Первая любовь

Она не забывается и остается в памяти самым светлым чувством.
Началось лето 1966 года. Мне исполнилось 16 лет, я закончил восьмилетку. Раньше все летние каникулы мы с приятелями проводили в детских лагерях, а в промежутках - на реке Самаре, на озерах Безымянки или на Волге в районе Поляны Фрунзе.
Этот год начался совершенно не так, как все предыдущие. То же произошло и с наступлением лета. Мы с Машкой (это кличка Мишки Машкова из нашего выпускного 8"б" класса), как только прозвучал последний школьный звонок, и аттестаты за восьмилетку были торжественно вручены родителям на вечное хранение, начали осваивать настоящие городские пляжи.
Что такое настоящие пляжи! Это сказка, с золотистым завозным песком и набережной, где на каждом шагу продавалось мороженое в бумажных стаканчиках, к которым обязательно прилагалась палочка с закругленными краями. Газированная вода с сиропом также была повсюду. Толстые газировщицы, разъевшиеся на жидком газу, восседали под матерчатыми навесами за синими тумбами, на которых торчали стеклянные колбы с сиропом. Да что там, на сиропе можно было запросто сэкономить и за одну копейку купить стакан газировки без сиропа.
А как только спадала жара и от деревьев ложилась косая тень на раскаленный асфальт, совершенно непонятно откуда вся набережная заполнялась смехом прелестных существ в коротких юбках с длинными ногами в босоножках.
Уже не помню, сколько времени у нас занимала дорога с Безымянки до Полевой на трамвае, наверняка гораздо больше часа в один конец, но мы об этом совершенно не жалели.

С Машкой мы познакомились в восьмом классе, по причине переезда его семьи в наш Советский район. Машка был среднего роста, толстоват и неуклюж. В дополнение ко всему он еще и немного заикался. Все это, естественно, наложило отпечаток на его характер. Вообще, если говорить прямо, он был немного трусоват, и в сложных ребячьих ситуациях часто пасовал. Я же за два с лишним года занятий боксом был вполне закален уличными и ринговыми боями. В нашем хулиганском районе за моей спиной Машка чувствовал себя гораздо увереннее. А мне нравилось быть его покровителем, это тешило мое самолюбие и придавало значимость моему существованию.
Еще нас с Машкой объединяла общая страсть к оружию. Машка после смерти отца, бывшего военного офицера, унаследовал пневматические (мы их называли «воздушные») ружье и пистолет, различные кинжалы, а самое главное – настоящий пистолет «вальтер». Пистолет, хотя и был настоящим, не стрелял. Из него в свое время удалили боек и еще какие-то детали, после чего он был совершенно безопасен, как мартовский кастрированный кот. Но кто об этом знал?! Вы думаете, мы с Машкой об этом специально всем рассказывали? Вот и нет, а даже наоборот. После того как мы, под мою режиссуру, разыграли пару спектаклей с выстрелами из пугача, ребята из школы и нашего двора относились к нашей компании очень даже настороженно. Поэтому именно «вальтер» был предметом нашей гордости и обожания. Из-за него мы с Машкой имели немало неприятностей со стороны взрослого криминального мира и даже милиции. Но пистолет я отстоял, а заодно получил дополнительные «авторитетные очки» среди сверстников.

Наступило самое замечательное лето и самое прекрасное время в моей жизни.
В спортивный лагерь я не поехал, несмотря на то, что не каждый мог туда попасть, а тренер лично предложил мне путевку. Я не ощущал на себе никакой ответственности, и мне было легко и беззаботно.
В то лето на мне были новые коричневые «плетенки» с блестящими застежками, брюки плотной защитной ткани, из которой шили форму для офицеров, а сверху ярко-синяя в красных рисунках рубашка с коротким рукавом навыпуск. Как молодой птенец, выпавший из гнезда, но перед самой землей расправив крылья и размахивая ими изо всех сил, я носился на глазах у изумленной и оглушительно чирикающей публики. Высокий, красивый, сильный, с черной волнистой шевелюрой, а, главное, уже взрослый парень. Таким меня видели окружающие и таким я ощущал себя сам, и был готов на героические и сумасшедшие поступки. Мне не хватало простора, какой-то новой деятельности, но, главное, я был готов влюбиться. Эта готовность распирала меня изнутри, рвалась наружу и требовала обратной связи. Казалось, еще немного, и я просто взорвусь от переполняющих меня эмоций.
Вот в таком состоянии души и желаний я каждый день в сопровождении Машки приезжал на Полевой спуск на пляж.
Это был новый и совершенно другой мир. Здесь были красивые дома, потрясающе красивая и чистая набережная, ухоженные деревья и удивительный пляж. Даже небо здесь казалось голубее, а солнце ярче.
Каждый день я проживал в ожидании Чуда! Я искал это чудо среди девчонок, порхающих по улицам в легких сарафанчиках, на пляже, где эти же девчонки передвигались в ярких купальниках. Голоса их звенели, а лица сияли от улыбок.
Каждую минуту я был взволнован, а сердце скакало, превращаясь в наковальню. Мои глаза выражали постоянный восторг, глядя на стройные ножки и выпуклые рельефы этих сказочниц. От фантазий и желаний, носившихся у меня в голове, я жил в постоянном напряжении, от которого в висках часто стучали молоточки, а к лицу приливала кровь. Так начинался и заканчивался для меня каждый день жизни потому, что это и была жизнь.

Когда мы очень сильно ждем Чуда и когда мы готовы его встретить, оно просто не может не произойти.
Я шел по кромке пляжа, ступая по влажному песку и с удивлением рассматривая все, чего касался взгляд. Меня не покидало состояние счастья, а улыбка растягивала губы, как у клоуна на сцене цирка.
По одну сторону от меня медленно и величаво текла Волга, в которой у берега плескались ребятишки, совершенно не нарушая ее величая своим гамом. Чуть дальше головы пловцов двигались медленно вместе с течением, даже не пытаясь с ним спорить. По другую, не обращая внимания на застывших на песке загорающих, бурлила пляжная жизнь. Группы молодежи играли в волейбол. Ребятишки с визгом носились по песку, который из-под их ног летел прямо в лица толстым теткам с приклеенными к носу бумажками. Те поднимали головы, трясли ими, как лошади, спасающиеся от слепней, и лениво ругались. Это нисколько не смущало детвору, а скорее, наоборот, возбуждало.
…Она сидела на маленьком полотенчике в тени пляжного грибка. На круглых белых коленках с нежной кожей лежала книжка, которую девушка придерживала изящными руками. Ее улыбка скользила взглядом по воде и купающимся в реке людям. И я споткнулся об этот, никому не адресованный, но сияющий взгляд и об ее улыбку. Удивительно, почему я не упал, а продолжал идти, аккуратно переступая через детвору? Казалось, она никого не видит, а улыбается каким-то своим мыслям или чувствам и, если к ней подойти и заговорить, даже не заметит тебя и не обратит никакого внимания. От нее исходило какое-то сияние, нежность и теплота.
Пшеничного цвета волосы лежали узлом на затылке, открывая тонкую длинную шею. На лоб почти до бровей падала челка. Под светлыми полукруглыми бровями и длинными ресницами светились огромные голубые глаза. Губы пухлые, яркие, еще не знающие помады, чуть вздернутый носик. Под синим раздельным купальником двумя небольшими яблоками билось сердце, и я слышал его биение.
Пройдя в таком возбуждении несколько шагов, я остановился и сел на песок. Я был чрезвычайно взволнован и не спускал с нее глаз. Время остановилось, и только маятником в моих висках отмечало свой ход.
Меня нашел Машка и подсел рядом. Он все понял, встал и побрел вдоль берега, за нашими вещами.
Потом Машка вернулся, разложил на песке вещи и лег на спину рядом со мной, подложив под голову руки и закрыв глаза.
Я с трепетом ждал, когда она встанет и пойдет купаться. Но она не встала, а вспорхнула со своего полотенчика и полетела. Нет, она не спешила, даже наоборот, ее движения были плавными и грациозными. Я просто шалел от восторга, глядя на ее потрясающую фигурку в движении. Она переступала длинными прекрасными ногами с милыми щиколотками, которые переходили в стройные бедра и затем в изящную талию. А как двигались ее руки-крылья!
Весь остаток дня я просидел на одном месте, не сводя с нее глаз. Нет, конечно, я не разглядывал ее в упор, да этого и не нужно было делать - ее образ раз и навсегда отпечатался у меня в памяти. Я сидел недалеко, сбоку от нее, и с моего лица, так же как и с ее, не сходила улыбка. В мыслях я был уже далеко, в мечтах - там, где она была моей девушкой, где мы шли, взявшись за руки, и о чем-то разговаривали, глядя друг другу в глаза.
Так я сидел и мечтал.
Со временем я все же начал различать то, что происходило вокруг. Я заметил ребят, которые расположились на песке рядом с ней, они явно были ей знакомы. Они иногда перебрасывались какими-то фразами и даже смеялись. Тогда смеялась и она. О чем они говорили, я не слышал, вернее, слышал голоса, иногда даже отдельные слова, но в суть не вникал, словно находился очень далеко от этого места. Это была большая группа ребят разного возраста. Чувствовалось, что они здесь бывают постоянно и, возможно, являются «хозяевами» на этом участке пляжа.
Прошло какое-то время. Ближе к вечеру она что-то сказала одному из сидящих рядом ребят, набросила на себя легкий халатик, подхватила коврик и босоножки и медленно побрела по песку к выходу на набережную. Я смотрел ей вслед, охваченный совершенно новыми для меня, волнующими чувствами.
Идти за ней я не мог и не хотел. А если бы и пошел, то не смог ни подойти, ни заговорить. Просто я еще не умел и не был готов рассказать ей обо всем, что со мной происходит. А возможно не только ей, но и самому себе. Но я уже точно знал, что это «она», и что я не потеряю ее никогда...

На следующий день она не появилась. Я весь день ходил туда и обратно вдоль берега, всматриваясь в каждого, кто спускался на пляж. Ее не было всю неделю. Каждый день, как на работу, мы с Машкой приезжали на Полевую, спускались на пляж, располагались рядом с тем местом, где увидели ее, и ждали. Ждал, конечно, я один, но Машка проявлял солидарность и терпение. Меня он почти не тревожил, сидел рядом с нашими вещами, когда я нервно прохаживался вдоль берега. Если же я садился, мрачнее тучи, Машка шел купаться или молча лежал рядом, закрыв глаза и подставив себя солнцу. А через неделю начались дожди, которые лили целую неделю. Две недели не было на свете человека несчастнее меня. А как только засветило солнце, мы с Машкой были на пляже.
Уже подходя к пляжу, я предчувствовал, что сегодня увижу ее. Я даже не сомневался и был возбужден и весел как никогда. А еще я уже был готов подойти к ней и рассказать о том, что я пережил и передумал за эти бесконечные две недели. Время было послеобеденное, солнце палило нещадно, успев высушить и раскалить песок.
Тень от того же грибка падала на то же место, защищая ее белую шелковую кожу. Вокруг нее все пространство на песке было занято знакомыми ребятами. Мы расположились чуть в стороне.
Со мной происходило что-то невероятное. Сидеть на месте я не мог, я постоянно проходил мимо их компании к реке и бросался в воду. Я рассекал ее мощным брассом, за несколько гребков уплывая далеко от берега, затем так же резко разворачивался и возвращался к берегу. От возбуждения и физической нагрузки моя грудь - грудь боксера среднего веса - ходила, как кузнечные меха. Мышцы после холодной воды рельефно выделялись. Проходя мимо, я, не мигая, глядел ей прямо в глаза и улыбался. По моему виду и лицу можно было прочитать все, что я хотел ей сказать, как по учебнику для первого класса. Она не выдерживала моего взгляда и смущенно отворачивалась, делая вид, что хочет начать разговор с кем-нибудь из сидящих рядом.
И вот, наконец, произошло то, ради чего я проделывал все эти пируэты. Она встала, подошла к воде, зашла в нее по пояс, присела и поплыла. Плыла она по-собачьи, перебирая под собой руками и высоко задрав голову. Я выждал, когда она отплывет подальше от берега, разбежался и нырнул. Пройдя под водой все расстояние, вынырнул прямо перед ее лицом. Она щурилась от солнца и брызг и сияла в улыбке, глядя мне прямо в глаза. Теперь она держала мой взгляд.
- Я ждал тебя все две недели! Ты мне очень нравишься и я хочу с тобой познакомиться! – выпалил я, глотая воду.
Она улыбалась, фыркала от воды и молчала, глядя мне прямо в глаза. Между нами было меньше полуметра, и когда она открывала рот, я видел ее розовый язык и белые ровные зубы.
- Скажи, как тебя зовут? Я Лев!
Прямо на меня, окружая с двух сторон, плыли несколько ребят из тех, что постоянно были рядом с ней. Выражение на их лицах было убедительным.
- Рита! Но ты ко мне не подходи, - сказала она и повернула в сторону берега.
Пловцы были совсем близко. Я, сколько смог, втянул в себя воздуха и глубоко ушел под воду. Под водой я греб в сторону берега до тех пор, пока хватило дыхания. Выйдя на берег, я подошел к Машке, который стоял рядом с нашими вещами. Его вид выражал явную озабоченность и беспокойство. Мы присели на песок, и Машка принялся мне рассказывать, какая суета началась среди ребят из Ритиной компании, когда я нырнул вслед за девушкой.
Мне было весело, хотя и немного тревожно. Я специально сел спиной к их компании, делая вид, что все происшедшее не имеет никакого значения. Кто-то сзади похлопал меня по плечу.
- Дай закурить, пацан, - обратился этот "кто-то" ко мне.
- Я не курю, - ответил я, не поворачиваясь и не придавая этому никакого значения.
- Ты что не понял, у тебя закурить спросили! - это был уже другой голос, с другой стороны кто-то хлопал меня по плечу.
Передо мной было напуганное лицо Машки. Я быстро встал, сделав большой шаг вперед, одновременно разворачиваясь к тем, кто находился сзади. Это были ребята примерно моего возраста и роста, но в меньшей весовой категории.
- Я же сказал, что не курю, разве не понятно? – я почти спокойно оценивал обстановку. Никакого страха я не испытывал в таких ситуациях уже давно. В минуты перед дракой я концентрировался на ситуации, чтобы принять решение, а затем действовать и побеждать. Этому учила меня жизнь в хулиганском квартале, этому больше двух лет учил меня лучший тренер Самары Борис Сайдаков. Я лишь слегка волновался, предполагая, что за всем наблюдает она, Рита.
- Тогда мы тебя сейчас научим курить, - сказал один из них. Оба стояли на расстоянии удара, и когда первый из них сделал какое-то непонятное мне движение, я почти автоматически сработал на опережение и двумя ударами отправил обоих лицом в песок. Я бил с обеих рук по челюсти, и оба получили чистейшие нокауты.
Рита смотрела на меня и улыбалась, а от нее ко мне шел огромный волосатый парень. Он был намного старше меня, очень толстый и большой.
- Ну, дружок, ты обижаешь моих мальчиков, сейчас я тебя отучу это делать.
Как только он подошел, я с прыжка ударил в голову, он что-то промычал и двинулся дальше. Я сделал еще удар, затем еще, как по мешку на тренировке. Теперь я явно волновался и нервничал. В нем было наверняка больше ста килограммов. От следующего удара он медленно упал на колени, а затем завалился на бок. Ритино лицо выражало явное раздражение, и когда наши глаза встретились, она резко отвернулась. На пляже что-то происходило, но от волнения я никак не мог разобраться, что именно и откуда ждать следующую опасность.
- Быстро уходим, сказал я Машке, - накидывая на плечи рубашку.
Я поднял спортивную сумку, вытащил из нее «вальтер» и сунул за резинку плавок под рубашку. Но когда нагнулся, чтобы поднять плетенки, «вальтер» выпал на песок. Я поднял голову. Всех в радиусе нескольких метров от нас с Машкой как ветром смело.
- Быстро с пляжа, - прошипел я и устремился в сторону выхода. Поднявшись на несколько ступенек, я обернулся. Группа людей бежала по пляжу к другому выходу на набережную, а здесь нас настигала другая группа молодежи.
- Машка, хочешь жить - беги! - крикнул я Машке и повернулся к настигающим снизу.
Первого, оторвавшегося чуть вперед от остальных, я ударом отбросил вниз, остальные отхлынули. Наверное, я ничего не соображал, потому что, пробежав по набережной до места, где была Рита, остановился и крикнул, что так же расправлюсь и с ее парнем. Она отвернулась, не удостоив меня словом.
Кольцо с двух сторон сужалось, Машки не было видно, спасти могли только ноги…

Время и лето проносились мимо меня. Вначале была страшная обида на Риту - я почему-то был уверен, что во всем происшедшем была виновата только она. Мне не хотелось никого видеть, больше всего Машку. С самого утра я уходил из дома и один уезжал на дачу, слонялся по полям и в лесу у Порохового завода. Хотелось во всем разобраться, но появляться на Полевой я не мог, а о Рите не знал ничего, кроме имени. Я метался в тоске и страданиях, боясь, что кто-нибудь увидит меня в этом состоянии. Я еще не знал таких слов, которыми можно было его объяснить, и был похож на собаку, у которой трамваем отрезало ногу.
Машку тогда все же поймали, но не били, а сдали в милицию. Все эти ребята оказались «комсюками», а самый здоровый и взрослый парень, так неудачно меня поучивший, был командиром их оперативно-комсомольского отряда. Милиционеры смеялись до упаду, слушая Машкин рассказ о том, как я на пляже обучал целый оперативно-комсомольский отряд, и как они выпавший из моего кармана якобы пирожок, с испугу приняли за пистолет. Но все же его продержали до самого вечера и, только собрав кучу объяснений и уточнив все о нем и обо мне, отпустили на все четыре стороны.
Родители оформили меня в среднюю школу и закупили учебники для девятого класса.
Не знаю, что со мной случилось. Я успокоился и целыми днями дома готовился к школе и читал классиков, которых отец собирал много лет и ставил на этажерку. Такого раньше за мной не замечалось никогда!

Пролетела осень и зима. Весна смыла с асфальта грязный снег и унесла мутными ручьями в канализационные люки.
В середине апреля я не выдержал. Каждый день после уроков, а часто вместо них, я садился на трамвай и выходил на Нижней Полевой. Я обходил все дворы и дома, останавливал всех сверстников в поисках девушки Риты с голубыми глазами…
- Да это же Рита Аринина из второго дома, ну точно она, больше некому, - сказала одна из старшеклассниц.
Сердце выпрыгивало из-под куртки и неслось впереди меня, к дому номер два на ул. Челюскинцев.
- А вы чего хотели, молодой человек? – женщина с удивлением смотрела на мой открытый рот, из которого я не мог выдавить ни звука и стоял красный, как рак, перед открывшейся дверью.
- Может быть, вы Риту хотите увидеть? Так она еще из техникума не подошла.
Я пробкой вылетел из подъезда и выбежал на набережную. Вода гнала по Волге не успевшую растаять на солнце последнюю льдину. Когда она скрылась из виду, весна полностью заполнила город и мое сердце.
Я шел и смеялся, как сумасшедший, от радости и над собой! Оказывается, как просто решаются вопросы, еще вчера казавшиеся неразрешимыми!

Мир готовился к встрече Первого Мая. Больше всех в этом мире праздника ждал я. Рита договорилась с мамой и могла гулять хоть до утра. Сердце своими ударами отсчитывало каждую секунду до встречи. Время казалось вечностью.
Родители уехали с друзьями на всю ночь. Сестру определили к бабушке. Квартира была в моем полном распоряжении.
Мы и раньше изредка собирались компанией потанцевать. В тот вечер я привел Риту. Шампанское, цветомузыка… До полуночи ребята разошлись. Мы остались вдвоем.
Рита взяла меня за руку и повела в спальню. Она села на кровать, откинулась к стене, опираясь локтями в постель и нога об ногу стала снимать туфли.
Я стоял в оцепенении и смотрел на нее. Что со мной происходило, какие чувства бушевали в душе и какие мысли будоражили голову, я плохо помню. Слетела с ноги одна туфля. Когда на пол упала вторая, из нее выкатился металлический рубль и покатился.
- Наверное, он мешал ей весь вечер, - подумал я, провожая его взглядом. Он докатился до стола, ударился о ножку, несколько раз прокрутился на месте и успокоился рядом с ней.
- Потом поднимем, иди ко мне, - Рита подобрала ноги на кровать. Юбочка съехала к животу, открывая белые трусики.
Их вид не взволновал меня.
- Я не могу, нет, нет, - бормотал я.
Неужели все может быть так просто и буднично? От неловкости я нагнулся и стал искать злосчастный рубль. В одно мгновение исчезла нежность и любовь.

Больше мы с Ритой не встречались.

поделиться

Лев Симсон

10.06.2005