Два и четыре

Щелкнул замок, и со скрипом отварилась входная дверь. На пороге стоял Он. Усталый и счастливый. Он услышал ее легкие шаги, доносившиеся из комнаты, и уже через мгновение Она появилась перед ним, широко улыбаясь:

- Привет! - она обняла его за шею и долго не отпускала.

Он чувствовал сладкий запах ее духов. Он погружался в него, закрыв глаза. Весь без остатка. Ее волосы спускались ему на плечи и касались лица. Это прикосновение показалось ему таким необыкновенно нежным. Раньше как-то он этого не замечал. Она отпустила его, и в ту же самую минуту он поцеловал ее в губы. Теплые и мягкие.

- Ты сегодня рано, - заметила она отходя.

- Не ждала? - улыбнулся он, снимая плащ и вешая его на вешалку в прихожей.

- Ты же прекрасно знаешь, я всегда тебя жду, - отвечала она, - даже тогда, когда точно знаю, что ты не придешь.

На ее милом, еще немного детском, лице появилась грустная улыбка. Она опустила глаза, а когда снова подняла их на него, то от этой грусти не осталось и следа.

Они вошли в мало освещенную комнату.

- Подожди немного. Я сейчас все разогрею, ладно?

Она деловито прошла на кухню. Загремели кастрюли, щелкнула плита, зашумела вода в кране.

Он подошел пока к окну и взглянул на темно-синее небо. Вечер только начинался. Зажигали фонари. И окна домов напротив.

Она покричала ему: "Иди!", и он послушно отправился на ее зов.

Когда он входил на кухню, она стояла и колдовала у плиты. Такая вся изящная. В фартуке и с надетой на одну руку толстой рукавицей. Как жена.

"Настоящая фея домашнего очага", - мелькнула у него в голове. Он подошел к ней сзади и положил свои ладони на ее, казавшиеся худыми под легким платьем, плечи и коснулся губами темных блестящих волос. Он всегда любил их аромат. Он сходил с ума от такой близости с ней.

- Я так устал, - прошептал он, продолжая держаться за ее плечи, - очень-очень.

- Бедный мой, - ласково проговорила она. - Садись, режь хлеб. Я уже все накладываю тебе в тарелку.

- Не могу оторваться от тебя, - улыбался он, но повиновался и сел за стол, - Можно не будем включать телевизор, посидим так.

Она кивнула в ответ.

Все время, пока он ел, она внимательно смотрела на него. Жующий, он был удивительно милым. Говорят, что, когда люди едят, они выглядят ужасно омерзительно и способны раздражать окружающих. А он ее не раздражал. Ничем. Напротив, в душе какая-то небывалая нежность рождалась к нему. Наверное, потому что она просто его любила, и роднее его никого у нее на свете в тот момент не было. Она подала ему кофе, а сама принялась мыть посуду.

- Почему ты не ешь со мной? - вдруг спросил он.

- Что-то совсем не хочется, - ответила она, выключая кран и принимаясь теперь вытирать полотенцем вилки и ножи.

- Ты мало ешь, - озабоченным тоном произнес он и тут же усмехнулся, - от тебя ничего скоро не останется, только рожки и ножки.

- Останется, не волнуйся! - звонко рассмеялась она.

Потом они перешли в комнату, где тускло горела люстра, и поэтому она казалась как будто слегка погруженной в темноту и от того еще уютнее.

Они оба стояли у самого окна, и сквозь тонкие занавески сумерки с улицы проникали в комнату и окружали их со всех сторон. Было тепло и тихо. "Знаешь... мне с тобой всегда очень хорошо", - сказала она, вглядываясь в потемки за стеклом, - "так хорошо, что я сама порой себе не верю. Бывало, даже ущипну себя за руку. Больно. Все кажется похожим на чудесный сон, и я боюсь проснуться. Боюсь потерять тебя. - Она замолчала на секунду, вздохнула и опять продолжала, - Отчего-то так страшно жить без тебя...

В детстве, когда было страшно, мы с сестрой играли в "Два и четыре". Это такая у нас игра была. Два раза поцеловаться и четыре раза обняться - и страх тогда куда-то сразу отступал. Ведь дети всегда чего-то боятся.

Что их не любят. Что они умрут. Что у них ничего не получится, даже если очень постараться. Что не закончится ночь, когда лежишь без сна...

Думаю, в каждом взрослом человеке все еще живет этот испуганный ребенок, и наши страхи - это его страхи.

Я тоже боюсь. Боюсь того, что живу не так. Боюсь не успеть что-то важное сделать в своей жизни. Боюсь, когда на улице проливной дождь весь день, а ты без зонта. Боюсь, что ты можешь заболеть. И я могу заболеть. Боюсь, что я стану старой и некрасивой. И перестану быть тебе нужной. Боюсь, что у меня никогда не будет детей...

"Два и четыре"... если не знаешь, то можно подумать, это что-то из аргентинского танго... Нас в детстве это спасало. По крайней мере, мы были вместе, а вместе не таким уж все кажется страшным, ведь правда?

А иногда мне делается страшно от мысли, что я какая-то бессердечная. Нет, серьезно. Однажды у меня заболит сердце, я пойду к доктору, а он не сможет ничем помочь, потому что не найдет его у меня.

Не знаю, сколько должно быть человеку лет, чтобы он ничего не боялся в жизни. Это так страшно, все время чего-нибудь бояться. А ты... ты чего боишься?" - она не заметила, что говорит сама с собой, повернулась и увидела его рядом. Он сидел в кресле. Его глаза были плотно закрыты, а губы крепко сжаты. Он уснул, догадалась она. Под ее щебет. Он устал.

Она с нежностью смотрела на него спящего. Потом подошла и села прямо на пол около самых его ног, поджав свои под себя. Как преданная собачонка. Она так сильно его любила! Всем сердцем, которого, как наивно она думала, у нее нет.

Стрелки часов медленно скользили по циферблату, отсчитывая мгновение за мгновением. А ей казалось, они бегут сломя голову. Кроме звука переваливающейся, будто дряхлая старуха, секундной стрелки на настенных, круглых часах, ничего не нарушало установившейся тишины, даже шум отмирающего за окном города.

Она не знала, сколько времени уже просидела на полу почти без движения, наверное, достаточно долго, потому что ей вдруг стало неудобно и больно. Она поднялась и заглянула в его лицо. Оно было спокойным и усталым. И еще очень родным. Она боялась потревожить его. Боялась сделать что-то не так. Она всегда боялась, что он однажды больше не придет к ней. Она боялась, что он разлюбит ее. "Два и четыре", - вертелось в ее голове, словно по кругу.

Она встала на колени возле него и нежно коснулась его щеки своими мягкими и теплыми губами.

- Уже пора? - чуть сонно спросил он, продирая глаза.

Она снова потянулась к нему и дотронулась губами другой его щеки. А потом крепко-крепко обняла.

- Пора. - словно эхо, ответила она. Ей вдруг очень захотелось поплакать, вот так уткнувшись в его твердую грудь, но она знала, что сейчас нельзя.

Они расстались быстро. Они всегда расставались быстро. Он ненавидел долгие прощания. Когда он ушел, ей стало невыносимо тяжело. Как обычно, когда он уходил от нее. Покидал, чтобы возвращаться к себе домой. К своей семье. К своей жене. Покидал, чтобы в другой раз вернуться к ней. Может быть, даже завтра.

Оставаясь одна, она боялась, что он никогда не придет... Два и четыре. Она всегда помнила про два и четыре. Странно, но пока это ей помогало. И она продолжала его ждать.



Маргарита, perla7@yandex.ru поделиться

09.08.2002