Роман с жизнью

...Вечер позднего октября. Дождь и холодный ветер - классическое сочетание для того, чтобы оценить уют теплой постели.
Но Лиза сказала:
- Дорогой, коньяк совершенно кончился. Не наберется даже чайной ложки. И кофе на исходе.
Эту ее многолетнюю привычку - вечернюю чашку кофе с коньяком, медленно выпиваемую перед телевизором, попытался свести на нет врач районной поликлиники.
- Когда человеку под восемьдесят, любая доза алкоголя...
- Когда человеку под восемьдесят, его уже ничем не напугаешь, - смеялась Лиза. - Уже не остается страхов - чудесное время! И мы за это выпьем, доктор!
Она собственноручно наполнила две хрустальные рюмки.
Прощаясь, врач поцеловал у нее руку.

Роман уже привык к необычности Лизы. Когда родители оставили его, десятилетнего, на ее попечение, чтобы без помех делать карьеру в Москве, он в первый вечер горько ревел, тоскуя по маме. Лиза сказала, остановившись в дверях его комнаты:
- Завтра запишу тебя в кружок бальных танцев.
- На кой черт?! - возмутился он со всей искренностью детского горя.
- Чтобы ты проводил вечера в объятиях красавиц, а не слезах и соплях, - ответила она.
- А ты? - он имел в виду, зачем ему красавицы, когда есть Лиза.
- А мне нужен настоящий кавалер, а не такое вот недоразумение, - сказала она.
И он пошел, и старался изо всех сил, осваивал все эти "па" сперва у станка, а потом в середине зала. Он ни за что не хотел выглядеть ничтожеством в глазах Лизы. А затем пришел успех, они с партнершей Наташей кочевали с конкурса на конкурс и почти неизменно выигрывали. Ему улыбалась карьера, но подошло время армии.
Провожая и крестя его на дорогу, Лиза сказала:
- Надеюсь, у тебя хватит доброты вернуться живым.
- Доброты? - удивился он.
- Ну, ты же понимаешь, что без тебя мое существование теряет всякий смысл.
А когда он вернулся, и простреленная в Кандагаре нога, сказала танцовщику - "свободен", Лиза чуть ли не с ужасом спросила:
- Надеюсь, ты не пойдешь в контору перекладывать бумаги?!
После долгого восстановительного лечения он стал работать в "службе спасения".

..."Стекляшка" была прямо перед домом - дорогу перейти. Ее построили недавно, когда парк из древне-советского - с полуразрушенными фонтанами и аттракционами тридцатилетней давности - превращали в нечто более современное. Выпилили громадные тополя, в июне затопляющие парк болотом белого пуха, танцплощадку увенчали куполом, празднично переливающимся по вечерам, облезлые "лодочки" и драных лошадок заменили на крутые "орбиты" и "русские горки", а у входа открыли это самое кафе "На огонек".
В общем-то, ничего особенного. Летняя терраса, красные пластмассовые стулья и столики. В хорошую погоду сюда не пробиться. Кому-то это, может, напоминает Европу, дескать, и в Париже так - сидят, пьют кофе, глазеют на прохожих. Внутри тесно - всего-то шесть столиков, да и душно.
Летом Роман здесь не бывал, - толпа не влекла, а осенью стал заходить. Когда, как теперь, вдруг выяснялось, что дома нет чего-то необходимого. Или - случалось и так - что-то в душе знало: нынче не заснуть.
Не часто такое было. Черный спрут необъяснимого ужаса подбирался к нему считанные разы, но тогда уж - не жди пощады.
Спасатель по работе своей, в такие минуты "вытянуть" себя он не мог. Последний раз это произошло после редкой в их тихом городе аварии, когда две легковушки буквально превратили друг друга в лепешки, и тот свет одновременно принял пятерых. Четверых спасателям пришлось извлекать из искореженных кузовов - для этого их и вызвали. Но не эти парни потом стояли перед глазами, а девчонка, которую выбросило через ветровое стекло. Пацанка лет пятнадцати в джинсовом костюмчике. Ее увезли почти сразу, но почему-то несколько дней с рельефной отчетливостью стереокартины он видел ее, будто глубоко уснувшую на раскаленном асфальте. И сразу, против воли, против данных себе приказов вспомнил он Афган, и стало ясно, что до собственной смерти всего ничего, и Хозяйка всему - она, и каждый час становится призрачным преддверием единственно вечного.
Почему он вспомнил об этом? Наверное потому, что в стекляшке за одним из столиков он увидел женщину. Сидела она одна, спиной к нему - и внешне он не мог бы найти схожесть с той, погибшей, только в окаменелой неподвижности позы. И еще - была она в легонькой, почти прозрачной красной кофточке. На спинке стула ничего не висело, а вешалок тут не водилось.
Расплачиваясь за коньяк, он еще раз бросил на нее внимательный взгляд. По ящику под потолком показывали какой-то костоломный боевик, немногочисленные посетители невольно смотрели, а женщина глядела в окно. Ночь уже, фонарей на улице нет, внутренний свет кафе освещал текущие по стеклу дождевые струи. Глаза у женщины были темными и полны слез.
И тогда он, уже не колеблясь, подошел к ней.
- Вызвать вам такси? - спросил, как мог мягко.
Не сразу, через паузу, она медленно покачала головой.
С тяжелобольными не обсуждают способы лечения. Он взял ее под локоть:
- Пойдемте со мной.
Наверное, все интонации были верными, потому что женщина не испугалась. Она подчинилась.

- У нас гости, Лиза, - сказал он, открывая дверь.
Старой женщине, как и внуку, хватило одного внимательного взгляда.
- Проходите, дорогая... Надеюсь, ты позаботишься о чем-нибудь горячем, - это было обращено к внуку.
Четверть часа спустя Роман подошел к дверям гостиной с подносом, прислушался - и вернулся на кухню.
- Это уже болезнь, - говорила женщина. В ее тоне слышалась та откровенность, на которую большинство людей способно лишь несколько раз в жизни. - Правда, раньше все было больнее, острее. Когда я надеялась на что-то. Что он хотя бы как-то, хотя бы немного полюбит меня. А теперь, когда я поняла, что этому не быть... Пустыня. Говорят - проходит месяц, два - и становится легче. А у меня год к концу идет, и какой год...
Лиза не перебивала, не задавала наводящих вопросов - только слушала. Женщина смотрела мимо нее и говорила как бы сама с собой:
- Эти мысли не оставляют ни на минуту. Засыпаешь - и думаешь о нем, проснешься среди ночи - и опять - он же. Наваждение - по улице ли идешь, на работе ли сидишь. Не отпускает... Ни на миг не отпускает... Почти непереносимое время - тот час, когда он может позвонить. К концу его как будто душа умирает. И снова ждать день - считать минуты до следующего Этого Часа.
Мне бы понять - почему так получилось? Что я сделала? Ведь ни одного резкого слова, никогда.... Ведь не навязывалась - ходила посмотреть на него издали. Он не замечал меня, точно знаю.... Да, у него семья, но не могло быть в ней ссор из-за меня, мы ведь были вместе только один раз - и в такой тайне... Он увез меня куда-то далеко за город, мы возвращались - час...
А теперь, если случайно, совершенно случайно встречу его машину на улице - он проедет и головы не повернет. Я сначала с такой радостью - навстречу, - думала - он тоже обрадуется, затормозит. Куда там! Если издали заметит - сворачивает. За что же?
Весь этот сумбур мужчина не мог бы понять. Но для женщины здесь и полутона были ясны.
- Сына его встречаю - как ожог. Он же не знает меня, спокойно идет навстречу. Папины брови, глаза, все выражение лица... Если бы мне хоть такого сына. Я бы никогда ничего больше у Бога не попросила - этим бы жила... У них скоро еще кто-то родится в семье.
- Дорогая, - сказала, наконец, Лиза. - Вы простите старуху за резкое выражение. Внук мой к такому уже привык. Но есть люди - как дерьмо, при ближайшем рассмотрении - выворачивает. И в том, что вы мне о нем рассказали, трезвый взгляд видит...
Вы ищете - что же делать сейчас? Что будет верно? Женщины тут идут двумя путями. Можно попытаться что-то доказать ему. Заняться собой - потратить деньги на туалеты, на прическу. Закрутить с кем-то роман. Но все время попадаться ему на глаза. Ведь все это делалось бы ради него, чтобы он оценил в конце концов...
Вы продолжали бы гореть в том же огне, и сами бы подкладывали в него дров.
Или же - другое. Решить: да, надежды нет. Но раз кроме него никто мне не нужен, а он меня не любит... Значит - все, с любовью конец, буду жить чем-то другим. Приняв такое решение, вы за считанные дни постареете на двадцать лет, и когда эта особь - заметьте, вполне довольная собой, будет в очередной раз проезжать со свистом, вы пройдете мимо бесполым существом. Потому что вместе с любовью нас покидает вся радость, вся красота.
Дорогая моя, есть единственная возможность достойно все это преодолеть. Из этого мужчины вам надо вырасти.
Женщина посмотрела на Лизу усталым и почти неверящим взглядом.
- Вы сами поняли, что не нужны ему, и это вам далось тяжело. Если бы у него хватило мужества встретиться с вами, вы бы, по крайней мере, смогли сохранить к нему уважение. А что остается от мужчины без мужества? Костюм и гениталии. И это гнилое обаяние. В конце концов, его чары спадут.
Но вы должны работать над собой - всю жизнь, идти все дальше и дальше, раскрыть все свои таланты.
Ваша внешность. Нельзя стараться быть красивой ради кого-то, нельзя играть роль - из нее так легко выйти, когда вы о ней забываете, когда нет настроения. Женственность должна стать сутью - каждым движением вашим, каждым поворотом головы...
А что касается смысла бытия...
Дорогая моя, возможен лишь один настоящий роман - это роман с жизнью. Вот кто не изменит до последней минуты! И говорят - она упоительна - эта минута. Какой-то наркотик - необыкновенные образы, райский сад! Мне скоро предстоит увидеть все это.
Сколько острых ощущений, какое великолепие жизнь дает нам! Мужчины - лишь часть этого...
Вы были в Париже? Не зря говорят - увидеть его и умереть. Но разве хуже Рим? Или Венеция? А недавно я видела по телевизору сказочный остров Бали... Сколько языков вы знаете? Когда вы в последний раз танцевали? В ресторане, при свете огней, с незнакомцем, которому вы нравитесь?
Вам предстоит чудо - рождение первенца, это ни с чем не сравнимо, все это счастье у вас еще впереди.
Столько книг! Столько людей, которые будут вам интересны - по человечески интересны, без всяких мучений.
И когда вы достаточно пройдете этой дорогой, то встретив свое сокровище, решите, что и впрямь были больны, если "это" могло хоть как-то интересовать вас. Вы будете королевой, у которой "такое" уже не может вызвать никаких чувств.
- Но ведь время идет. Я не юная, от меня все уходит. А девушки вокруг - они расцветают.
- Когда вы гуляете, то наверное, отмечаете молодые, красивые лица. Но вряд ли хоть одно из них остается в памяти. Но красивая женщина в зрелые годы - это уже другое... Весною много прекрасных цветов, но розы весной не цветут.
...Было около двух часов ночи, когда Лиза, наконец, кликнула Романа, и велела ему доставить Зою домой.
- Вы носите жемчуг, - прощаясь говорила Зоя, уже по другому, она была уже здесь, не в потустороннем. - Вам так идет...
- Жемчуг - снисходителен, - отвечала Лиза, - Бриллианты - безжалостны. Они беспощадно подчеркивают вульгарность, некрасивость. А жемчуг любому лицу придает толику благородства. Он не смеется над старостью...

...Кончилась осень, миновала зима, и большая часть весны была позади, когда Роман вновь увидел Зою. И - самое смешное - в той же "стекляшке". Он завернул сюда по дороге с работы, выпить кофе, потому что дома ждала работа до глубокой ночи - ремонт.
Он наслаждался одним из первых теплых майских вечеров, минутой покоя, когда прозвучало:
- И вправду - вы!
Темноволосая красавица смотрела на него с искренней радостью. Чтобы узнать эту женщину, подошедшую незаметно, ему потребовалась минута.
- Снова - и здесь же! Как вы живете? Как Лиза?
- Лиза в отъезде. Когда я затеял ремонт, она сказала: "Это - Армагеддон! Чем я могу помочь?" Я ответил, что мне понадобится ее свежий глаз, когда все будет готово - и отправил ее к подруге. А как у вас?
- Бегу с подработки. С телевидения. В редакции у меня свободный график, и позвали еще вести вечерние новости.
- Вы домой сейчас? Но вам же далеко идти... И уже почти темно. Я провожу.
Они пошли через парк. Она легко взяла его под руку - и все спрашивала о работе, удивлялась тому, что он рассказывал ей, интересовалась - нельзя ли о нем написать...
А на одной из скамеек, скрытая тенью разросшейся сирени, сидела пара. Женщина, усталая, с небрежно стянутыми в "хвостик" волосами, покачивала коляску. Мужчина, опустив руки между колен, смотрел перед собой.
- Уснула, наконец? - спросил он, - Пойдем?
- Посидим еще, - попросила она. - Я так редко выхожу.
Дома был и телевизор, и возможность вытянуть ноги, но ему пришлось уступить - задержаться еще. Невольная досада делала ожидание тягостным.
Он посмотрел на проходившую мимо пару. Зою он не узнал. Но все смотрел вслед, когда она уже миновала его. Как хороша!
Высокая, стройная, в платье, серебристо отливающем в свете фонарей... Такая грациозная, такая уверенная в себе... Королева!
Он залюбовался ею, даже не пожелав. Желать было безнадежно. Для таких женщин - он знал это - он не представлял из себя ничего. поделиться

Татьяна Свичкарь

07.11.2003