Мы слишком долго занимались любовью платонической, чтобы не думать о наших постельных возможностях. Виталий лестно относился ко мне не как к шестнадцатилетней школьнице, а как любимой и вполне сформировавшейся женщине, так и называя меня "моя маленькая женщина". Он не скрывал от меня свои желания, всегда преподнося их неотъемлемой частью наших отношений. Мы хотели быть едиными во всем, и с каждым взглядом и прикосновением все ближе и ближе ощущали неизведанные прелести нашего маленького мира. Оставалось только перерезать ленточку... Как и положено уверенным в себе, первым не выдержал Виталий. "Родители уехали в Таллинн" - помолчав, добавил - "приедешь?" Я не могла не ответить: "Да".

Голова наполнилась непредсказуемым ожиданием предстоящего, а сумочка тюбиками с ароматными гелями и кремами. По дороге я думала о том, что ему, вероятно, нужна опытная женщина, а не я, пугливая девственница. С другой стороны, не увлечется же он малолетней сучкой, готовой лечь в постель с кем угодно? На его очередной "стой-падай" вопрос: "Ты девственница?" я без колебаний ответила: "Наполовину". Не знаю, что он подумал, но это была моя первая победа над его манерой ставить всех в тупик. Я избежала объяснений, отделавших тем, что это была шутка. "Теперь моя очередь" - подумала я и удалилась в ванну.

Мой возлюбленный уже возлежал на белоснежных простынях, вокруг горели свечи, а рядом с постелью стояла ваза с фруктами. Хорошо, что я не пью, иначе лившийся сладким ручейком “Бэйлиз” отобразил бы в моей памяти еще более "киношную" картину похождений городского казановы. Виталий долго ждал и блестяще подготовился к ожидаемому событию.



Четыре часа мы целовали и ласкали друг друга. Иллюзорные представления юности с каждым мгновением представали телесными реалиями отношений влюбленных душ. Автокатастрофы и больничные антибиотики помешали мне возобладать гордым и твердым мужским достоинством в мою первую "взрослую" ночь. Под утро слипающимся глазкам виделась только дорога домой и теплая девичья постель...



Рома Волкогон и Катя Лущицкая поделиться

18.08.1999