Физика

…«Надо завести собаку», – думала она, лежа в постели. У меня будет маленькое, верное и любящее существо, лишенное всех недостатков. Даже тишины не будет. Хотя собака говорить не может, но от нее нет тишины одиночества.
Она ненавидела ночную тишину, которую невозможно было заглушить ни звуком работающего радио, ни собственным голосом, который не встречал собеседника и мрачно отражался от всех поверхностей.
Одиночество располагало к размышлениям, но она научилась их избегать, потому что они, ночные бдения и философствования, не могли выполнить свое главное предназначение – сделать ее лучше, а лишь изводили ночной запас сигарет. Именно по ночам она особенно отчетливо ощущала собственное несовершенство.
Она думала о нем и машинально поглаживала бок своего извечного соседа из мягкого плюша. Сосед не протестовал, но и не отзывался. Она думала о том, что это очень несправедливо, будучи так нужной ему, в то же время не быть с ним рядом. Их разделяли тысячи километров и ощущение собственной ненужности.
Иногда ночью ее заполняло ощущение любви, и тело искало теплую точку опоры, тщетно пытаясь найти ее рядом. И, между прочим, не для любви, а просто для ощущения, что вдвоем. В данном случае подошел бы и человек, которого не интересует интим. Это вот от моральной импотенции окружающих мужчин она устала. А просто быть вместе… Да, это редкость, согласна.
Это случалось и днем, тогда она захлебывалась желанием любить всех и каждого, и улыбалась в метро напротив сидящему человеку, испытывая абсурдное желание потрогать его или прижаться к нему. Это чувство быстро проходило, потому что сдерживалось правилами поведения и рациональной мыслью.
Потребность любить не делала ее ни сильнее, ни легче. Она готова была срочно полюбить чужую женщину только за то, что она родила Его, но не могла приспособиться к мысли о том, что у нее есть люди, которые нуждаются в ее любви больше. Кажется, мать называла это эгоизмом. Ей было проще пожалеть бездомного пса, чем сделать шаг навстречу собственным родителям. И не раздражаться от того, что родная бабушка повторяет в сотый раз одну и ту же историю и задает одни и те же вопросы. Почему так легко любить чужого и так тяжело того, кого ты любить обязан при рождении? Может быть, как раз потому, что обязан? Но ведь ты же любишь их, – и кто виноват, что ты не можешь это выразить так, как им хочется… Наверное, они просто хотели бы иметь более счастливую дочку.
Она очень хотела любить, но не хотела стать лучше. Она была больна равнодушием.

…«Надо завести любовницу», – думал он, лежа в постели. Спалось плохо, ведь он не привык делить постель с кем бы то ни было. Хотя нет. Было один раз – и ему это даже понравилось, хотя было не совсем привычно. Тогда он даже решил, что эта теплая женщина, которая доверчиво уткнулась носом ему в плечо, создана для него. Но он не хотел разочарований, поэтому признаться себе в этом боялся. А потом она исчезла. И теперь он спал беспокойно, скрипя зубами, потому что снилась ему всякий раз какая-то гадость и бесконечная нервотрепка на работе. «Нет, надо завести любовницу» – она сможет заполнить эту пустоту, а через какое-то время исчезнет сама, без душевного смятения. Что я могу дать Ей? И зачем мне это надо, слишком поздно рефлексировать. Я сам по себе, она – сама по себе. Он тоже был болен равнодушием – и поэтому они никак не могли встретиться. Внешне он был весел и слыл всеобщим любимцем, но все это оставляло его равнодушным, и все равно что-то было не так. Без нее все было не так. Но с ней – все было не так совершенно точно.

Она перебирала в уме воспоминания, которые грели, но оставались в прошлом. В мозгу всплыли строчки: «Но если хочешь быть правым – не бегай налево, если хочешь быть первым – не спи за рулем, а захочешь, чтоб рядом была королева – для начала попробуй сам стать королем….Это просто физика, дружок». «Дурацкая песня какая», – подумала она. «Да и я-то сама…» Всю жизнь она терпеть не могла физику, но именно по ее законам к ней прибивало мужчин, полностью противоположных ей: с мягкими голосами, податливым характером и душевной слабостью. Все они искали опоры, которую она могла отдать им, но не получая взамен того же, а лишь пустоту, которая заполнялась только после событий, бивших ее и делавших снова сильнее.
Он не мог быть слабым, потому что привык жить с маской на лице. Она прилипла так прочно, что отдирать теперь – это значило бы сдирать кожу. Без кожи показаться на людях он был не согласен. Так проще. И становился действительно сильным, когда рядом с ним был слабый. Но из-за дурацкой физики их не могло притянуть друг к другу так же, как однополярные частицы. И они не могли встретиться и обменяться своими вопросами. Если бы могли, то ответы на них были бы не нужны.
Каждый из них лежал и думал свои долгие мысли, о том, как избавиться от тяжелого упадка и сил и равнодушной лени. Они оба хотели стать лучше, но не могли этого сделать. Если бы рядом был тот, кто показал пример…Это как расписание врача: хочешь не хочешь, а выполнять придется. Но сами….Зачем? Это хорошее прикрытие – вопрос «Для кого?». Они оба хотели стать лучше. И им хотелось любить. И они были нужны друг другу. И не очень-то любили себя самих.
И Он, и Она не хотели жить по физике, а накапливали в себе любовь и нерастраченную нежность, подозревая, что она когда-нибудь пригодится.
Когда они встретятся (а это обязательно случится), они одновременно скажут друг другу: «Здравствуй. Я хочу отдать тебе свое сердце».