Собачья площадка (часть 4)

начало

  - ГЛАВА 12 -
 
Катя чувствовала себя Золушкой, попавшей в королевские покои. И старалась ни о чём не думать. Так велел ей доктор, который выписывал её.
Две недели на море пролетели волшебной сказкой, оставившей после себя, кроме закружившейся от любви головы и красивого средиземноморского загара, чудесное большое цветное фото в рамке.
На фото Катя и Павлов целовались, сидя на сёрфе.
Там, на Кипре, в Лимасоле, Павлов купил Кате чудесное колечко с маленьким изумрудом и сам надел ей его на палец.
Из Шереметьева Павлов привёз Катю на Профсоюзную. В комнате у неё было прибрано - видно, Надежда приезжала.
В первую ночь Павлов остался у Кати.
А Михаил, сын, выглянувший на шум в прихожей, даже не поздоровался, увидев рядом со смутившейся матерью загорелого незнакомого мужчину. Закрыв к себе дверь, он на всю катушку включил свой японский телевизор.

Оставшись одна, Катерина старалась выходить из комнаты только тогда, когда на кухне или в коридоре не было сына. Выйдя однажды в коридор и столкнувшись с ним, она хотела повернуться  и уйти. Но сын больно схватил её за плечо. У Кати потемнело в глазах.
- Что, нашла себе кобеля? - агрессивно спросил Михаил. - Чтоб ноги его здесь не было. Замуж собралась в 40 лет! Крыша-то уехала совсем? - и он с такой силой хлопнул своей дверью, что в коридоре попадали со стен эстампы, повешенные ещё Катиной мамой. Катерина собрала их и отнесла к себе в комнату. Через стену слышно было, как сын матерится в их с Павловым адрес. А Катерина сидела на своей кровати и думала, как ей развесить у себя в комнате упавшие эстампы.
Вечером приехал Павлов, и у них с Катиным сыном произошла стычка.
- Слушай ты, мужичок, - сказал Михаил, поигрывая бицепсами, - Что-то ты зачастил сюда. Квартирка понравилась? Только ты губу-то не раскатывай, счас прямо по лестнице и спущу. Небось, прописка Московская нужна, вот и нашёл себе дуру.
- Завари матюгальник, - рявкнул в ответ разъярённый Павлов, который тоже был достаточно силён физически. Он схватил Михаила за грудки, - Мужичок - это ты, потому что позволяешь себе такое отношение к матери, которая тебя одна вырастила. А МУЖИК - это я, потому что никому не позволю обидеть эту женщину, которую я так люблю. И твоя халупа никому не нужна.
Он влетел в Катину комнату: «Собирайся, я оставить тебя здесь не могу. Ещё пару дней - и всё твоё лечение насмарку пойдёт. Хорошо, что замок в твою дверь вставили».
Он помогал Кате собраться, думая, куда может её сейчас отвести. Гостиница не подходила, там она будет одна, а ей надо выходить на люди. И тут он вспомнил мамину подругу, тётю Римму, актрису оперетты в отставке, как она сама себя называла. О Кате она уже знала, Павлов решил отвезти её туда.
И не ошибся. Катя понравилась тете Римме, и эта симпатия была взаимной.
Римма, как она велела себя называть, была рада Кате. Своих-то детей у неё никогда не было, и Катя пришлась ко двору.

Квартира Риммы была ярким зрелищем. Старые афиши в коридоре вместо обоев. В одной комнате старый рояль и настоящий балетный станок с зеркалом от пола и до потолка, на манекенах её яркие театральные костюмы. Старинная мебель в других комнатах, в гостиной абажур над круглым столом, стулья с высоченными спинками. Напольные часы, отбивающие гулко каждый час, и в клетке у окна огромный попугай Ара, передразнивающий всех.
Днём они гуляли по Тверскому бульвару, а вечером, дожидаясь Павлова, раскладывали пасьянс. Потом пили втроём чай.
Катя оживала на глазах. И в один прекрасный день она попросила Павлова пригнать ей из гаража свою машину. Он засомневался, но просьбу выполнил. Проехав с Катериной пару кругов по Садовому кольцу, он успокоился - Катя пришла в себя.
В самом конце мая Павлов пригласил Катю в ресторан, где сделал предложение руки и сердца, и они подали заявку в ЗАГС.

На кухне, куда Павлов потянул Катю из спальни, так её поразившей широченной кроватью, витал запах корицы и рахат-лукума. Душевно посвистывал чайник.
- Давай, хозяйничай, Катерина, - сказал Павлов зардевшейся Кате. Она надела фартук, разлила чай. Она видела, что он ещё во взвинченном состоянии, только старается держаться. «Устал сегодня», - подумала Катя и сказала - Прошу! И, подражая, Павлову, манерно отвела руку.
Они уселись друг напротив друга. Павлов взял Катеринину руку и поцеловал. Она хотела, чтобы они говорили только о них двоих. Предстоящие события были главнее всего в жизни. И тут случилось, то, чего Катя даже и предположить не могла.
Павлов, раскурив свою вишнёвую трубку, сказал раздражённо: «Представляешь, Нинка моя вчера даже на вечер выпускной меня не пустила. А ведь только звонила, просила поговорить с деканом, она ведь в МЕД собралась поступать. Я её уж как ни уговаривал, - она мне - нет, мама тебя видеть не хочет. Я ей - ведь собирались же опять под Cаратов, на острова!»
«Что я несу? – подумал с ужасом Павлов, но остановиться не мог, как будто тормоза отказали.
Катя хотела возразить, но во рту пересохло, язык стал словно наждачная бумага. А под ложечкой появился противный воздушный шарик, и стало трудно дышать.
А Павлова понесло: «Говорю, маму с собой возьмём. Вдруг помиримся!?»
Было впечатление, что Павлов мгновенно сошёл с ума.
«Как помиримся! - подумала Катя, - Послезавтра свадьба, и чемоданы уже сложены, билеты в Париж куплены. Он что, забыл или передумал?»
А шарик внутри всё надувался и надувался, казалось, вот-вот он лопнет. Она поняла, что если будет продолжать слушать всё это, то шарик внутри точно лопнет, и будет ядрёный взрыв, как сказал бы Павлов.
Говорить Катя не могла - язык совсем не слушался её. Она только подумала: «Больно, как больно! Ну, вот всё и закончилось. Не будет ни свадьбы, ни Парижа. И двуспальной кровати тоже не будет».
Она вскочила из-за стола, не снимая фартука, метнулась в прихожую и стала надевать туфли. Но всё ждала, что Павлов скажет что-нибудь такое, что сердце оттает, и вернётся речь.
Но он, словно ничего не замечая, продолжал: «Ты же знаешь, я Ниночку каждый год вожу на острова под Саратов. Там в Саратове у меня родня, тётка родная и сын её, мой  брат. Мы с ним похожи, как близнецы. Ха-ха. Нет, представляешь, пришёл, чтоб на выпускной вечер с дочкой пойти, а этот хмырь, новый муж, на моём месте за кухонным столом сидит, ужинает. И «здрасссьте» мне говорит».
Он встал нервно из-за стола, раскурил потухшую трубку, отвернувшись к окну. Очевидно, он так был погружён в свои переживания, что не обратил внимания на то, как Катя схватила сумку и пулей вылетела из квартиры, хлопнув дверью. Сломя голову, она бросилась вниз по лестнице, прыгая через ступеньку.
Фартук сняла уже на бегу и бросила его где-то на перила. Всё думала, что вот сейчас Павлов выскочит за ней, схватит её в объятия и скажет: «Прости, я дурак, сам не знаю, что говорю».
Но в подъезде было тихо. Только стук её каблучков.
Было уже совсем темно, и она никак не могла открыть машину, ключ не попадал в замок. Дрожащая рука несколько раз промахивалась мимо скважины, оставляя на двери глубокие царапины.
Когда села, взяла из бардачка успокоительную таблетку. Завела машину, сняла с ручника и уже хотела тронуться с места. Но вдруг слёзы полились градом. Она заглушила мотор и уткнулась лицом в руль, поверх своих рук. Так, уткнувшись, она прорыдала до полуночи, всё ожидая, что Павлов пойдёт искать её.
Наплакавшись, Катька уснула прямо на руле. Так она и спала в открытой машине, когда на город обрушилась гроза. Капли застучали по ветровому стеклу и кожаным сиденьям. Но Катерина не слышала этого, сон после слёз и принятой таблетки был столь крепок, что даже раскаты грома не разбудили её. Налетевший ветер наполнил собой сложенный капюшон кабриолета, поднял его и крепко захлопнул на положенных местах.
И... машина сдвинулась с места. Набирая скорость, она покатилась вниз, к набережной. Подскакивая на булыжниках, которыми был выложен переулок, и набирая скорость.
А Катька спала как убитая.
Внизу переулок выходил на набережную, где проходила линия трамвая.
Было уже раннее утро, и вагоны вышли на линию.

  - ГЛАВА 13 -

Сашок возвращался с пикника из-за города. Подъезжая к Москве, он видел, как гроза накрывает город, и гнал машину всё быстрее и быстрее по пустым улицам, чтобы успеть домой до ливня. Он был слегка поддатый после шашлыков у друзей, и настроение у него было хорошее.
ГАИшники знали его джип, поэтому была надежда, что не тронут. Да они все  тоже  попрятались перед наступающей грозой. Сашок повернул на набережную и, подъезжая к своему переулку, где только недавно купил целый этаж особнячка, увидел свет от фар встречного трамвая.
Он так и не понял, откуда появился этот глазастый крошка-кабриолет вишнёвого цвета.
В тот момент, когда машина ударилась в высокий камень бордюра на набережной и подпрыгнула, как лягушонок, с одной стороны в неё врезался трамвай, а с другой стороны, прямо в бензобак - Сашкин джип. Машинка моментально превратилась в пылающую скомканную бумажку. Сашка успел дать задний ход.
На глазах вагоновожатой и водителя джипа, в момент удара о бордюрный камень, через полыхающий капюшон кабриолета огненным факелом вылетела женщина, сидевшая за рулём, и упала в воду Яузы. Машинка следом перелетела чугунное ограждение и с шипением рухнула в воду, не успев взорваться.
Женщина-вагоновожатая с визгом выскочила из трамвая и стала своей курткой сбивать пламя, перекинувшееся на рекламные наклейки трамвая.
Сашок выпрыгнул из машины и, как сумасшедший, стал набирать 911 на своём сотовом телефоне.

Проснувшись утром и вспомнив вчерашний день и ссору с Катей, Павлов пришёл в ярость.
«Дурак, какой же дурак! Точно, я начинаю сходить с ума», - подумал Павлов. Он даже не помнил, что наговорил Кате, только жгучая вина обжигала душу.
Обидеть Катерину... Всё равно, что в казино свою жизнь проиграть. Или... Да можно сколько угодно придумать этих «или».
Надо мчаться, бросать цветы к ногам и падать на колени.
Искать всю жизнь. Найти. И так глупо потерять. Нет, этого он допустить не может. Редкий Павлов... Ах, да что там. Действительно, редкий… Д-У-Р-А-К.
Он метался по квартире, вещи валились у него из рук. И руки. Руки тряслись, как у пропойцы.  А ему делать сегодня три плановые операции на сосудах.
Сколько времени? О-о-о! уже полдевятого, а ведь надо было в семь утра позвонить, чтобы машину из сервиса подогнали. Теперь придётся тащиться своим ходом в Измайлово. Он полез в гардероб за чистой рубахой.
Павлов спустился вниз к трамваю и не сразу понял, что происходит на набережной.
Перегородив трамвайные пути, стояли «пожарка» и «скорая», чуть дальше - машина спасателей 911 с летучей мышью на двери и подъёмный кран.
Капитан в ярком милицейском жилете с надписью ДПС ловко командовал жезлом на проезжей части.
Проезжающие машины притормаживали.
- Эй, командир, чего там?
- Давай, давай, проезжай! Счас штрафану! Видишь, пробка, - не утруждал себя объяснениями милиционер.
У бордюра стоял запыхавшийся водолаз, утиравший лицо вязаной шапочкой: «Не, ребят, быстро мы её не найдём. Здесь стремнина и ил. В момент заволокло».
Рядом, на переднем сиденье джипа сидел молодой человек лет 25. Обхватив голову руками, он издавал лишь один звук: «УУУ...» А врача скорой, который пытался сделать ему укол, он отталкивал.
В этот момент кран, вызванный спасателями, поднял над водой то, что осталось от Катькиного кабриолета, из которого вместе с водой и илом вывалилась её сумочка, но один из спасателей успел подхватить её.

Павлов остолбенел, узнав Катеринину машину по болтавшемуся номеру. Затем повернулся и пошёл медленно назад, к своему дому.
Ноги у него онемели.
На деревянных ногах он поднялся вверх по переулку, вызвал лифт. Как доставал ключи, открывал квартиру – ничего не помнил. Голова сделалась тяжёлая, в ушах гудело. А сердце, казалось, выскочит из груди, так часто оно билось.
Он пришёл в себя, когда трубка, снятая им с телефона, загудела. Он посмотрел на неё бессмысленно и поставил в гнездо аппарата. Даже не мог вспомнить, куда хотел позвонить.

Катя, Катенька! А я-то ведь квартиру купил на твоё имя. В том доме с рыцарями на Арбате. Свадебный подарок хотел тебе сделать. И окна выходят туда, где была раньше Собачья площадка. Хотел внести тебя туда из ЗАГСа на руках.
Как бы жили мы с тобой… Как голуби! Я так долго искал и ждал тебя. Но ты меня покинула навсегда. Нет, это я сам прогнал своё счастье. Дурак!
Ох, как сердце жмёт опять. Как я буду жить без тебя, Катя!
Он выдвинул ящик прикроватной тумбочки, вытащил тонометр. Так… Ничего хорошего. Принял таблетку.
Потом пошёл на кухню и взял чистый бокал. Достал из бара непочатую бутылку виски, наплевав на все врачебные запреты, которые он сам давал своим больным.
Как врач, он прекрасно понимал, что принятое лекарство несовместимо с алкоголем, но теперь ему было всё равно. Плеснул виски в стакан. Но не притронулся к нему, стал пить из горлышка. Голова «поехала», выступили слёзы. Чёрт, бутылка уже пуста. Он вытащил вторую. Потом третью.
Бросив на пол пустую бутылку, схватился за сердце.
Вытащил из тумбочки пузырёк с каплями. Но понял, что до кухни за водой дойти он не сможет, - ноги совсем не держат. Попробовал встать, но завалился на бок. Протянул руку к мензурке с лекарством, но рука дрогнула, опрокинула мензурку, и в комнате сразу резко запахло сердечными каплями. Он хотел слизнуть их с тумбочки, но тело больше не слушалось его. Он завалился на спину и захрипел. И полетел куда-то по длинному коридору. Только ветер свистел в ушах, а руки и ноги болтались, как бельё на верёвке.

  - ГЛАВА 14 -

Упав в Яузу, Катя ударилась о дно. Яуза в этом месте совсем мелкая, но с очень быстрым течением.
Начав захлёбываться, Катерина стала барахтаться в несущей её мутной воде, стараясь выплыть. Вынырнула она около полукруглых ступенек.
Там стоял какой-то военный, набиравший ведром воду. Выронив ведро, он закричал не своим голосом: «Валерий Степанович! Товарищ Генерал! Утопленница!»
На набережной хлопнула дверца машины, и моложавый генерал, прыгая через ступеньку, спустился к водителю. Вместе они помогли Кате вылезти из воды.
- Николай, расстели на заднем сидении брезент из багажника, быстро! Живая, слава богу! Вы идти можете? - спросил генерал у Кати.
Она кивнула. Поддерживая её вдвоём, мужчины посадили её на заднее сиденье Волги. Машина взвыла и понеслась к Склифу.
Генерал снял трубку в машине: «Семёныч, передай на пост у Склифа, я везу женщину с ДТП. В Яузе с Колей выловили. Номер машины моей дай им, чтоб у ворот задержки не было. Жива-жива. В шоке, пусть носилки готовят, через пять минут будем, и спасателям перезвони, что нашлась уже, а то всё пузо по дну проскребут, они упрямые. Ну, до связи».

Дежурная бригада приняла Катю.
Все свои волосы она оставила на брезенте в машине генерала. Они просто снялись, как шапочка. От сильных ожогов Катю спас замшевый костюмчик, подаренный Павловым, только кисти рук немного пострадали. Но удар о воду был столь сильным, что у Катерины был болевой шок, и в машине она опять потеряла сознание.
Её поместили в палату интенсивной терапии.
Очнулась Катя на третий день. Лежала и смотрела в потолок, не понимая, что с ней и как она сюда попала. Она потрогала свою голову и поняла, что волос нет. Это настолько шокировало её, что она закричала. Сбежалась вся дежурная бригада.
- Где я? - спросила Катя.
- Вы ничего не помните? - спросил доктор.
- Нет.
Было совершенно очевидно, что у Кати амнезия. О том, кто она такая, знали лишь благодаря выпавшей из машины и пойманной одним из спасателей сумочке, в которой был паспорт. Даже появление Надежды через две недели в обычной палате, не вызвало у неё никаких воспоминаний.

Закончилось лето, сентябрь не обманул бабьим летом.
А Катю надо было выписывать. Но куда?
Надежда отмахнулась - мол, двое внуков замучили.
Неожиданно проблема разрешилась. В больницу приехал генерал, который привёз Катю в день трагедии, с ним был его шофёр Николай с женой Татьяной. Николай выходил на пенсию, а родной его городок, находившийся в Казахстане, стал теперь заграницей, и ехать было некуда.
А генералу как раз нужен был сторож на даче и экономка, чтобы следить за домом. По приказу бывшего командира Коля обустроил себе небольшой флигель в дальнем углу генеральского сада. К нему от генеральской дачи подвели все коммуникации, вплоть до телефона.
Николай и предложил взять к себе Катю. Татьяне дел немного, да и веселее зимними вечерами будет. С этой новостью они и приехали к Катерине в больницу.
Неожиданно в тот же день появилась Надежда с нотариусом. Из-за их спин выглядывала Щучка, приехавшая из Праги в отпуск, на свадьбу сына.
Уже с утра в больнице был Катин сын, Михаил. Зная уже от Надежды, какие между ним и Катей были отношения, лечащий врач всё-таки уговорил его прийти. Он надеялся, что это подтолкнёт Катерину к возвращению в реальный мир. Михаил присел на стул рядом с кроватью, взял мать за руку, протянул ей гостинцы и сказал: «Мама, поехали домой! Муська там тебя ждёт».
Катя удивлённо подняла брови: «Мама? У меня нет детей, ты ошибся, мальчик. А вот моя мама почему-то не приходит».
Врач махнул рукой, чтобы Михаил уходил. Тот вышел, утирая глаза, отстранив метнувшуюся к нему тётку. На посту его остановила сестра, накапала валокордину. Он подержал мензурку в руках, покрутил её, поставил полную на стол и быстро пошёл к лестнице. Сестра пожала вслед ему плечами.
 
Нотариус, приехавший вместе с Надеждой, привёз Кате на подпись документы. В присутствии главного и лечащего врачей и Надежды Катя поставила все необходимые подписи, и нотариус отдал ей ключи, вернее повесил их на цепочке на Катину шею, под вожделенными взглядами Надежды и Щучки.
Ленка подошла к Кате, погладила её по голове и присела на край кровати.
- Катюш, ты как же машинку-то разбила?
Катя подняла на неё свои грустные глаза: «Какую машинку?»
Щучка встала.
- Кто это? - спросила Катя у Николая, которого уже узнавала.
Щучка вздохнула, поджав губы, и сказала в полголоса Надежде: «И зачем теперь ей эта квартира?»
Она взяла мензурку с валокордином, оставленную Михаилом, выпила, не морщась, и пошла к лестнице, так ни с кем и не попрощавшись.
- Эти ключи никому не отдавайте, - сказал Кате нотариус.
- Не волнуйтесь, мы приглядим, - сказал Николай.

  - ГЛАВА 15 -

Осень продолжала радовать теплом.
Катя помогала Татьяне сгребать листья в саду, собирать яблоки. Кормила двух генеральских псов, которые, словно чуя несчастного человека, лизали ей руки, когда она наливала варево им в миски. Заигрывали с ней, если она сидела на скамейке у домика Николая.
Листья, собранные в небольшие кучки вдоль дорожек сада, дымились потихоньку. И этот горьковатый дымок отзывался в сердце непонятной тоской, иногда до боли щемящей, а иногда – какими-то непонятными чувствами.
Катя задумывалась, поставив на землю корзину с яблоками, и только слёзы блестели в глазах. В голове иногда гудело, вроде там поселился целый улей пчёл. Всплывали отрывки каких-то фраз, мелькали какие-то улицы и дома.
Катя закрывала глаза руками и стояла так посреди сада, пока Татьяна не забирала её домой, прижав к себе и гладя по голове, словно маленькую девочку.
По вечерам, сидя под старым большим абажуром, Таня и Катерина вязали себе носки на зиму. Катя сидела молча, быстро работая спицами, а в голове у неё проносились опять чьи-то голоса, чьи-то лица мелькали перед глазами. Иногда она опускала вязание и задумывалась. Кто она, откуда. Только и помнит, что зовут Катериной. Начинало ломить лоб над глазами, мушки чёрные мелькали.
- Что ты, Катюш? - спрашивала Татьяна.
- Не помню, ничего не помню,- из Катиных глаз катились слёзы, - Только чувствую, что потеряла что-то. Или кого-то. Кого, Таня?
- Давай уж чаёвничать, новости смотреть да спать, - уходила от ответа Татьяна, стараясь не глядеть в глаза Катерине.
Николай в это время обходил владения хозяина, минут десять курил на завалинке, а потом, как раз к 22-00 приходил смотреть программу «Сегодня».

Сентябрь заканчивался, и приближалось восьмое октября, Катин день рожденья. Об этом ей сказала Татьяна, собираясь в город и намереваясь узнать, что Катя хотела бы получить в подарок.
- День рожденья? Мой день рожденья? – удивлённо спросила Катерина и заплакала. - Даже этого не помню.  А какой день? Число какое?
Татьяна напекла пирогов, Коля купил шампанское.
Катя удивилась - если это её день рождения, то там, в той жизни, всё было не так. Она не помнила, как это было, но откуда-то из глубины остававшихся недоступными воспоминаний, словно голос чей-то подсказывал, что всё было не так.
А как?  Вспомнить она не могла.
С равнодушным лицом она посидела за столом, глотнула шампанского, ковырнула салат. От пирогов отказалась, хотя очень любила бабушкины пирожки с капустой и плюшки. Но разве их пекли на её день рождения?
Чего-то не хватало на праздничном столе. А чего? Чёрное пятно, скрывающее прошлое, не пускало её назад. Хотела бы вспомнить, да не могла. И опять слёзы текли по щекам.

Несколько дней после дня рождения Катя была молчалива. Только «да» и «нет». Или вообще кивок головой. Ей казалось, что в голове у неё, словно в бабушкиной огромной бутыли с квасом, что-то пенится, шипит. Ей даже казалось, что колючие пузырьки молодого кваса иголочками колют всё её тело. Она сказала об этом Татьяне.
По вызову приехал врач, поговорил с Катей, померил давление. Пошептался потом у дверей с Татьяной. Велел увеличить дозу лекарств, которые принимала Катя.
После визита врача Катерине немного полегчало. Она даже стала улыбаться, правда, только одними губами. А глаза всё так же грустили.

Закончилась осень. Закончилась в один день. Ночью ударил мороз, и насыпало прилично снегу.
Ночью Катя снился сон – она на качелях в старом дворике Собачьей площадки, папа раскачивает её и хохочет вместе с ней. Они вместе – Катя и папа. У Кати – день рожденья, посверкивает на пальце перстенёк, подаренный отцом. А руки такие сладкие после съеденной ташкентской дыни, что просто прилипают к качелям. Кате щекотно и смешно. И дворик их дома наполнен запахом этой дыни, которой они с папой угощали всех Катиных друзей…
Вот что, оказывается, она никак не могла вспомнить, когда они отмечали её день рождения.
Дыня! Конечно же, продолговатая душистая ташкентская дыня!
Этот дынный аромат и разбудил Катю.
Она проснулась оттого, что очень светло было в комнате. Проснулась и побоялась открыть глаза. Вдруг Павлова не будет рядом.
Прошедшая ночь вернула ей память, но многое оставалось непонятным. Кто эти люди, которые заботятся о ней? И как она попала сюда, к ним в дом. Катя собралась уж  открыть глаза, но услышала, что за столом разговаривают Татьяна с Николаем. И притворилась спящей.
- Если не вспомнит в ближайшие два месяца, - сказал Николай, - будем оформлять опекунство. Хорошо, что командир подсказал, как это сделать. Сестре ничего не скажем, да она не особо и интересуется. Нужна была бы ей Катька, давно бы уж прискакала, она дамочка резвая.
- Да, Коль, а там, глядишь, и в квартиру эту пропишемся. А маленькую сдавать будем.
- Так и сделаем. Давай, ты за молоком собиралась что ли, а я пойду, дорожки почищу.
Они не знали, что квартиру на Яузе Павлов почти сразу перевёл на дочь.
Катерина с ужасом слушала всё это, боясь пошевелиться, чтобы не выдать себя.
Хлопнула дверь, и в доме стало тихо. Катя приоткрыла глаза и чуть повернула голову. Татьяны и Николая не было.
Видно, Татьяна уже ушла в деревню за молоком – вечером должен был приехать генерал с внучкой. А Николай рубил дрова для бани: раздавался стук топора с улицы.
Катя потянулась и руками задела оранжевого, апельсинового кота, которого Николай привёз из Москвы и усадил на стул рядом с Катиной кроватью.
Она схватила его и села. Сразу заломило надо лбом.
Она не могла понять, как она и эта её игрушка попали в этот дом. Мало того, над кроватью, на стене висело фото, самое её любимое, где они с Павловым целуются, сидя на сёрфе.
И опять возникла та же мысль - почему она здесь, в этом доме, как попала сюда?!
Вспомнила вдруг, как бежала вниз по лестнице и бросила фартук на перила, села в машину. А дальше – пустота. Она приложила руку к груди, зная, что там на цепочке висят ключи. Теперь она знала, от какой двери эти ключи.
Какой сегодня день? А, конечно же, сегодня Покров, 14 октября, вот и снежок лёг на сухую землю.
В этот день они с бабушкой ходили в церковь на Пресню, в Предтеченский переулок. Там купила ей бабушка маленькую иконку Покрова Пресвятой Богородицы. Это был первый большой православный праздник после Катиного дня рождения, и бабушка объяснила, что эта икона – Катина заступница.
Катя спустила ноги с кровати на пол. Где моя сумка? Ага, вот, стоит у зеркала. Она открыла её. Иконка была на месте. Катя поцеловала её, перекрестившись, и положила опять в сумку.
Кто они, эти люди, почему её из больницы привезли именно сюда? Что с Павловым, почему он ни разу не навестил её? Почему она убежала тогда из его дома… Лучше не думать, так начинает кружиться голова.
Господи, надо бежать, пока никто её не хватился. Скорее, скорее. Может быть, её напоили чем-нибудь и похитили, чтобы продать потом на органы? Стало жутко от одной этой мысли.
Катерина быстренько встала и оделась. Взяла свою сумочку. Проверила - паспорт на месте, деньги - рублей пятьсот - остаток от пенсии. Так сказала Татьяна, когда отдавала ей эти деньги. Какая пенсия у неё? Откуда, ведь ей только сорок три. Непонятно. Запихнула в пакет кота и фотографию.
Скорее, скорее домой, пока не видит никто. Накинув подаренные Павловым пальто, шапку, быстро застегнув сапоги, она потихоньку выглянула из дома. В саду было пусто. Пробежав до калитки, Катя снова огляделась и припустилась к остановке: там как раз подходил автобус, идущий к станции. Так говорила Татьяна.
Откуда взялась эта женщина? Кто она? Сестра, тётка? Нет… Нет. Сестру ведь зовут Надей, Надеждой. Это Катя вспомнила сегодня утром, когда услышала, как Николай обращается к жене по имени.
А где моя машина? Угнали? Ничего не понимаю.
Она поднялась на платформу, прочитала название станции – «Софрино». Сразу перестала кружиться голова, Катя сориентировалась, где приблизительно она находится. Даже расслабилась немножко.

окончание