Ура! Попались!

Я всё ещё говорю тебе «Вы» и называю по имени-отчеству. Я всё ещё не могу дать себе полного отчета в том, что могло бы измениться в наших отношениях, говори я тебе «ты» и называй только по имени. Я всё ещё не в состоянии определить, есть между нами эти отношения или их нет. Если есть – то какого они рода, вида, интенсивности. А если нет – то почему, кто виноват и что делать?
Подойдя к возникшему вопросу с чисто биологической точки зрения, сразу станет ясно – мы с тобой одного рода. Мы человеки. Вид, правда, отличается, и весьма разительно, по половому признаку. Отчего, собственно, и страдает большинство взрослого населения Земли. И мы с тобой, как ни странно, тоже не являемся исключением. Не зря, наверное, придумали выражение «война полов». Хотя чего тут воевать? И так всё налицо! Но всё же, если взглянуть на проблему с позиции высокой морали и нравственности, то окажется, что я достаточно безнравственна, тебе доступна (надо, чтобы в данном случае эти слова писались слитно) и к тому-же дура-дурой. Потом (если успею) объясню, почему.
А если уж говорить об интенсивности, то о ней лучше совсем промолчать. Надо закрыть рот, залезть под печку и задвинуть за собой заслонку. Потому что нет её, этой самой интенсивности. Всё есть, а её нет. Несколько мимолётных встреч на протяжении года и несколько сорванных во время прощаний почти целомудренных поцелуев – весь имеющийся в наличии багаж, который и нести не совсем удобно, и бросить вроде бы жалко.

– Клара, о чём ты? – я вздрагиваю и открываю глаза.
– Так, глупости разные, Клара, – я не ошиблась, мою подругу зовут, как и меня. Клара. Моя покойная бабушка Евдокия любила говорить, что чёрт истоптал не одни копыта, пока собирал нас вместе. Не берусь судить, чьи это
проделки, но то, что за ...дцать лет случая быть недовольным друг дружкой, как ни странно, не возникало ни разу. Отвечаю! Лишь иногда она или я (не имеет значения) в пылу какого-либо разговора, дружеской беседы
воскликнем незлобливо:
– Клара, ты дура! – и тут же незамедлительно получаем в ответ:
– Сама такая, Клара!
И почему-то ни ей, ни мне, разговаривать в таком тоне больше уже не хочется.
– Неправда, Клара, – она садится рядом и берет меня за руку. – Опять о нём?
– Все о нём и о нём, да гори оно огнём! – яростно шепчу я. – Ты понимаешь, я ему не нужна. Я никому такая! (я упираюсь в это слово, как баран в новые ворота) не нужна, Клара.
– Что за глупости! Мне нужна, моим Леонтикам нужна.
 
Для справки. Муж у моей подруги Клары – третий (и, я думаю, последний), Пухов Леонтий, и их совместный долгожданный сын, Леонтий Пухов-младший. Два первых мужа Клары были уволены из-за «профнепригодности». Понимайте, как знаете.
Когда все мы, Клары и Леонтики, собираемся вместе, то в доме начинается сущий ад. Кто-то кого о чем-то просит и куда-то кличет. Запутывают Кларины мужички из вредности, озорства и для того, чтобы добавить нотку пикантной остроты в наше общение. Но и это ещё не всё. Есть ещё метание дротиков на поражение по бегущей мишени. Бегущие мишени – мы с Кларой. Большое спасибо «добрым» Леонтикам за то, что статус мишеней мы обретаем лишь тогда, когда пытаемся покинуть расположение кухонной территории. На остальной части квартиры передвижение свободное. Я им нужна, как одна из составляющих беспорядка, хорошего настроения и чего-то ещё, я чувствую. Но вот облечь это чувство в слова мне никак не удаётся. Говорить банальности нам, Кларам, не пристало, а «высокий штиль» явно будет не к месту.

– Клара, ты меня удивляешь – что значит твоё "не такая". Ты же не хромая, не косая, не горбатая, не кривобокая!
– Нет.
– Так в чем же дело, объясни!
– Клара, а дело в том, – я на какое-то мгновение умолкаю, пытаясь измыслить достойный ответ. – Дело здесь не в моей конкретной личности, пойми. Все дело в том, гармонично ли моё энергетическое поле вписывается в энергетическое поле Земли. Не разрывает ли оно своим силовым потоком ауры окружающих меня людей. – У Клары округлились глаза и отвисла
челюсть.
– Ну и как, не разрывает? – спросила она сочувственно.
– Не знаю. Но надеюсь узнать. – А что мне надо было ответить?
– Кто тебя научил этой гадости? Он?
– Почему сразу гадости, и почему сразу он! Давай не будем переходить на личности! Я сама про себя так решила! – я готова заплакать.
– Знаешь, дорогуша, сейчас именно тот случай, когда мне очень хочется сказать тебе, что ты дура и не услышать в ответ: «Сама такая!» – она отворачивается, а меня прорывает:
– Тебе хорошо рассуждать! У тебя есть все: дом, Леонтики. А я одна, как перст! Прихожу в пустую квартиру, ухожу из пустой квартиры. Умирать буду – воды никто не подаст. Тебе этого не понять!
– Да где уж нам, кабанам! – Клара яростно взмахивает руками. – Академий ещё не успели закончить. Время было только на институт. Опомнись, что ты городишь! Воды никто не подаст! Я подам, хочешь? Но у меня одно условие – умирай сейчас и здесь. Я тебе не только водицы накапаю, но и кофе сварю.
– Клара, ты серьёзно хочешь, чтобы я умерла? – спрашиваю я изумленно.
– Нет, конечно. Но ты сама об этом заявила во всеуслышание, – спокойно ответила подруга.
– Я же от отчаяния, для усиления эффекта, – наконец-то слезы потекли по моим щекам.
– Клара, девочка моя, что с тобой происходит? Уж не влюбилась ли ты всерьёз? – она обняла меня за плечи и как маленькую девочку стала гладить по голове. Тут уж я не выдержала и зарыдала на полную катушку.
– Не знаю, не знаю. Я его вообще мало знаю, – прорывалось между всхлипами. – Встречались несколько раз. Целовал он меня, Клара...
– А тебя до него никто не целовал? – удивилась она.
– Целова-али, но не так.
– А как?
– Ну, что ты взялась меня сегодня допрашивать! Мокро целовали, – реву я, – мокро, понимаешь.
– А он? – допрос продолжался.
– Он – су-у-у-хо! – остановиться нет сил. Допекло.
– Тогда конечно, – Клара по-прежнему гладит меня по спине, но вдруг начинает смеяться. Сперва тихонько, а потом все громче и громче. – Су-у-у-хо! – сквозь смех пытается произнести она.
Вначале я обиженно отстранялась. Но её смех настолько заразителен, что уже через минуту мы, тыкая друг в друга пальцами, хохочем и визжим:
– Су-у-у-хо! Су-у-у-хо! – и так минут пять.
А потом мы идём на кухню пить чай с сахарными плюшками. Её Леонтиков пока нет дома, Леонтик-старший на работе, младший – в подготовительной группе детского сада. Значит, можно быть спокойной по части дротиков. Они хоть и тупые (дротики, я имею в виду), но все равно удовольствие ниже среднего.
– Клара, – подруга оборачивается.
– Клара, но я не все тебе сказала. Он женат. Давно женат. Детей у них нет. И я даже немножко знакома с его женой. Ее зовут, – я на мгновение умолкаю, – впрочем, какая разница, как её зовут! От этого она быть не перестанет, – мой голос опускается до шепота.
Клара молчит. И я никак не могу понять, как она молчит – одобрительно или осуждающе. Мне хочется, чтобы она молчала согласно первому параграфу. Очень важно, когда тебе дают «одобрямс». Это придает уверенности. Хотя, может так статься, напрасно.
– Клара, ну что ты молчишь!
– А что говорить? – как бы удивляется она. – Всё ясно.
– Что тебе ясно, поделись, – прошу я. – Во всяком случае, я сейчас, как в тёмном лесу.
– Разумеется в темном. Была бы в светлом – разговор был бы совсем о другом. А тебе не приходило в голову, – у неё в этот момент был такой вид, как будто на неё снизошло озарение, – что действия твоего «сухоцеловальщика» продуманы до мельчайших подробностей?
– Как это? – опешила я.
– А вот так это! – она грохнула сахарницей по столу. – Крутит он тебя, влюбляет. И, может быть, не тебя одну! – выдала она гипотезу.
– Клара!
– Что, Клара! Да где это видано... – фразу она не закончила. Хлопнула входная дверь и на пороге возник Леонтик-старший.
– Привет, Кларухи! О чём спорим? – и, не останавливаясь: – А где Младший?
– Как где, с тобой! – все ещё пылая, поворачивается Клара к мужу.
– Да нет его со мной! В детском саду мне сказали, что сразу после сна ты его забрала.
– Я? – Клара бледнеет.
– Ну да, ты, – Леонтик опускается на стул, не сводя глаз с жены. – Приехала на такси с каким-то Ильёй.
– Я? С Ильёй? На такси? – она бледнеет ещё больше. – Клара, ты что-нибудь понимаешь?
– Леонтика похитили, – шепчу я, холодея.
– Ага. Попались! – раздается в этот момент из прихожей голос «похищенного» Леонтика-младшего, и он вваливается в кухню, волоча за собой упирающегося мужчину.
– Леонтик, погоди, постой, давай ещё раз все обсудим…
– Дядя Илья, некогда стоять. Пока они обе здесь и не разбежались, скажи ей то, что папе говорил, а я разденусь и слетаю за дротиками. Не успеешь – сам будешь виноват, – и он исчез, оставив за спиной немую сцену из
гоголевского «Ревизора».
– Илья, у тебя нет времени, – напомнил Леонтик-старший, опомнившись. – Поспеши, иначе заточение неминуемо.
– А я согласна стать узницей, – сказали мои губы, слагаясь в печальную полуулыбку. Ждать хорошего было бесполезно. «Не с моим счастьем!», как говорят.
– Я вчера получил официальный развод, Клара, а сегодня в присутствии свидетелей делаю тебе предложение – выходи за меня замуж, Кларочка.
– Кто это? – изумленно прошептала молчавшая до сих пор подруга. – Неужели… – и она прикрыла ладонью рот.
– Сухоцеловальщик? – помогла я, не отводя от него своего восхищенного взгляда. – Он самый, ты не ошиблась.
– И что ты скажешь на мое предложение? Каким будет твой ответ?
– Наконец-то в моей жизни появился такой человек... – медленно начала я.
– Что перед смертью подаст тебе стакан воды, – скороговоркой выпалила вместо меня Клара и, ухватив Леонтика-старшего за руку, чуть ли не силком выволокла его из кухни. Дверь за ними тут же захлопнулась, и радостные голоса за ней не без иронии возвестили:
– Ура! Попались!

поделиться

Альбина Алиновская

18.07.2008