Обвинительный акт. Фантазия

Зал заседаний был переполнен до отказа. Он гудел, как потревоженный улей. Взглядом нельзя было охватить уходящие в бесконечность, в века, потертые ряды кресел.
В усталых изломанных позах сидели на них мужчины. Вот уже несколько миллиардов лет длился этот бесконечный суд. Давно уже истлели костюмы и фраки, проржавели насквозь кольчуги и латы, сгнили первобытные шкуры, а мужчины все сидели, до хрипоты обсуждая проект будущего обвинительного акта. Ломались копья рыцарских поединков, гремели сухие залпы бесконечных дуэлей, рокотали орудия и насвистывали пули кровавых войн, пели стрелы и звенели клинки... Бряцая оружием, шла мимо усталых мужчин история. А они все сидели и сидели, отвергая один за другим проекты обвинительного акта. То и дело из разных веков раздавались недовольные мужские голоса:
- А женское коварство?
- А ложь?
- А измены?
И зале заседаний обвиняемых не было. Их судили заочно. И бесконечно роптали миллиарды разгневанных мужчин.
- Встать! Суд идет!
Стало непривычно тихо. В зал вошли трое в инквизиторских тапочках. Расселись, как полагается, судья лицом к залу и, словно дуэлянты, блюдя дистанцию, друг против друга - прокурор и адвокат.

Судья. Брат! Вот уже несколько миллиардов лет минуло с той поры, как все мы собрались здесь, чтобы составить, наконец, наш обвинительный акт представителям худшей половины человечества, нагло именующей себя слабым полом...
Выкрик из зала. Уж слабый!.. В матриархат она на моем горбу на охоту ездила!..
Голоса. - Шкуры за нее штопал.
- Детей нянчил.

Шум в зале.

Судья. Тихо, братья! (к адвокату и прокурору) На чем я остановился?
Оба. На слабом поле.

Снова неодобрительный шум в зале.

Судья. Братья! Установите наконец тишину! Выслушайте меня, братья! Итак, за эти миллиарды лет безжалостно были казнены те, кто безрассудно поддавался их греховным чарам, слагал им слезливые сонеты, пел дурацкие романсы и сочинял душещипательные романы. Пора наконец нам взглянуть в глаза истории и, определив для этой половины человечества жестокую кару, составить наш окончательный обвинительный акт.

В зале встает прокурор.

Прокурор. Мужики! Нет, я не оговорился, сказав "мужики". Потому что если смотреть в корень, то все мы мужики, а они - бабы. И я вообще запрещаю кому бы то ни было называть их женщинами. Это слишком мягко, слишком ласкает слух. А наш слух создан для звона шпаг и бокалов, а не для шелеста бабьих юбок. Вот.
Судья. Адвокат?
Адвокат. А вот моя матушка...
Выкрик из зала. Матушка, матушка!.. Ишь, распелся!
Голоса. - Слово-то какое выискал!..
- А может, он его ввернул в другом смысле. В ругательном...

Невообразимый шум в зале.

Судья. Тихо, братья! Он больше не будет! (к адвокату) Верно, парень?
Адвокат. Я больше не буду.

Тишина в зале.

Судья. Итак, обвинительный акт! Кто берет слово?

И снова потянулся этот бесконечный суд. Спорили ожесточенно, до хрипоты. Спорили так, что уже к исходу второй половины суток требования и предложения подавались сиплыми, надтреснутыми голосами. Кары ему, ненавистному женскому полу, придумывались одна изощреннее другой, но дело с места не сдвинулось ни на йоту.
Неожиданно, в самый разгар спора от самых дальних кресел мощно грохнул чей-то крепкий (не осевший) баритон:
- Я прошу слова!
Стало так тихо, что было слышно, как трещит лопающаяся от тлена по швам мужская одежда. К судейскому полу, четко печатая шаг, босиком прошлепал обнаженный мужчина.
В зале зашелестел шепот:
- Адам, сам Адам явился на судилище!
- Уж этот скажет!..
- Скажет, скажет... Ему есть чего порассказать!..
И уже громко из дальних рядов:
- Не томи, Адамушко!
- Врежь им правду-матку!
Адам. Да! Я считаю, что действительно приспело время взглянуть нам всем этой правде-матке в глаза!
Адвокат. У меня есть возражение. Нельзя ли заменить слово "матка" чем-либо другим... "матушкой, например?! А то как-то режет слух...

Шум и улюлюканье в зале.

Голоса. - Бей его, Адам!
- Выдай ему матушку!
- Посчитай ему ребра!
Адам. Тихо, мужики! Прежде чем его ребра считать, давайте сперва мои пересчитаем. (Считает) Раз, два, три, четыре... А? Убедились? Одного ребра не хватает. Вопрос к суду: где оно? Отвечу. Ребро мое лежит себе в шалаше на камышовой подстилке. Лежит оно в совершенно недопустимом виде: о двух ногах, о двух руках и все, как есть, нагишом. Срамота! Батя мой бабу из него вылепил. А на кой ляд она мне, эта баба, ежели у нее все ребра, а у меня в одном нехватка? А она, нахалка, что ни день, мне их скалкой пересчитывает. У вас, мужики, с ребрами как?

Шелест и движение в зале. Мужчины считают ребра.

Судья. Погодите, братья! Вопрос к Адаму: как зовут шалашную гражданку?
Адам. По метрикам вроде Евой кличут, а я так про себя ее иначе называю - от шалаша и имечко ей придумал.
Голоса. - Правильно, Адам!
- Она то и есть, что ты сказал!
- Так ее, гадюку, так!
Адам. А по поводу гадюки так скажу: подруга это ее. Самая что ни на есть закадычная. Чуть утро - в шалаш заползет и яблочко с запретного древа в зубах держит. "Откушай, мол, девонька, плода сладкого..." Она, дура, и откушивает. Да еще и меня потчует. А потому и раздор меж нас да ругань. А сегодня терпение мое окончательно лопнуло. В ночь, как звезды высыпали, она мне, бесстыдница, заявляет вдруг: "Ребеночка, говорит, завести желаю. Матерью, значит, стать хочу".

Свист и улюлюканье в зале.

Адвокат. А что? Вот у меня матушка...

Снова невообразимый рев в зале.

Голоса. - Опять он за свое!
- Далась ему эта матушка!
- Гони его с кафедры!
- Пускай не позорит!
Судья. Тихо! Тихо! (К адвокату). Нельзя так озлоблять толпу. А кстати, любопытства ради, что там ваша матушка?..
Адвокат. Да в общем-то ничего особенного. Просто сначала она была девочкой, потом девушкой стала, потом стали называть женщиной, а теперь уж старушка она... Так я же не против клейма на баб этих окаянных. Не возражаю я против обвинительного акта на них, на женщин. Да вот только как мы поступим с моей матушкой?.. поделиться

Ефим Хазанов

03.12.2004