Над розовым морем

Они возвращались теплым летним вечером - удивительным вечером. Ни зноя, ни духоты не было и в помине, лишь нежный, мягкий ветерок обвевал машину, неся с собой все запахи лесных трав и луговых цветов.
Запахи эти были напоминанием о дне, который они провели, дне-подарке, который так редко выпадал им обоим, а такой, как сегодня, пожалуй, и никогда.
Он отпросился на работе, дома сказал, что весь день будет в разъездах, и к десяти часам подъехал к автобусной остановке. Он не знал, что сказала дома она, уже поджидавшая его. И когда тоненькая, изящная фигурка в голубом блестящем сарафане пошла навстречу, он в очередной раз удивился, что она - его.
Он вспомнил, как впервые ее увидел. Их знакомство было обязано его способности зорко подмечать все вокруг, даже когда он ехал быстро на своей машине, а скорость была его привычкой.
Он заметил, как на подскользнулась и упала - была мартовская гололедица. Высокая женщина в длинном черном пальто поднялась на ноги и, слегка прихрамывая, направилась к скамейке, неловко перехватив сумку.
Он резко затормозил, вышел - она уже сидела на скамье. Да, ему не показалось, эта женщина была на редкость красива зрелой, устойчивой красотой. Где все в меру, и хорошо настолько, насколько может быть хорошо.
Может быть, по годам он был лишь немного старше ее, но знал, что зрительно эта разница велика. Но у него было достаточно обаяния, и он всегда легко знакомился с женщинами.
- Ну, что случилось? - спросил он с улыбкой. - Куда поедем?
Она посмотрела на него - тревожно-нерешительно, затем вопрошающе. Нет, он вроде бы действительно не рассчитывает на...
- Мне, если можно, недалеко... По этой улице, через два квартала...
- Вопросов нет, - улыбка не покидала его лица. - Дойдете до машины сами - или лучше мне руку дадите?
Она поднялась, запахивая полы пальто, но он успел заметить и порванные колготки, и кровоподтек на левой коленке. И, не спрашивая больше, подхватил ее под руку и довел до своей "Нивы".
Позже он узнал, что неловкость в движении была ее чертой. Ей легко было упасть, споткнуться, обжечься. Тот, кто ее любил, был обречен постоянно тревожиться о ней.
Но сегодня в это трудно было поверить - так грациозно она шла к нему. Короткий сарафан облегает фигуру, красота торжествует - как у фигуристки, вышедшей на лед.

Но утро прохладное - не замерзла ли она? Кроме того, она привлекала внимание мужчин, стоявших на остановке. Он торопливо распахнул дверцу и почувствовал ее чисто физическое удовольствие, когда она скользнула в теплоту машины. И только они выехали за город, на длинную пустынную дорогу, как он отнял одну руку от руля и стал греть ее еще замерзшие пальцы.
Она молчала. В первые их встречи он думал, что ей с ним скучно. Ведь он знал, что она умела говорить - он много раз смеялся, слушая короткие образные истории, которые она так мастерски умела пересказывать. Он каждый раз чувствовал себя неловко, что не умеет развлечь ее, когда она замолкала. Но потом он оценил это преимущество. С ней можно было быть самим собой и задуматься о чем-то. Ее молчание не стесняло, оно давало свободу.
Он включил музыку. Легкий старый хит о розовом море будто открывал, не давая войти, дверь в тот мир, куда бы они могли шагнуть, оставив здесь свои семьи, работы, осветив ту единственную грань жизни, о которой никто не знал, кроме них.
...Наугад выбранное ими место оказалось этим самым маленьким раем. Зеленая стена леса, окружившая поляну, и спуск к Волге.
Как всегда вначале их жарко бросило друг к другу.
Потом они плавали в чистой здесь реке, пили горячий кофе из термоса, жарили сосиски.
Они были здесь друг для друга - совсем как муж и жена. Но она смотрела на него и думала, что он, конечно, катастрофа, а не муж. И она сама не знает, что ее держит рядом с этим человеком. Какой-то протест против рутины обычной жизни, уносящей самое жизнь. Бокал вина, кружащий голову.
Эта тайна, этот грех, этот великолепный любовник.
Ветви колыхались над головой в солнечной тени, она ощущала прикосновенье его рук, и запах теплой, прогретой солнцем земли - запах вечности и верности.
А ему было дивно - эта женщина никогда не строила никаких планов на него. Все прежде было иначе. Все было разумно, согласно его мужским правилам и вполне напоминало охоту. Он выбирал жертву, одними и теми же приемами добивался внимания, любви, а затем на смену приходила необходимость свести эти отношения на нет. Сохраняя тайну для домашних и стараясь не причинить излишней боли своей последней подруге. Особенно неприятно ему было, когда за него "начинали бороться", и нужно было положить конец навязчивым телефонным звонкам, навязанным встречам.
А она приходила лишь когда он звал ее, и то не всегда. И никогда ни о чем не просила сама. И он не знал - будет ли она рядом с ним завтра. Откликнется ли, если он позовет ее?
Однажды он спросил ее - хотела бы она быть с ним навсегда? Она покачала головой.
- Я бросала на тебя карты, - начала она.
Он рассмеялся.
- Ты в это веришь?
- Мне они не врут, - продолжала она все так же задумчиво, не обижаясь. - Смотри сам... Четыре дамы у тебя в раскладе... Ты любишь женское общество. Бабник, одним словом. Но на сердце всегда только одна - бубновая. Молодая девушка. Дочь твоя, наверное. Больше червонных карт на сердце нет. Не принимаешь ты все это к душе близко. Дамы у тебя то в стороне, то под ногами. Через любую перешагнешь, если нужно. Даже через червонную - жену свою. А вот бубен много. Деньги, все материальное - вот что тебя волнует сильно, вот через что ты способен огорчаться - здесь тебе пики дорогу перекрывают. А я под ногами быть не хочу...
Ты - моя прихоть, отпущу - и забуду. Ты уж поверь...
Он усмехнулся через силу.
- Другой бы не поверил... А тебе...
Когда они возвращались, уже темнело. До города было где-то полчаса пути. Еще немного леса - и уже пригород. И до последнего момента - когда она хлопнет дверцей и ступит на дышащий еще дневным теплом асфальт у своего подъезда - им будет казаться единственно настоящей эта жизнь, - и совсем невозможной - та, которая будет сейчас.
Она уйдет куда-то в соты многоэтажки, и для него исчезнет. Насколько на этот раз? Ему придется ставить машину в гараж и возвращаться, оправдываясь за долгую отлучку, терпеливо снося ливень накопившихся без него проблем, топящий его в рутине домашних дел.
Он увидел огромный грузовик, ехавший навстречу. Если бы не включенные фары, он казался бы мрачным черным айсбергом, плывущим по ленте дороги.
И вдруг у него родилось безумное желание направить свою машину под эти чудовищные, безжалостные колеса, чтобы миг - и все, и никуда больше, и навсегда вместе.
Он посмотрел на нее, дремавшую, бессильно уронившую голову на спинку кресла - и повернул руль, минуя опасность - так, чтобы свет фар ее не разбудил. поделиться

Татьяна Свичкарь

20.06.2003