Средство от несчастной любви

Средство от несчастной любви родилось само собой, в такую отчаянную минуту, когда она смотрела на феназепам как алкоголик на водку. Таблеточки маленькие, штук пятьдесят выпьешь и не заметишь. Ее останавливала только мысль о том, что найдут ее не сразу. А за несколько дней ее тело успеет превратиться в нечто непотребное, к чему и прикасаться противно.
Этого никак нельзя было допустить. Чтобы ее, всегда такую красивую и ухоженную, пришлось совочком собирать? И что ему, козлу, было надо? Подошел бы к зеркалу и рассмотрел свою физиономию. Мутант! Да ему за счастье должно было быть, что она на него вообще внимание обратила! Он до конца жизни должен был на одной ножке скакать по этому поводу!
Ну почему так получается, что водятся на свете самые что ни на есть затрапезные мужики, вокруг которых бабы складываются штабелями. Необъяснимое явление, а на практике – катастрофа, удар в затылок. Вот она и лежит носом в землю, можете поздравить.

…Юрочка был в этой роли в их коллективе и наслаждался тем периодом после развода, о котором мужики говорят: «Есть только миг – между прошлой и будущей. Именно он называется жизнь».
О намерениях его на данный период пожить в свое удовольствие узнать было легко. Он этого ничуть и не скрывал. Но Боже ж ты мой, как умел он при этом заглядывать в глаза, каким вкрадчивым был его голос, как нежно он прикасался кончиками пальцев к твоей руке! Ну не порождал еще мир такого обаятельного существа! Хотелось служить ему, баловать, делать все, что он ни пожелает.
Было ли что-то, в чем ему можно отказать? Ну-ка, мать, признавайся честно! Если бы он велел на коленях сползать по коридору их конторы туда и обратно, ты бы с радостью поползла, и старалась бы победить в гонке ползущих.
Все, что в голову взбредет – пожалуйста. А всего-то и угодно ему было – съездить вместе пару раз на выходные, на турбазу. И после этого делать вид, что они – добрые знакомые, ничего больше.
И взгляд ее тоскливый и ждущий, из-за компьютера на него устремленный, не замечал в упор. А самое худшее, что начал он откровенно ухаживать за Галей, стол которой был напротив его стола. А Светин – перпендикулярно. И целыми днями приходилось ей наблюдать это невозможное для нее зрелище: как он ей улыбается своею обаятельнейшей из улыбок, как она протягивает ему чашечку кофе…
Несомненно, он считал, что полностью в своем праве. Свете-то он ничего не обещал, просто удовольствие друг другу доставили. Взрослые люди, обоюдное согласие. А нюансами женской психики ему недосуг было заниматься.
Про себя Света подозревала, что главная причина такого отношения – в ее семейном положении. В том, что живут они с четырехлетним Котькой в однокомнатной квартире. И Котька, и тесная квартира были не в ее пользу. Однако, если все это осознать, как можно такую сволочь держать в кумирах?! И она предпочитала не задумываться.
Некие пятна на солнышке, которое все равно сияет.
А потом Галя объявила, что Юрочка переезжает к ней, а она скоро уходит в декрет. На УЗИ уже сказали, что будет мальчик. Они его уже решили назвать Матвеем. В ближайшее время Юрочка поедет выбирать коляску. Наконец у него появится долгожданный наследник, и через несколько лет сможет ходить с папой в баню и на рыбалку.
Вот тогда Света и начала выписывать восьмерки вокруг полочки, на которой стоял феназепам. Ей даже Котьку не было очень жалко. Его заберет бабушка, у которой ему, может, будет даже лучше. Сейчас, когда в садике карантин, Котька у нее и домой не рвется.
Но вот то, что ее найдут в непотребном виде…
Кое-как перемоглась, просидела ночь за телевизором, чтобы хоть чем-то себя отвлечь. А утром с опухшими глазами пошла на работу. Приплелась первая, чтобы сварить себе кофе покрепче, косметики наложить побольше, и к приходу остальных прийти в человекообразное состояние.
…На ее столе лежала забытая кем-то газета. На первой странице среди прочих заголовков и фото был небольшой, со спичную коробку портрет. Николас Кейдж. Снялся в новом фильме.
Раньше она смотрела что-то с этим артистом в главной роли, и ей понравилось, но только сейчас она заметила, что он похож на Юрочку. Вернее, Юрочка на него. На его пародию, дурную копию, карикатуру, гротеск.
Света сложила газету и сунула ее в сумку.
Собака, ни черта, не понимающая в биологии, заболев, ест ту траву, которая ей необходима. Ее не мама этому учила. И не человек тыкал ее горячим носом в зеленый кустик – лопай, мол, полегчает. Она безошибочно знает: только это надо, только в этом спасение.
В данном случае, спасатель был что надо!
От Юрочки у нее ничего не осталось. Только бутылка коньяка, которую они однажды вместе выпили, и которую она до сих пор хранила в буфете на нижней полке, как сувенир. Не было ни фотографии его, и о жизни его она в общем-то знала немногое. Юрочка избегал рассказывать о себе.
Николас был щедр. Он не скрывал ни единого своего шага. И фотографировался в самом привлекательном виде. Плакаты же эти были самого нужного размера: лицо в натуральную величину! А бесчисленные статьи, где правда и домыслы, тайны и сверхтайны, намеки и предположения – не перечитать всех.
И самое главное – фильмы. Каждый день, стоит только пожелать, он приходит к ней с новой историей. И смотрит на нее с экрана такими выразительными, и щемяще беззащитными, как у ребенка, и скорбными, и мудрыми глазами.
Ясно, что у того, кому удалось так сыграть, и душа не как… понятно у кого. И работает он над собой, как проклятый, и дарит миру роль за ролью. И вообще, если уж любить так самозабвенно, так такого, а не…
Но такому надо и соответствовать. Каждое утро, когда Света открывала глаза, она встречала его взгляд. Один плакат висел у нее в ногах постели, два над письменным столом, еще в кухне, и в коридоре, и в ванной…
Соответствовать нужно было не в том, чтобы выглядеть, как его голливудские подружки. Света понимала, что в этом случае она бы превратилась точно в Эллочку Щукину, соперничающую с «Вандербильдихой».
Ничего дороже скромных магазинов она не могла себе позволить. Но кто мог ей помешать, когда она шла по улице, представлять себя в собольей шубе, а в конторе сбрасывать «ее» так, словно под «ней» последняя новинка знаменитого дома моделей.
Воображение развивалось. Осанка стала другой. К осанке сами собой стали притягиваться и другие жесты. Ее это даже удивляло. Как-то естественно и изящно получалось склониться, застегнуть сапоги. Или откинуться на спинку кресла, слушать коллегу – и внимательно, и небрежно одновременно. Входить в зал заседаний, откинув голову. Она обратила внимание, что один из приглашенных мужчин, увидев ее, стал торопливо застегивать пиджак.
Юрочка начал линять с каждым днем. Сравнивая его со своей нынешней любовью, Света отмечала уже не его обаяние, а ту затрапезность, которую видела и раньше. Видела, но душой не принимала.
Лысоватый, и стрижет его, наверное, в последнее время Галя, дома, машинкой. Свитер темный, никакой, и фигуры, если разобраться, нет. Глист глистом. Еще и сутулый глист, буквой «зю». Брови кустистые, как у старого деда на завалинке, а по поводу нижней губы давно уже следовало сделать пластическую операцию.
Приходит, наверное, и шмякается перед телевизором. Или облизывает в гараже свою «тачку», на которой только картошку с рынка возить. Ни творчества тебе, ни самосовершенствования. Доволен жизнью, как козел в хлеву.
То ли дело ставший уже родным Николас. Здесь разочарования не предвиделось. Звезда – она звезда и есть. То же ровное сияние с заоблачных высот, гармония и никаких обид.
Между тем знакомая чета обзавелась Матвеем. Насколько ликовала по этому поводу Галя, никто не видел. Но у Юрочки взгляд стал тоскливым, как у мартовского кота, перед носом которого захлопнули форточку.
…Света дефилировала на каблуках в двенадцать сантиметров. Нужный кабинет был в противоположном конце коридора. И там же у окна стояли мужики, курили.
– Ну, ее пригласи, – сказал кто-то Юрочке. И Света поняла, что речь идет о ней.
И щеки не загорелись, и дыхание не сбилось. Спасибо, Николас!
– Не пойдет, – услышала она, – куда мне сейчас! Ее обхаживать надо. Не баба – королева…
И она вдруг ощутила на голове, на завитках прически, тяжесть бесценной короны.