Кальян

Пригласил меня приятель вечер скоротать, пообщаться в спокойной располагающе-расслабляющей обстановке одного уютного арабского кафе с кальянами и чаем по-арабски. Я настроилась на теплый вечер, приятную беседу и в предвкушении спешила на встречу.
Начиналось все действительно спокойно-умиротворяюще. Несмотря на довольно большое скопление людей, нам удалось занять индивидуальный столик, пообщаться с симпатичным арабом в бандане, раздувающим и разносящим кальяны и угольки в симпатичном резном ведерке. Мы доверились его вкусу и получили благоухающий и бурлящий под напором мощных легких этого арабского официанта кальян. Разлили чай по чашечкам в золотых подстаканниках и неторопливо начали беседу.
«Экскьюзми», – прорезалось у моего уха. Я повернула голову и шестым чувством поняла, что вечер потерян. Соседний столик занимали два американских гражданина довольно солидного возраста. «Но инглиш, – подумав, добавила – Cпик. Сори» – отрапортовала я, считая, что сейчас все и закончится. Но не тут-то было. Они повернулись в сторону моего приятеля, имеющего знания английского чуть выше моего, на что тот быстро ответил, пожав плечами: «Сори». Америкосы заулыбались и уставились на меня, явно оценивая. Потом тот, что постарше, спрашивает у моего спутника: «Итс юр герл френд?». Стас засмущался и радостно заверещал: «Но, итс май френд!». «Оооооо», – протянули граждане США и опять уставились на меня. Тот, что сидел по правую руку, оглядел меня сверху вниз настолько, насколько хватило видимости, и разочарованно произнес, обращаясь к своему другу: «Ши из меррид». Это слово я знала и обрадовалась, что домогательства закончились.
Но нет, экзекуция только начиналась. Американцам явно хотелось общаться, но в ближайшей зоне общения были только мы, так сказать, обреченные. Нам принесли кальян. Мой друг начал первым. Америкосы, заглядывая ему в рот, явно спрашивали о том, как вставляет. «Корошо?» – блеснул знаниями русского языка тот, что постарше. Стас, выпуская дым в его лицо, ответил, что да, мол, гуд.
Когда за кальян принялась я, у меня появилось ощущение, что я в цирке. Американцы начали громко привлекать к моим потугам всеобщее внимание, люди вокруг заинтересованно поглядывали, так как возгласы были такими необычными, что претендовали на роль тех, что выкрикивают, если бы я засунула себе в рот сразу три трубки от трех кальянов. Я слабенько затянулась и тут же выпустила дым. Жители Америки наперебой стали спрашивать, что я чувствую (это я поняла по их возгласам, воспроизвести не могу, сори). «Гуд» – слабым голосом произнесла я, передавая шланг Стасу. И демонстративно отвернулась. Нас оставили в покое ненадолго. Через пятнадцать минут им принесли кальян, и нам пришлось смотреть, как разговляются кальяном они, и подбадривать их.
Ближайшие сорок минут мы смогли пообщаться, нагло игнорируя реплики наших замечательных соседей. А потом я поняла, что пить они не умеют. При нас они выпили: один – два бокала вина, а другой литр пива. И тут, как говорится Остапа (двух) понесло. Они открыли зенки и начали нагло рассматривать сидящих в кафе девушек, ну очень громко их обсуждая, и, судя по неприятным на звук словам, я понимала, что это были не воспевания ланит и персей.
Мы с приятелем углубились в свою беседу, максимально наклонившись друг к другу, делая вид, что эти не с нами. Они замолчали, когда нам сделали второй кальян, явно не ожидая такого от молодых людей. И после того, как нам и им принесли счет, они спросили «Moscow for you – expensive city?» «О, ес» – ответил мой приятель. Они долго еще пытались что-то выяснить, не понимая, как же так: город дорогой, мы об этом так просто говорим и ходим в такие места, отстегивая после их посещения круглую сумму. Нет, и им умом не понять Россию.
После того, как мой друг отошел в дамскую комнату, я, мило улыбнувшись, добродушно подтвердила, что «Добрая нощи» это тоже самое, что и «Гуд найт».
Дядечка-американец спросил на всякий случай меня: «Ду ю спик инглиш?» «Но» – ответила я. «Вай?» – воскликнул он. И тут я разозлилась, припомнив весь вечер вместе с Амэрыкой, и нагло ответила по-немецки с издевательски русским акцентом: «Нихт ферштейн». О, Боже, у того, что моложе, загорелись глаза, и он с американским акцентом спросил: «О, шпрехен зи дойч?» «Найн, зер шляйхт», – сквозь зубы процедила я и добавила по-русски – «Так плохо, что хуже не бывает».
Мне показалось, что они все поняли, как-то притихли и задумались. Наверное, обо всем, что произошло в этот вечер в этом арабском кафе, о языковом барьере, который заменила система жестов и эмоции, о дороговизне и о том, что я, уходя, улыбалась и желала «Гуд найт». И все, что им оставалось – это произнести выученное за этот вечер «Добрая нощи». поделиться

Светлана Сушинских

05.05.2006