Обмен

Жизнь в квартире номер девятнадцать, что в доме на углу Химиков и Старогрузинской, начиналась ровно в восемь часов пять минут. Именно в это время Гонората Осиповна, она же ответственная квартиросъемщица, не вылезая из постели, нажимала на кнопку телевизионного пульта. Как всегда, в восемь ноль пять – сериал про спасателей, потом – криминальные новости. А сразу за ними, в девять пятнадцать – «Сердце ангела», бразильская мыльная опера, любимая и долгожданная.
Гонората Осиповна любила «Сердце ангела» не столько за сюжет, сколько за антураж. Она от души любовалась богатыми интерьерами: хрустальными люстрами, напольными вазами, мраморными лестницами и кадками с пальмами. Еще ей очень нравились наряды персонажей – вычурные, элегантные. Вот, например, синьора Андреа, хозяйка дома Родригесов, к завтраку спускается в роскошном костюме, с идеальной прической на голове. «Когда она, спрашивается, успела себе эту прическу соорудить? Спала с ней, что ли?» – недоумевала Гонората Осиповна. А хозяин, синьор Альфредо, в каждой серии выглядит так, словно в оперный театр идти собрался: наглаженный, напомаженный. Даже через экран слышно, как от него дорогим магазином пахнет.
Одним словом, ежедневно, кроме воскресенья, с девяти пятнадцати до десяти ноль-ноль хозяйка квартиры номер девятнадцать жила жизнью дома Родригесов. Гонората Осиповна представляла, будто это она сама, а не синьора Родригес, царственно шествует по просторному холлу, усаживается, словно на троне, на полосатом кривоногом диванчике, и томно приказывает служанке: «Милагрес, позови мне синьора Альфредо!» Гонората Осиповна разумно полагала, что у кого-кого, а у нее точно получилось бы быть госпожой. Она женщина, что называется, с классом: и тонкий вкус, и чувство прекрасного ей даны от рождения. И ничуть не хуже, чем синьора Андреа, могла бы она руководить слугами и делать все остальное... Хотя, если подумать, то что оно, остальное-то? Ничего такого остального у синьоры Родригес не было. Согласно сериалу, та только тем и занималась, что целые дни проводила в разговорах, не выходя из дома. «Пустая, ограниченная старуха, одни только интриги на уме, – кривилась Гонората Осиповна. – Эх, будь я на ее месте, жила бы поинтереснее... »
Сериал заканчивался в положенное время, и сердце сковывала ледяная тоска. Гонората Осиповна медленно и болезненно, как от наркоза, освобождалась от сладкого бразильского транса… Квартира запущенная, обстановка убогая. «Еще и холодрыга, не хуже, чем в Антарктиде. Совсем обнаглели коммунальщики! Середина октября, а батареи холодные. Застудить решили свой народ, гады! Мерзнешь тут, мерзнешь, как челюскинец на льдине, и никому дела нет», – привычно поругиваясь, Гонората Осиповна, словно зверь из норы, вылезала из постели. Спешить ей было некуда: работа не ждала, семья тоже отсутствовала. Можно, в принципе, и целый день в кровати проваляться, никто слова поперек не скажет…
 
Вот уже два с половиной года как Гонората Осиповна сидела дома. Вернее, даже, лежала. До этого она двадцать лет трудилась в общепите: сначала буфетчицей в филармонии, потом поваром в детском саду, а под занавес – заведующей производством коммерческом кафе. Лучше всего было, конечно же, в филармонии. Во-первых, живых артистов можно увидеть, во-вторых, сдачи не додать. К тому же, Гонората Осиповна, будучи натурой творческой, в совершенстве овладела некоторыми профессиональными трюками, которые никогда бы не позволили скромному буфетному работнику умереть с голоду. Буфетное ноу-хау впоследствии очень пригодилось и на детсадовской кухне. Но сытные годы, увы, внезапно закончились – садик расформировали, а персонал, в том числе и кухонный, отправили на улицу. Гонорате Осиповне, правда, повезло: сразу же получила предложение от хозяина частного ресторанчика. Однако, если раньше у Гонораты Осиповны была крошечная зарплата и огромное поле для маневра, то на новом месте все оказалось наоборот. Против большой зарплаты она, конечно, не возражала. Но не маневрировать на кухне было выше ее сил...
В этот раз долго фокусничать с калькуляцией не получилось. Однажды на кухню зашла жена хозяина, старая отреставрированная кукла с унитазно-белой улыбкой... Контрольное взвешивание, наигранное удивление, и – «Вы у нас больше не работаете!»
Так Гонората Осиповна осела дома. Весь мир постепенно сузился до размеров квартиры номер девятнадцать в доме на углу Химиков и Старогрузинской. Бездействие порождало лень и апатию. Ничего не хотелось, даже пыль вытереть сил не было...

...После сериала пошел рекламный блок. Зубастый и визгливый дядька истерически нахваливал домашний тренажер. Гонората Осиповна нехотя натянула теплые рейтузы и байковую блузу с красной надписью «IOWA». Блуза была огромной и, судя по отсутствию вытачек, шилась в расчете на мужчину. Гонората Осиповна получила ее в подарок от соседки с нижнего этажа, которая по долгу службы распределяла американскую гуманитарку.
Старые клетчатые тапочки, в которые Гонората Осиповна погрузила ноги, тоже были мужскими. Шестнадцать лет тому назад их, уходя, забыл забрать ее первый муж, Кирюша, а если полностью – Кирилл Максимович. С первым замужеством Гонорате не повезло: Кирюша оказался тюфяк тюфяком и дурак дураком. Все ей в нем не нравилось, все раздражало. И покашливал по утрам противненько, и чихал, словно заводной. Вот как начнет чихать, то не остановится: она даже специально подсчитывала – по десять раз подряд выходило... Да и имя у него несерьезное, будто попугай какой волнистый, а не мужик. Кирюююша! Попка-дурак...
Своего собственного имени Гонората Осиповна тоже не любила. Это папаша таким безобразием ее наградил, в честь своей бабки. Бабке-то что, она сто лет как померла, а вот юную Гонорату в школе мальчишки Гонореей дразнили. И вроде сама из себя ничего, а кличка похабная все впечатление перечеркивала. Только одному дурачку Кирюше все в ней нравилось, только он ни к чему не придирался, не дразнился... Быстро поженились, быстро и разошлись. К счастью, квартиру на углу Химиков и Старогрузинской ей удалось отвоевать. Гонората даже не сильно и воевала, Кирюша сам все оставил и уехал куда-то далеко-далеко, чуть ли не на Северный полюс.

«Ну и как переодеваться при такой температуре? Я ж человек, а не белый медведь! С медведя квартплату, поди, не возьмешь. Это только мы, дураки набитые, непонятно за что деньги вносим!» На самом деле возмущалась Гонората Осиповна не по делу, так как квартплату не платила уже несколько месяцев кряду. Из «Теплокомунэнерго» недавно прислали черно-белую открытку с красной полосой. Предупреждение. Из водоканала тоже. «А что? Полстраны задолженность имеет, и ничего. Всех не пересажают, – рассуждала, успокаивая себя, Гонората Осиповна, – Главное, чтоб за электричество большого долга не скопилось, а то, не дай Бог, свет отрежут, и все! Телевизора, последней своей радости, лишишься... »
Гонората набрала ванну теплой воды, подогрела чайник. Чистых чашек в доме не нашлось, а мыть не хотелось. Она открыла дверцу серванта, взяла пиалу из фарфорового сервиза, сдула пыль. Лежа в воде и попивая чай, она в который раз задавалась вопросом: почему одним – все, а другим – ничего? Чувство несправедливости не давало нормально дышать. Как же так, одни живут, словно сыр в масле катаются, а другие концы с концами связать не могут? Согреться толком не удалось, вода быстро остыла. Гонората Осиповна с большим неудовольствием вытащила пробку. Сначала вода в ванне как будто стояла на месте, потом потихоньку стала сползать с чугунных стенок, затем поползла чуть быстрее, и, наконец, энергично завертелась водоворотиком возле слива. Последние капли с всхлипом исчезли в недрах канализации. «Вот так и в жизни – сначала время идет медленно, и кажется, что его полно и оно никогда не закончится. Потом быстрее, потом еще быстрее, а потом водоворотик и – конец. Конец!!!» – Гонората Осиповна вытерлась сырым полотенцем. Она бы с удовольствием закурила, но сигарет не было.

Две недели назад в квартиру номер девятнадцать позвонили. Гонората боялась открывать, думала, из ЖЭКа пришли. «Свои!» – услышала за дверью. Она не без опасения открыла. «Да, мать, грязища у тебя! В следующий раз с лопатой приду, дорогу среди мусора разгребать!» Гонората его даже не сразу узнала... Игорек! Посолиднел, заматерел. Игорек был вторым мужем Гонораты-Гонореи. За него она вышла впопыхах, лишь бы первому мужу, Кирюше, досадить. Чтоб не думал, что она невостребованная. В августе развод, а в ноябре – снова замужем! Но семейная жизнь с Игорьком быстро наскучила. К тому же в филармонии живые артисты каждый день ходят, а Игорек – он что? Ноль без палочки. У нее таких Игорьков могло бы быть, как у собаки блох. Одним словом, выгнала Гонората второго мужа из квартиры на углу Химиков и Старогрузинской. Боялась, что он права на жилье начнет предъявлять, но, к счастью, обошлось...
Артиста тогда подцепить так и не вышло. Вместо артиста Гонората Осиповна подцепила осветителя сцены. Больше всего на свете осветитель сцены любил баб и выпить. Поэтому Гонората вскорости заменила его на директорского водителя. Водитель был трезв, но утомителен. Его место занял реквизитор, он же завхоз. Реквизитор, как потом выяснилось, обладал могучим храпом и диктаторскими замашками. Гонората уже собиралась его на кого-нибудь заменить, но случилось неожиданное: ее саму заменили на молоденькую скрипачку из оркестра... Потом был пожилой гардеробщик, потом сторож детского садика, потом потрепанный взяточник-инспектор из санстанции. А последние два с половиной года не было никого-никогошеньки.
И тут вдруг свалился этот Игорек, словно снег на голову. Сколько лет они не виделись-то? Десять, а то и больше. Игорек, оказывается, недвижимостью занимается, свое агентство открыл. Второй муж сразу же объяснил, зачем пришел:
– Слушай, мать, тебе эта квартира сильно нужна? Давай сделаем обмен на меньшую с доплатой?
Гонората с интересом рассматривала нежданного гостя: солидным мужиком стал, не то, что при ней был. Поправился, усы отрастил. Пальто не снял, видимо, долго сидеть не собирался... Доплата, которую предложил Игорек, ее оскорбила. Это ли стимул, чтобы переселяться черту на рога?
– А что ты хотела? Чтоб твой сарай в порядок привести, знаешь, сколько бабла надо? – Игорек стал тыкать пальцем в потеки на потолке, грибковые стены, отколупанную штукатурку.
Гонората Осиповна задумалась. Доплата, конечно, пригодилась бы. Но терять собственную квартиру на углу Химиков и Старогрузинской не улыбалось. Ведь что получается? Сегодня Гонората – одинокая женщина с большой жилплощадью в престижном доме. А после обмена кем она станет? Просто одинокой женщиной, без ничего.
– Заработать на мне хочешь? На беде моей наживаешься? – окрысилась Гонората Осиповна.
– А что за беда-то у тебя? Проворовалась? – деликатностью и такичностью второй муж Гонораты Осиповны никогда не отличался.
– Мы ж вроде не чужие люди. Как-никак, муж и жена. Хоть и бывшие, – напомнила Гонората. – Мог бы для меня и побольше доплату организовать!
– О! В корень смотришь, мать! Не чужие мы с тобой, Гонорейка. Поэтому и договориться должны по-родственному. Эту квартиру я лично для себя хотел взять. Так что ты тоже как бы мне на встречу должна идти.

С уходом Игорька обида успокоилась. Гонората взглянула на проблему творчески: ведь Игорек ее когда-то любил. Что, если вспомнить старое, охмурить его-окрутить, да и оставить у себя? Доплату пусть несет в дом. И деньги, на ремонт запланированные, тоже. И будет, таким образом, Гонората при квартире, при мужике и при ремонте. Она представила, как купит себе напольную вазу и кривоногий полосатый диванчик. Диванчик поставит вместо старой тахты, а напольная ваза хорошо будет смотреться в углу, там, где сейчас груда неглаженного белья лежит. Цвет стен? Персиковый, теплый. Хрустальная люстра? Почему бы и нет. Игорек, похоже, при деньгах, пусть раскошелится. Блузку с надписью «Iowa» она уже никогда в жизни не наденет. Будет, как синьора Родригес, ходить дома в костюме...    

К следующему приходу Игорька Гонората подготовилась: вымыла голову, подкрасила губы, подмела пол. И даже на бутылку красного вина одолжила у соседки. Второй муж, вопреки обещаниям, пришел без лопаты:
– Ну че, решила что-нибудь?
– Ага. Присаживайся, – Гонората широким жестом указала на табуретку
– Нет уж, спасибо. Сейчас присяду, а потом штаны в химчистку сдавать?
Обижаться было нельзя. Гонората решила действовать: подошла вплотную к Игорьку, положила руки ему на плечи, коснулась губами мочки уха и прошептала интимно-вкрадчиво:
– Игоречек, а я красивая?
Второй муж отстранился.
– Красивая! Знаю я твою красоту: губы намазаны, а жопа грязная. Давай по делу, короче. Что с обменом?
– Ты ж меня любил... Неужели все прошло? – Гонората чувствовала, как мечта ускользает из-под пальцев, но не оставляла надежду спасти положение.
– Любил-перелюбил. Вот, – второй муж достал из кармана пиджака толстый кошелек. Словно водитель гаишнику, предъявил ей фотокарточку с тремя физиономиями, – спиногрызы мои!
Гонората Осиповна с гадливым чувством посмотрела на конопатые ребячьи лица... Нашел чем хвастаться! Второй раз лезть целоваться к Игорьку не хотелось. Дальше все пошло, словно в убыстренной съемке: Гонората протерла табуретку и открыла вино. Расплакалась. Игорек достал сигареты. Сел. Она рассказала про свою жизнь. Он выслушал. Она уткнулась в его пальто. Он похлопал ее по спине. Она выпила все вино. Он не пил – за рулем. Она положила голову на кухонный стол. Он ушел.

Соседка, по долгу службы распределявшая гуманитарку, принесла Гонорате Осиповне пододеяльник. «Смотрите-ка, совсем новый! И материал хороший, качественный!» Еще она сказала, что знакомые ее знакомых ищут домработницу-кухарку. «Вы же повар, к тому же с опытом, – напомнила соседка, – а они люди состоятельные, деньгами не обидят... »
Идти в домработницы Гонората не собиралась. Быть прислугой в барском доме? Ну уж нет. Фигушки. Ей опять захотелось туда, в теплый латиноамериканский рай. Иметь бы собственную резиденцию и собственную прислугу… Чтоб ее, так же, как синьору Родригес, с утра пораньше вежливо спрашивали, подать ли ей завтрак в постель или накрыть в столовой. Чтобы приборы красивые на белой скатерти, чтобы бронзовый подсвечник в виде кориатиды. Чтобы хрустальная икорница со льдом... Крошечное пироженое на тонком фарфоре... Мммм. И обязательно музыка. Изысканная, непонятная...

Отправляясь устраиваться на работу, Гонората Осиповна привела себя в порядок: вымыла голову и подкрасила губы. Проветрила старое, времен филармонии, пальто с лисьим воротником. Подумав, заменила его на пуховик, тоже старый, но не такой убогий. «Это не они меня выбирают, а я их, – сказала самой себе Гонората Осиповна. – Не понравятся – откажусь!» Она решила, что так уж и быть, поработает на чужой кухне, но с условиями: если хозяева культурные, если не жлобы, если не хамы... Останется в барском доме до первого замечания. Потому что никаких замечаний она терпеть не собирается. Жила как-то два с половиной года без работы, и еще проживет...
До барского дома она добиралась пешком. В чистом подъезде ее встретил консьерж. От Гонораты не ускользнули брезгливый взгляд и снисходительная интонация, с которой старый халдей произнес: «Проходите!» Сказал, будто слюну выплюнул. Видать, с первого взгляда понял, что она сюда не в гости пришла. Не может такая женщина, как она, просто так ходить в гости в такие дома, как этот. Гонората Осиповна почувствовала, как уменьшилась в размерах, сгорбилась и скукожилась под неприветливым взглядом консьержа. Поди, с владельцами квартир он куда более вежливый и улыбчивый...
Хозяйка квартиры, в которой Гонорате предстояло работать, приятно разочаровала. Гонората ожидала увидеть как минимум синьору Родригес в русской версии. Но вместо этого в дом ее впустила самая обыкновенная деревенская баба, только в очках. Хозяйка показывала спальни, гостиную, столовую, кабинет, ванную, еще одну ванную, коридор, гардероб, лоджию, кладовую, кухню... Обстановка в доме была добротная, хотя и без лишних изысков. «Сюда бы картину повесить, – механически отмечала Гонората Осиповна, – а здесь бы торшер поменять на более современный. Эх, что за люди! Денег нагребли, а вкуса нет!» За хозяйкой хвостиком семенила крошечная девочка, тоже в очках.
– Мы, понимаете, из Заполярья приехали, – словно оправдываясь, щебетала хозяйка. – Акклиматизация, сами знаете... У нас там темно, холодно было, здесь привыкнуть никак не можем... У дочки авитаминоз... Она у нас поздненькая, болезненная... Муж аллергик, ему диета нужна специальная. И пыли не переносит, у него аллергия на пыль, на пыльцу, на все... Особенно на пыль...
– Папка цихает! – вставила малышка.
– У нас покрытия антиаллергические, но все равно, понимаете... Здесь пылесосить надо часто и уборку влажную... И с диетой я вам сейчас объясню...
Гонората почувствовала раздражение. Вот ни хрена себе ситуация! Денег много, а деревней за версту несет. И чего она тарахтит! Где ее хозяйское достоинство? Суетливая, зашуганная. Мужик этот с аллергией, видимо, не бедный и не дурак. Неужели лучшей бабы не мог себе найти?
– Понимаете, ему ничего цветного нельзя... То есть помидоров, огурцов, фруктов цветных... Только рыбку белую, курицу – все в таком плане, понимаете, да? И если курицу – то грудинку, а ножки нежелательно...
Гонората слушала вполуха. Она подумала, что если мужик с аллергией ее увидит и получше узнает, то... То рано или поздно он поймет, насколько она тоньше и интереснее этой очкастой погремушки. И тогда, может быть...
– Кашку овсяную, супы овощные, котлетки на пару... Индюшатина... Проветривать надо редко, потому что пыль попадает... Стиральный порошок специальный... Кирюша у нас чувствительный на порошок.
Слух царапнуло знакомое имя. Гонората замерла.
– Вашего мужа зовут Кирилл?
– Да. Максимович. А что?..
Кирюша, Кирилл Максимович, попка-дурак. Фамилия тоже совпала. Гонората, было, подумала, что не стоит сразу отказываться от места. Может, Кирюша вспомнит прежние годы, снова в нее влюбится. Зачем, в самом деле, деревенской бабе такая квартира? В богатом доме нужна женщина с классом, с тонким вкусом...
И все-таки она ушла. Поблагодарила за предложение и откланялась.

...Жизнь в квартире номер девятнадцать, что на углу Химиков и Старогрузинской, начиналась ровно в восемь ноль пять. Именно в это время показывали сериал про спасателей, после которого шли криминальные новости. А дальше, в девять пятнадцать – увлекательная, красивая и сладкая бразильская сказка про семью Родригесов...

поделиться

Анна Прудская

06.10.2006