Иванов, Петров, Сидоров

Сидоров был феминист. Всей душой он ратовал за равные права и обязанности мужчин и женщин. Движение викторианских суфражисток полюбилось Сидорову тем, что избавляло мужчин от нелепой необходимости танцевать вокруг дам древние ритуальные танцы. По идейным убеждениям Сидоров никогда не уступал женщинам место в транспорте, не пропускал вперед, и не скидывался на цветы к 8-му марта.
Также совершенно не устраивало Сидорова то, что за женщинами надо ухаживать и всячески их добиваться. С большим удовольствием Сидоров предложил бы поухаживать за ним самим. Но желающих этим заняться до сих пор почему-то не находилось.
Если бы добрачные отношения не вытягивали столько денег, Сидоров давно бы уже женился. Но он не любил тратиться зря. Не то, что бы у Сидорова денег не было, как раз наоборот, но тратить их впустую Сидоров не привык. Кто знает, как поведет себя девушка после пятого или десятого свидания? Стоит ли вкладываться, когда результат неясен?
Деньги Сидоров скрупулезно копил. В юности была у него мечта – побывать в горах Гималаях. На мечту Сидоров аккуратно откладывал. Когда собралась нужная сумма, Сидорову она очень понравилась. Поразила величием. И он подумал, что вот сейчас он все потратит, и не будет у него таких прекрасных денег, и начинай тогда все заново. «Ну, их, эти Гималаи!» – решил тогда Сидоров. И невдомек было неразумному Сидорову, что в эту историческую минуту он выбрал свою судьбу.
Внешне Сидоров был, пожалуй, неказист: худ, мал ростом и, в добавок, стремительно лысел на макушке. Но Сидорова это особенно не беспокоило, потому как, по его собственному мнению, плюсов у него было гораздо больше, чем минусов. Например, Сидоров получал вот уже третье высшее образование. Признаться, Сидоров не очень понимал, что делать с первыми двумя, куда их, так сказать, с пользой приложить, но третье ему было совершенно необходимо. Оно в корне меняло качество Сидоровской жизни.
Разумеется, Сидоров жил с мамой. Мама сыном очень гордилась. До тридцати лет мама ревностно разгоняла редких Сидоровских подруг, чтобы они не мешали мальчику учиться. Однако последнее время мама призадумалась, и то и дело заговаривала о внуках и о том, что она, к сожалению, не вечна. В том смысле, что кто будет о Сидорове заботиться в старости? Вопрос действительно вставал довольно остро. С личной жизнью у Сидорова как-то не складывалось. Раньше друзья то и дело принимались его с кем-нибудь знакомить, но ничего дельного из этого не получилось. В своем большинстве претендентками были молодые смешливые девчонки, и Сидорову казалось, что они непременно должны быть тупы как пробки. Сидоров появлялся с высокомерным выражением на лице и весь вечер умудрялся его сохранять. Возможно, это происходило отчасти потому, что девчонки, завидев Сидорова, не впадали в восторженный экстаз. А Сидорову в глубине души хотелось, чтобы на его появление реагировали именно так. Друзья плюнули и знакомить престали.
На работе так же совершенно не было подходящих вариантов. Сидоров трудился на телевидении, а там без конца слонялись девицы модельной внешности, в одеждах ценой с подержанную машину на ходу. Сидоров грустил. Хотелось любви. Близкого человека рядом. Такого простого мещанского счастья хотелось Сидорову.
Однажды Сидоров решил украсить своей анкетой интернетный сайт знакомств. Он выбрал самую красивую фотографию пятилетней давности и составил подробный список качеств, которыми должна обладать невеста. Список звучал так: стройная девушка до тридцати лет, интеллигентная, культурная, с богатым внутренним миром, без детей, материальных и жилищных проблем, с высшим образованием, хорошая хозяйка.
С помощью несложных манипуляций Сидоров разместил себя в мировой сети. Оставалось только ждать. В эту ночь Сидоров видел волшебные сны о толпах женщин, ищущих его взаимности.
На следующее утро почтовый ящик Сидорова почему-то оказался пуст. Сидоров недоумевал. Еще через пару дней пришло три письма. Сидоров воспрял. Однако первую даму Сидоров сразу и окончательно забраковал, так как она жила в Подмосковье, и Сидоров тут же заподозрил корыстный интерес. Вторую и третью девушку Сидоров одобрил и решил с ними общаться. Они списались, а потом стали созваниваться. Девушка под номером 2 отпала после первого телефонного разговора. Причин Сидоров не понял. Где уж было ему догадаться, что через двадцать минут рассуждений о том, как важно образование и личностный рост, девушка впала в анабиоз и перестала реагировать на внешние раздражители. Очнулась – в трубке короткие гудки. Девушка №2 постаралась восстановить последовательность событий, но у нее ничего не получилось. Она чувствовала себя так, будто вышла из тяжелого гипноза. «Чур, меня!» – подумала девушка №2 и тут же забыла о Сидорове.
Самой стойкой оказалась девушка №3. Видимо, ей очень хотелось замуж.
Между тем Сидоров немного растерялся и решил проконсультироваться с компетентными людьми. Таким человеком показался Сидорову сосед Гена, бывший одноклассник, находящийся сейчас в необременительном запое и слывший большим ходоком по женской части. Гена долго фокусировался, потом изучил Сидоровское объявление и остальную переписку, почесал затылок и спросил:
– Ну и запросы у тебя, Вова! Вот появится перед тобой такая красота с образованием и без проблем, и что ты ей сможешь предложить?
– В смысле? – не понял Сидоров.
– В том смысле, – объяснил Гена, – что у такой девушки и претензии будут соответствующие. И чем ты, Вован, сможешь ее удивить?
– А удивить нужно? – испугался Сидоров.
– Ну не в прямом смысле, – ответил Гена. – Но произвести впечатление нужно обязательно. Очаровать, заинтересовать и все такое. Понял?
Сидоров таких вещей не понимал. Больше того – они его пугали. Сидоров тут же представил, как стоит на цирковой арене, а на трибунах сидят всякие разные девушки, хлопают в ладоши и ждут, что Сидоров сейчас им что-нибудь особенное исполнит.
Сидоров содрогнулся. Зря он стал с Геной советоваться. Нашел тоже с кем…
Гена потоптался на пороге, разглядел внимательно паркет и попросил сто рублей до лучших времен. Сидоров, скрипя сердце, дал.
Девушке №3 Сидоров постоянно говорил, что у него совершенно нет времени. По мнению Сидорова, это рождало интригу и интерес. Кроме того Сидоров считал, что у солидных успешных мужчин очень мало времени. Они регулярно разговаривали по телефону, девушка №3 рассказывала какие-то истории, анекдоты и прочую ерунду. Но невозможно долго поддерживать «телефонные» отношения. Со временем девушка звонила все реже, потом перестала перезванивать и отвечать на сообщения. Сидоров понял, что пора увидеться. Встретиться договорились у метро Охотный ряд и прогуляться по Тверской улице. Сидоров вымыл голову и надел новые носки. Тщательно выгладился и отправился на свидание.
Девушка была эффектной. Очевидных недостатка два: она была выше Сидорова ростом и курила. Но все это Сидоров готов был ей простить, потому как длинные ноги девушки №3 взволновали Сидорова и впечатлили. Они пошли гулять вверх по Тверской. Сидоров рассказывал о том, что нет ничего дороже и важнее хорошего образования. Только оно гарантирует безбедную жизнь и достойную старость. Из всего сказанного девушка должна была сделать вывод, что именно с ним, Сидоровым, достойная старость ей обеспечена. Девушка поглядывала искоса и кивала головой.
У Маяковской девушка предложила зайти куда-нибудь посидеть и выпить кофе. Сидоров этого не планировал, к тому же, по понятиям Сидорова, кофе стоил безумных денег, и все это в системе сидоровских координат считалось страшным расточительством.
Сидоров ответил, что на его взгляд, в заведениях общественного питания даже пробовать ничего нельзя. Опасно для здоровья.
Девушка пожала плечами.
Они отправились дальше. У Белорусской девушка сказала, что все, она устала, больше не может и поедет домой. Сидоров удивился, но возражать не стал. Вечером он девушке №3 позвонил, но она ему почему-то не ответила. И перестала отвечать совсем. Сидоров в отчаянии написал ей письмо и потребовал объяснить свое поведение. Ответа не последовало. Сидоров был оскорблен и возмущен. Он переживал.
Спустя неделю одиноким безрадостным субботним вечером Сидоров пожаловался Гене, что все женщины корыстны и порочны.
Гена посоветовал Сидорову оставить свои нелепые амбиции и поискать невесту в глухой деревне. Таежной, например. Такой вариант Сидоров решительно отверг. Тогда Гена предложил залить горе. Сидоров согласился.
Глубокой ночью Сидоров сидел на кухне и, подвывая и всхлипывая, плакал горькими пьяными слезами о том, что в таком огромном мире нет для него, Сидорова, счастья и тепла. Рядом безмятежно спал уставший Гена.
А высоко-высоко в небе далекие холодные звезды смотрели на неразумного Сидорова с любовью и состраданием.

Петров
 
Две женщины имели влияние на Петрова – мама и жена.
Жену звали Катя. Они познакомились на автобусной остановке, и Катя полюбила Петрова за красоту. Петров, и правда, обладал замечательной наружностью – блондин, правильные черты лица, выразительные серые глаза. Но внешность что? Внешность важна первые пару часов знакомства. Дальше совершенно другие качества начинают играть свою роль. Катя влюбилась искренне и сильно. Что объясняло ее полное невнимание к таким настораживающим факторам, как отсутствие у Петрова работы, следовательно, и денег, и малейшего стремления всем этим обзавестись. Полгода Петров жил как в сказке, не веря своему счастью. Дальше страсти потихонечку улеглись, и время от времени Катя стала высказывать недовольство жизненной позицией Петрова. Петров заволновался и решил жениться. Катя сомневалась. Петров принялся уговаривать, обещать звезды с неба и райскую жизнь. «Да я для тебя…» И все такое. Катя подумала– подумала и согласилась. Вот и ладненько, вот и хорошо.
Мама на свадьбу не пришла. Все утро плакала. Говорила, что предчувствовала и ожидала. Все к этому шло. Петров жалел маму, но причин для такой тоски не видел. А мама горевала, что Петров предпочел чужую постороннюю женщину, когда она, мама, так его обожает и хочет, чтобы сын был непременно рядом.
Да, свадьбы, собственно, и не было никакой. Потому как не было денег. Встретились, сочетались браком и пошли домой есть торт. Петров в джинсах, Катя в черном платье. Очень в духе времени, сейчас многие так поступают.
Семейная жизнь встретила Петрова невыполнимыми задачами. Семью, оказалось, надо кормить. Поить, и, даже, чего уж там, одевать. Все это семья (то есть Катя) привыкла делать дорого и хорошо. И если раньше это не было заботой Петрова, то теперь все стало именно так. Петров растерялся. Не ожидал. К тому же, оказывается, соль, сахар, туалетная бумага имеют обыкновение заканчиваться и тоже стоят денег. Сначала договорились так: на Катины деньги снимаем квартиру, Петров обеспечивает всем остальным. Петров безответственно согласился, даже не подозревая, что его ждет. Тем не менее первые месяца два были вполне счастливыми и безмятежными. Петров перебивался случайными необременительными заработками. Молодые дешево и сытно питались вермишелью «Ролтон» и наслаждались личной жизнью вдали ото всех. Мама звонила раз по пятнадцать на дню, скучала и плакала. Петров навещал. К тому же у мамы с папой вдруг появилась масса неотложных дел, с которыми без Петрова не было никакой возможности справиться. То гвоздь вбить, то раковина подтекает, то привезти от тети Веры тяжелые книги, то те же книги обратно отвезти. Катя недовольно морщилась. Ей казалось, что это драгоценное время Петрову следует тратить на поиски работы, а он занимается ерундой.
Мама кормила Петрова вкусным обедом, гладила по голове и вздыхала, как он похудел и осунулся. Наверное «она» его совсем не кормит. После Петров отправлялся вздремнуть, а вечером отдохнувший и радостный возвращался домой. На прощание мама совала в карман Петрову сто рублей на сигареты. «Нет никого на свете лучше мамочки!» – думал довольный Петров.
– Как прошел день? – спрашивала Катя, заваривая опостылевший «Ролтон». И Петров красочно рассказывал, что объехал весь город, был и там, и сям, но нигде ничего подходящего так и не нашел. А старался…
К зиме Катя его выставила. Сказала, что он ей надоел. Что он инфантильный маменькин сын и жуткий врун. Петров расстроился. Как же так? Он ведь так ее любил, так любил. Петров вздохнул, потоптался под дверью и уехал к маме.
Мама торжествовала, вот наконец-то «она» показала свое истинное лицо! Корыстная и порочная особа, интересующаяся только деньгами! Хорошо, что мы от нее вовремя избавились, и она не выпила у бедного мальчика всю кровь. Мама напекла вкусных плюшек, укрыла Петрова теплым пушистым пледом и любовалась на него с умилением. Как хорошо, что мальчик дома.
Дня через четыре Петров стал томиться и скучать. По Кате. А так как заняться ему было совершенно нечем, страдания скоро стали невыносимыми. Спустя еще пару дней он отправился к супруге вымаливать прощения. Все как положено, стоя на коленях и время от времени пуская одинокую мужскую слезу. Этому Петров научился у любимого актера Тома Круза, которому такие сцены удаются безупречно. Катя хмурила брови, смотрела с недоверием, но решила простить. Дать шанс.
Человеку несвойственно признавать свои ошибки. Поэтому они (ошибки) имеют обыкновение повторяться бесконечно.
Петров обрадовался и вернулся в семью. Однако прежнего счастья не получилось. Катя вела себя отстранено, почти не разговаривала, не баловала взаимностью. Петров решил погрузиться в депрессию, раз так. Депрессию принято проводить на диване, носом к стенке. Петров проводил ее носом к телевизору. И развлекательно и полезно. Через пару недель Катя выгнала Петрова снова, предположив, что он идиот с медицинской точки зрения. И удивилась, как Петрову удавалось так долго это скрывать. Петров не понял. Вместо того, чтобы создать ему дома комфортную среду, эта Катя игнорировала его проявления любви и беспрестанно дулась. Как можно заниматься делами в такой обстановке? Дура сама! Ведь все так просто: с ним, Петровым, нужно только добром и лаской, больше никак. Стоит открыть любой номер уважаемого Петровым журнала «Космополитен», и там обязательно будет написано для таких, как Катя, что мужчин нужно беречь, холить и даже баловать. Очень хороший, правильный журнал.
Катя предложила развестись. Петров сказал, что лучше ее убьет. Убьет, и все! И грозно сверкнул очами. Получилось убедительно. Катя посоветовала лечиться. Петров обиделся. Раз так, он отомстит. И когда ничего не подозревающая Катя на следующий день отправилась на работу, Петров вывез из их общего дома все вещи, представляющие хоть какой-то интерес. Даже Катины сапоги. Она вернется, а сапог нет! Вот наступит веселье!
Вечером, лежа на любимом диване и укрывшись маминым пледом, Петров размышлял: «Как много обидного непонимания вокруг! И почему никто, кроме мамочки, не хочет любить его просто так, ничего не требуя взамен? Почему к таким возвышенным и приятным чувствам обязательно прилагаются нелепые обязательства?» Только такой – безусловной и безвозмездной – представлялась Петрову идеальная любовь. Наверное, Петров ее пока не встретил. Видимо, у него еще все впереди. А Катя? Ну что ж! Обидно, конечно, но кажется, он в ней серьезно ошибся.
На кухне мамочка пекла любимые Петровым булочки, и волнующий запах сдобы обволакивая Петрова, приносил с собой умиротворение и легкую дремоту. Время текло год за годом, складываясь в десятилетия и улетая в никуда. И так было уютно и хорошо на душе, что все несправедливости мира показались Петрову из под маминого пледа сущим пустяком. Ну действительно, плюнуть и забыть!

Иванов

День был чудесный. Теплый, ясный, солнечный, а в воздухе – весна. Выходишь на улицу и весной дышишь.
Иванов гулял с собакой. Сидел на лавочке, курил и думал о жизни. Как-то незаметно промелькнуло время, вот уже почти сорок. Самому не верится. Недавно было двадцать, когда все впереди, а потом раз! И половина жизни прожита. Иванов загрустил. Половина жизни, а вспомнить нечего. Сначала учился, потом работал. Вот и все. Есть, конечно, свои плюсы: работа любимая, деньги хорошие. Только на душе пусто. Выходные – мука. Целый день не знаешь, чем себя занять, ходишь как неприкаянный из угла в угол или в телевизор уставишься тупо, лишь бы день быстрее прошел. У друзей своя жизнь – жены, дети. У Иванова – тихая старенькая мама и собака. Больше никого.
Раньше Иванов был однолюб. Еще в школе он самоотверженно любил одноклассницу Лену. В магазин для нее бегал, поручения выполнял. Потом школа закончилась, и Лена вышла замуж за знаменитого футболиста. Улетела в Испанию жить. Иванов переживал, конечно. Обидно особенно потому, что футболист действительно всем лучше Иванова. Глупо сравнивать. Вот если бы Лена за соседа Пупкина вышла замуж и к его родителям уехала в Калужскую область, было бы ничего, терпимо было бы. Иванов страдал. Плакал. Мучился. Несмотря на новый статус, Лена Иванову звонила и писала. Чтобы он ее случайно не забыл. И действительно, прошло семь лет, и Лена вернулась. Что-то там в семье не заладилось, они разошлись. Иванов бросился утешать подругу. Лена изменилась, стала другой. Но все равно была лучше всех. «Мой звездный час!» – решил Иванов и принялся красиво ухаживать. Буквально из кожи вон лез, чтобы Лену удивить и порадовать. Ухаживать Лена позволяла, но взаимностью не баловала. Иванов был настойчив и терпелив. Однако спустя пару лет Лена вдруг неожиданно вышла замуж за немца и отправилась в Германию. Иванов был просто убит. Раздавлен. Растоптан. Унижен и оскорблен. С тех пор он приказал себе больше не влюбляться. Ни за что и никогда. Слишком бывает больно. Слишком тяжело. Все случилось давно.
Лена продолжала звонить и писать. А в прошлом году она на пару дней прилетала в Москву. По делам. Задумала делать бизнес. То ли из России что–то там возить в Германию, то ли наоборот, Иванов не понял. Он встречал ее, конечно. Стоит в аэропорту, в руках букет размером со свадебный торт. Стоит и видит: идет к нему толстая-толстая тетя и весело ему рукою машет. Подошла. Под глазами мешки, на лбу испарина. Его Лена. Девушка-мечта. «Боже мой! – подумал Иванов – Боже мой!»
Три дня Иванов возил Лену по Москве, три дня Лена изводила его капризами. Не находя прежней пылкости в верном рыцаре, Лена злилась и беспрестанно пыталась выяснять отношения. Иванов устал. Когда они, наконец, расстались, Иванов напился. В лоскуты. Первый раз в жизни. Вот так…
…Ярко и ласково светило солнышко, а по голубому-голубому небу плыли белые пушистые облака. Иванов посмотрел наверх. Весна! Всем хочется любви. Иванову тоже. Можно утопить себя в работе, придумать собственный мир, где никто тебе не нужен, но в человеческих генах заложено – жить в паре. Ничего не поделаешь. Иванов опустил глаза. Перед ним стояла женщина. Молодая. Интересная. Смотрела внимательно.
– Здравствуйте – поздоровалась она – с вами все в порядке?
– Нет – признался Иванов.
– Плохо себя чувствуете? – уточнила женщина.
– Чувствую нормально.– ответил Иванов.
Женщина растерялась. Видимо, стеснялась распрашивать дальше. Лицо у нее было знакомое, будто бы Иванов ее где-то уже видел. И, кажется, не один раз.
– А у вас как дела? – поинтересовался Иванов.
– У меня хорошо, – ответила женщина. – Вы извините, просто вы так выглядели странно, будто вам нехорошо. Извините.
– Посидите со мной, – попросил Иванов. – Немножечко.
«Сейчас пошлет меня подальше и уйдет», – подумал Иванов.
Женщина поставила сумку и села.
– Алексей, – представился Иванов.
– Очень приятно. Соня.
– И мне приятно. Мне ваше лицо знакомо. Мы не смогли встречаться раньше?
– Мы с вами в одной школе учились. Я на четыре года младше. Вы на нас внимания не обращали, а я вас очень хорошо помню. – Соня засмеялась. – Я в вас тогда была влюблена. Представляете?
– Вы в меня? – не поверил Иванов.
– Я в вас.
– Нет, – признался Иванов, – не представляю.
Надо же! Как было бы чудно, если кто-нибудь в него влюбился. Сейчас. Чтобы телевизор вместе смотреть, с собакой гулять, разговаривать о том, о сем. Или просто сидеть в разных комнатах, каждый своим делом занимается, но все равно знаешь: «Ты не один. Там, за стенкой, твой человечек. Твой!» Вот Соня, например, такая красивая выросла. Пусть бы уж влюбилась еще разочек.
На всякий случай Иванов решил прояснить обстановку:
– А сейчас вы кого любите?
– Сейчас я сына люблю. Ваньку. – ответила Соня и улыбнулась. И так хорошо улыбнулась, словно солнышко. Стало ясно Иванову, что радостно и почетно иметь сына. Ваньку. Так и должно быть.
Забрезжила надежда.
– А мужа почему не любите? – приставал Иванов.
– Очень любила раньше, – сказала женщина, – а потом мы разошлись.
Иванову полегчало.
Сидеть рядышком было хорошо. Долго-долго можно было бы сидеть. Соня сидела тихо, и так легко было с ней, спокойно. Вроде бы и говорить не обязательно. Иванов размечтался, что вот посидят они немножко, а потом пойдут домой. Дома пахнет мамиными пирогами. Сядут все вместе за стол обедать. Как семья. Получилась такая лубочная картинка, красота!
Прибежала Ивановская собака. Грязная, как черт. И увидев рядом с хозяином незнакомую Соню, с разбега прыгнула ей на колени. Знакомиться. Иванов чуть не умер. Конец! Сейчас она их убьет. Обоих. И больше не будет с ним разговаривать. Никогда.
Иванов вскочил. Соня тоже. Ее джинсы были в жирных грязных пятнах.
– Простите нас! – засуетился Иванов. – Давайте я постираю! Или в чистку отдам.
– Успокойтесь, – попросила Соня, – не страшно. Я сама постираю. Все нормально.
Иванов был в отчаянии. Так неудобно получилось. Так нехорошо!
– Можно я домой пойду? – спросила Соня. Как маленькая.
Иванов кивнул.
– Идите, – сказал тоскливо.
– До свидания, Леша, – протянула руку Соня. – Очень приятно было с вами познакомиться.
Сейчас она уйдет. И как ее искать? Сидеть тут целыми днями, караулить пока мимо не пройдет? А вдруг не пройдет? Нельзя отпускать, нельзя! Почти сорок уже, некогда ждать. Иванов собрал в кулак волю и предложил:
– Давайте, Соня, сходим с вами в кино. Вечером. Сегодня.
– Давайте, – обрадовалась Соня, – с удовольствием.
Иванов заметил, как она обрадовалась, и тоже обрадовался. «Отныне и навсегда, – решил Иванов, – у меня все будет очень хорошо!»
Иванов шел домой, и на душе у него было светло и радостно, как никогда раньше. Он думал, что впереди у него чудесный вечер, а потом еще долгая–долгая жизнь.