Зал номер сорок семь

Сердитая взъерошенная девушка сидела на диване, поджав ноги, и разглядывала две сплющенные пули:
– Стрельба, между прочим, была у моей, как ты изволил выразиться, хаты. Очень приятный сюрприз, восторгом переполняюсь.
– Оль, ну чё ты так взъерепенилась, не понимаю? Ну, пальнул какой-то козел пару раз, так промазал же, правда? – высокий широкоплечий коротко стриженый мужчина лет тридцати, в летнем светло-сером костюме стоял у окна, то открывая, то закрывая раскладушку мобильника. Его мысли блуждали далеко отсюда, а по лицу было нетрудно прочитать, что беспокойство подруги только добавляет раздражения. – Неужели у тебя нет никаких бабских дел, что ты решила канифолить мне мозги?
– Высказывание обоснованных опасений теперь так называется?
– Обоснованных… Слово-то, слово какое применила!
– Ну…
– Что ну! Разберемся, говорю. Не хнычь.
– И после всего этого ты зовешь меня замуж? Какую жизнь ты мне хочешь предложить?
– А чё, тебе моя житуха, значит, не нравится?
– Просто райское наслаждение. Жить будем скучно, но недолго.
– Чего ж тут скучного? Все время по ресторациям харчуемся, а на выходных пожалуйте в ночной клуб, сударыня! Правда, заприметилось мне, что от кабаков и клубов ты постоянно увиливаешь…
– Да тошнит меня от тусовок этих, тошнит, понимаешь? Пока ты со своими пацанами дела перетираешь, я толкусь одна, как дура последняя.
– Ты пацанов моих не тронь! Мы с ними…
– Знаю, в сборной полжизни потеряли. Только я не о них тебе говорю, а о том, что среди рулеток и этой голубой и розовой публики с ума схожу.
– Ах, да, забыл! Ты ж у нас шибко ученая, и любишь тонко чувствовать. Не переживай, подруга. Давай завтра куда-нибудь выползем. Хошь в театр, хошь в музей, хошь, в консерваторию?
– Ну…
– Не волнуйся, я вытерплю. Только ты сама выбери, куда двинемся, я в таких развлекухах не рублю. Ладно? А теперь, извини, занят я.
– Значит, завтра?
– Завтра. Что-то еще?
– Я поехала в аэропорт, провожать подругу. Ты такси не заказывал?
– А ты просила? Прости, лапа, забыл. Может, с Васяном прокатишься?
– Нет уж, он похабник и трепло. И еще какую-то вонь все время курит. Как только ты его терпишь?
– Поэтому и терплю. В работе всякие персонажи полезны. Его, например, даже гаишники не штрафуют. Только лицо высунет, варежку разинет, так они рады отпустить с миром, только бы вяканье прекратилось.
– Ужас какой! Ладно, я машину сама вызову. Ты уже уходишь?
– Да, пупсик. Будь здорова.
Стоявшие на лестничной клетке два незнакомых здоровенных парня проследовали за шефом в подъехавший лифт.

Оля закрыла тяжелую стальную дверь, вызвала по телефону такси и заскочила в душ. Теплая вода словно смывала с трепещущего сердца часть беспокойства. Девушка завернулась в халат, причесалась, нанесла едва заметный макияж, затем, выбравшись на кухню, бросила в широкий прозрачный стакан три ледяных кубика и плеснула на них порядочную порцию бурбона. Нужно было срочно взять в себя в руки.
Оля Векшина, обычная московская красавица, запуталась в трех соснах своей недолгой и нехитрой женской судьбы. Она рассталась с человеком, которого любила. Рассталась, чтобы показать свой характер, рассталась, несмотря на то, что страдала сама, надеясь, что он приползет к ней на коленях. Сашка исчез, испарился, пропал из города раньше, чем пришло осознание, насколько глупа была игра чужими чувствами. Говорят, он то ли в Америке, то ли в Европе. Прошло пару лет, и на горизонте проявился рыцарь без страха и упрека – успешный предприниматель Виктор Краснушкин, старше на семь лет, в прошлом – мастер спорта по боксу. Увы, вскоре выяснилось, что не рыцарь это вовсе, а полукриминальный авторитет провинциального масштаба по кличке «Краснуха». И замуж зовет. А замуж за него не хочется. А Светка, лучшая подруга, улетает в Красноярский край, где ее благоверный, нормальный мужик-трудяга, получил должность технолога на каком-то там индустриальном гиганте. Со всем соцпакетом, который москвичам и не снился.
Мобильный задрожал на столе и разродился слезливой мелодией из «Титаника». Таксист хриплым баском доложил, что карета прибыла и ждет во дворе.
Оля допила виски, впрыгнула в свободный светло-бежевый льняной костюм, такого же цвета туфли на высокой платформе с закрытым носком, чтоб не отдавили ненароком ноги в залах прилета-вылета, побросала все нужное в сумочку и с достоинством покинула апартаменты.
Улица встретила ослепительным жарким солнцем. Водитель предусмотрительно поставил машину в тень, и в салоне желтой «Волги» атмосфера оказалась вполне терпимой. А, самое главное, там не было Краснухи.

Незаметно пролетели полтора часа в Домодедово, и когда Света растворилась среди уходящих на посадку пассажиров, Ольга почувствовала себя особенно одинокой.
Она бесцельно бродила из конца в конец длинного здания, и ей вдруг вспомнилось, как, будучи студентами-первокурсниками, они с Сашкой приезжали сюда и подолгу сиживали в зале ожидания, мечтая, куда смогут полететь, какие страны увидеть. И зачем она его оттолкнула после нескольких романтических лет, когда все друзья вокруг были уверены, что за дипломными работами последует свадьба? Зачем закрутила эту нелепую, ненастоящую интрижку с этим… как его… Славкой? Интрижку, выразившуюся всего лишь в нескольких прилюдных поцелуях и ничем больше. А Сашка… Сашка никогда не был подкаблучником, и странного финта подруги не оценил. За мягкостью и скромностью интеллигента скрывался спокойный и обстоятельный разум. Он погрузился в науку, а потом и вовсе… Эх, что уж тут. Правду говорят, глупость наказуема. Мучайся теперь с Краснухой, жди, когда тебе подарят контрольный в голову, как ненужной свидетельнице чужих разборок. Или попробуй сбежать из-под венца – тогда каждое утро, выходя из дома, будь готова, что в лицо брызнут какой-нибудь дрянью, и ты станешь чураться публики, как призрак оперы.
Ноги сами довели до заветного места. Бесконечное время назад юные создания здесь мечтали о необыкновенных путешествиях. Они почему-то полюбили именно этот уголок аэропорта. В сумерках пробирались в запретную зону и долго-долго смотрели, как взлетают и садятся воздушные лайнеры. Неужели и вправду было?
Оля опустилась в свободное кресло и замечталась. За последние пару месяцев она приезжала сюда раз десять. Тайком от Краснухи. Нагло отпрашиваясь с работы. Сидела по нескольку часов, выключив мобильник. Закрывала глаза, пытаясь улететь из настоящего, вернуть ушедшие дни, хотя бы в качестве мимолетных видений. Но… ничего не получалось. Сашка, даже как фантом, не хотел возвращаться.
Вот и сегодня, замученное недавними передрягами подсознание выдавало только мутные безликие образы. «Ну и кто ты после этого, – подумалось ей, – даже головой своей не владеешь, посмотрела бы на себя со стороны». Словно в ответ на последнюю претензию, перед полудремлющим взором вдруг замелькали ступеньки подъезда, редкие кусты под окнами первого этажа панельного дома, толпящийся народ. Еще мгновение, и стало ясно, из-за чего такое скопление любопытных. На тротуаре в нелепой позе скорчился мужчина, лицо которого залито кровью, люди в милицейской форме осматривали его карманы. В нескольких шагах, в полуметре от подъезда, лежала, раскинув руки, упавшая навзничь девушка в светлой одежде. На ее груди расплылось большое темно-красное пятно. Не обращая никакого внимания на пострадавших, человек в белом халате что-то терпеливо диктовал составлявшему протокол милиционеру. Видение приблизилось, и на лбу девушки стала заметна маленькая темная дырочка с запекшимися вокруг капельками крови. В погибшей Оля без труда узнала саму себя, и, глядя в невидящие, навсегда остекленевшие глаза, не испытывала никаких эмоций, кроме досады за нелепо прожитую жизнь.
– Ну и дура же я!! – вырвался из груди злой, страдальческий крик.
Враз все улетучилось, и Ольга поняла, что задремала.
– Не волнуйтесь, просто кошмар приснился от переутомления, спасибо за сочувствие, – улыбнулась она остановившимся сердобольным дамам. Те, вежливо кивнув в ответ, проследовали своей дорогой, а девушка вновь закрыла глаза.
Нет, нет и еще раз нет! Будь что будет, но с Краснушкиным покончено навсегда. Лучше стать Квазимодо, лучше мыть сортиры в лепрозории, лучше дать обет безбрачия. Один раз она ошиблась, отвернувшись от любимого. Другой раз – увлекшись этим боксером. Но третий маразм – идти с ним в ЗАГС? Увольте. Завтра… Сегодня, только сегодня, начинается новая жизнь. Пусть сложная, пусть одинокая, пусть без настоящей любви, но – свободная.
– Да, – прошептала она сама себе, – сегодня – новая жизнь.
– Так-так. Значит, Ольга Валерьевна теперь занимается самобичеванием в аэровокзалах, – послышался справа тихий, вкрадчивый, саркастический голос. – Достойное занятие для профессионального психолога, а, главное, очень оригинальное.
– Откуда вам известно, кто… – обернулась Оля, чтобы дать отпор, и замерла, прикрыв лицо ладонью. – Сашка?
Рядом с ней сидел фантом ее молодости. Собственной персоной.

И персона эта смотрелась весьма недурственно. Легкий дорожный костюм американского покроя дополняли кроссовки. Футболка вместо сорочки, спортивная сумка в ногах и солнцезащитные очки в нагрудном кармане пиджака. – Интересное свиданьице, не правда ли? – улыбнулся Александр, но Оля его не слушала. Она молча трогала его руки, гладила щеки, словно пытаясь убедиться, что это не галлюцинация, а потом тихо сползла на пол, обхватила его колени и разрыдалась.
Очнулась девушка в каком-то кафе за опустевшей чашкой крепкого кофе. Саша исчез. Наверное, глюки, – успела подумать Оля, как фантом появился вновь, держа в руках две порции мороженого.
– Тебе надо успокоиться и остыть, – жестяная посудина с кучей разноцветных тающих шариков и свежий дымящийся кофе оказались прямо перед ней.
– Ты откуда? – наконец смогла удивиться она. – Как ты здесь оказался?
– Служебная командировка, так это в России называется. Работаю простым инженером в одной конторе, живу под Лос-Анджелесом. Шебутной, надо сказать, городишко. Нобелевская премия мне не светит, зато работа интересная. Весьма интересная и разнообразная… Вот так… Ты лучше давай о себе, а?
И тут Олю прорвало. Глотая мороженое напополам со слезами и остывающим кофе, она стала рассказывать о прошедших двух годах. О том, как повелась на глупую мысль о независимости, как пыталась забыть его, как спорила по ночам с собственным отражением в зеркале, как почти научилась жить без воспоминаний. Как встретила Краснуху, как теперь готова на все, лишь бы не стать законной половиной абсолютно чуждого ей субъекта, как приезжает на их заветное место в аэропорте уже третий месяц подряд.
– Спаси меня, Сашенька, помоги разрубить этот узел. Этот хлюст ввязался в какую-то темную аферу, и теперь его пытаются грохнуть, вчера уже стреляли в моем подъезде, даже не знаю теперь, как соседям в глаза смотреть. Только недавно я вдруг смогла себе признаться… признаться, что всегда любила только тебя… тебя и только тебя, понимаешь! – последние слова прозвучали слишком громко, и сидящие неподалеку граждане многозначительно улыбнулись. Девушка глотнула кофе и продолжила. – Я недостойна, недостойна просить тебя о помощи после всех моих выкрутасов, но… Пожалуйста, ради нашего прошлого… Увези меня в Штаты, я там не буду тебе надоедать, я просто потеряюсь, спрячусь в индейской резервации, еще где-нибудь…
Александр смотрел на нее задумчиво, словно решал какую-то инженерную задачу, пока Ольга изливала душу, а потом спросил тихим ровным голосом:
– А загранпаспорт у тебя есть?
– Да, даже с собой таскаю, не знаю, правда, зачем.
– Это хорошо. Но, все равно, для поездки в Америку нужна виза, которую тебе меньше чем за месяц-полтора не сделают…
Повисла пауза, и Оля стала чувствовать, как душное черное отчаяние заполняет все ее существо. А собеседник тем временем почесал подбородок и продолжил:
– Но пока Америка будет размышлять… Есть другие места с теплым климатом, например Кипр… А еще есть тихоокеанское побережье России, Владивосток, там…
– Сашенька, ты умница, как всегда… – гудение мобильного и мелодия из «Крестного отца» в сумочке прервали ее комплименты. Оля изменилась в лице. – Это он … Не хочу отвечать.
– Ответь, – вдруг сказал Саша.
Нехотя она взяла трубку.
– Але … Вить, где я… еще в аэропорте… Куда? Надолго? До завтра? Хорошо… Позвонишь? Ладно… Куда пойдем? Еще не решила, наверное, в музей… Звони, как освободишься, пока, – телефон был брошен в сумочку, и девушка вопросительно посмотрела напротив. – Зачем это было нужно? Ты мне не веришь?
– Не важно. Он тебе верит?
– В каком-то смысле да…
– Тогда зачем заставлять его разыскивать тебя по всему свету, не лучше ли просто поговорить и объясниться?
– Неужели ты ничего не понял? Не понял, что это за тип людей? Даже любимых женщин они считают своей собственностью! Пойдут на все, чтобы получить желаемое или уничтожить… Впрочем, поговорить все равно не удастся, он умотал по какому-то делу, сказал, вернется завтра к полудню. Я его обещала в музей или в театр сводить…
– Так своди.
Оля удивленно подняла брови:
– Я не понимаю, Саш…
– Только своди в Пушкинский музей. Там сейчас экспозиция, посвященная Древнему Востоку. Побродите часок-другой, а затем пройдите к залу номер сорок семь. Зальчик будет закрыт, а вместо часового окажется толстая пожилая сотрудница музея. Ты станешь упрашивать ее пустить вас, она же будет упираться. В конце концов, сунь ей в руку тысячу-полторы, и женщина откроет дверь. В этом зале и поговорим.
– Звучит интригующе.
– У этого твоего боксера есть фобии?
– Не заметила. Правда, на мой взгляд, он слишком суеверен, и боится всяких таких потусторонних сил. Весь автомобиль в амулетах.
– Отлично. Пока будете бродить по музею, расскажи ему побольше мистических сказок и легенд… Давай прощаться, мне пора, – Саша взглянул на дисплей пискнувшего телефона. – Ага, оборудование разгружено и документы оформлены. Отлично. Ну, до встречи в музее, Ольга Валерьевна, берегите себя.
– Спасибо, Сашенька, – грустно прошептала девушка. – Я постараюсь прийти, несмотря ни на что.
– Кстати, у тебя дома может быть опасно. Переночуй у кого-нибудь, а лучше в гостинице. Деньги есть?
– Конечно. Не волнуйся, я справлюсь.
И Александр мгновенно исчез, словно растаял в воздухе.
А Оля еще долго тянула мороженое, не желая покидать вдруг ставшее таким уютным кафе.

Осмотр древневосточной экспозиции в Пушкинском музее привел Краснуху в очевидное даже для посторонних состояние транса. Если бы не бесконечные мистические страшилки, к месту и не к месту рассказываемые спутницей, ему, наверное, оставалось бы только сесть где-нибудь в ногах Иштар и тихо стонать, тараща остекленевшие глаза на свирепых терафимов и похотливых богинь. Ольга старалась не показывать волнения. Ей никак не удавалось найти этот пресловутый зал номер сорок семь. Пару раз она решилась спросить у полусонных музейных теток, но те только неопределенно махали руками и объясняли совсем уж невразумительно.
Подходил к концу второй час их пребывания среди археологических находок, когда, наконец, улыбнулась удача. Прямо на распахнутой двери была приколота неубедительного вида листовка, на которой присутствовала корявая стрелка и такая же корявая подпись «Зал №47».
Пройдя совсем немного, они оказались в тупике – точнее, короткий коридор заканчивался высокой массивной дверью с черно-желтой стеклянной табличкой «47» и вывеской «Тайные культы и ритуалы Древней Персии». Прямо перед дверью храпела сидящая сразу на двух стульях толстенная представительница музейного персонала. Ее плохо прокрашенные хной седые пряди были неаккуратно завиты – по-видимому, с помощью древневавилонских бигудей. Синий халат готовился лопнуть на безразмерном теле.
– Извините, пожалуйста… – попыталась обратить на себя внимание Оля.
– Закрыто на корректировку экспозиции! – подняв голову, хрюкнула тетка и приготовилась снова заснуть.
– Мы очень хотим посмотреть, – заканючила девушка, но смягчить цербера не получалось.
– Вы, что не видите, заперто! Совсем обнаглели, проходимцы-бездельники!
– Да, ладно, бабусь, не кипятись. Просто очень хочется взглянуть на всякую там черную магию, а? – неожиданно пришел на помощь Краснуха. – Очень меня зацепила афишка, типа, тайные культы и все такое. Держи три тонны, и давай зеленый сигнал!
Три тысячерублевых бумажки захрустели в толстой лапище смотрительницы, с фальшивым ворчанием она достала ключ и стала отпирать дверь. Разволновавшийся кавалер самолично отодвинул в сторону стулья.
– Ненадолго и под моим присмотром! – прохрипела женщина, пропуская посетителей перед собой.
Сорок седьмой зал оказался совсем не похож на остальную выставку. Скудно освещенное красноватыми светильниками небольшое помещение с задрапированными черной тканью окнами. Камни с клинописью, пергаменты под стеклом, испещренные непонятными знаками, ритуальные ножи, жертвенные сосуды, рисунки, иллюстрирующие вероятные сцены кровавых культов. Ольга с ужасом заметила прислоненные к стене два черных копья с нанизанными на них человеческими черепами.
– Смотри ты! – раздался из дальнего конца голос ее спутника.
– Что такое, Витя? – обернулась Оля.
– Руками не трогать… – испуганно прошептала музейщица, и, не решаясь пройти внутрь дальше двух шагов, вжалась в стену около двери.
Не обращая на нее внимания, девушка подошла к своему спутнику. Тот стоял у невысокого резного трона из черного гранита и держал в руках запечатанный глиняный кувшин с расширяющимся кверху горлом.
«Трон шайтана, – склонившись, прочитала Ольга. – Последователи культа верили, что прикоснувшийся к мудрости Сулеймана или могуществу Навуходоносора способен на один день соединиться с шайтаном и обрести его силу».
– Ты еще вот это прочти, – хвастливо указал Краснуха на табличку рядом с полкой, где только что стоял кувшин.
«Сосуд искушения Сулеймана. По преданию содержимое именно этого сосуда предлагал выпить царю Сулейману ибн Дауду посланец шайтана, уверяя, что тогда тот сможет прожить тысячу лет».
– Во как, видала, подруга. Я чё сделаю… Сяду на трон и откупорю пузырь. Обрету тысячу лет жизни и могущество шайтана. И откручу одно место тому кретину, который вздумал меня завалить!
– Ты это серьезно?
– А то! Хуже ведь точно не будет, – с этими словами Краснуха перешагнул символическую цепь, отделяющую экспонаты от посетителей, и достал из кармана складной перочинный нож. Однако едва он успел опуститься на черное каменное седалище, как в зале поднялся страшный ветер, и входная дверь захлопнулась, едва не ударив по носу пытавшуюся улизнуть смотрительницу. Женщина отчаянно завыла.
– Оба-на! Кажись, действует! – донеслось с трона.
– Может, не надо, Витя? – умоляюще прокричала Оля, у которой на душе скребли кошки. Вот оно, значит, что. Не поверил ей Сашка, не поверил и не простил. Прослышал про местные полтергейсты и решил заманить голубков в капкан, чтобы уж наверняка свихнулись. Красивая месть, без улик и свидетелей. Можно в психушку наведываться, наслаждаться произведенным эффектом. А она, дуреха, купилась…
– Ух, блин, сургуч, прям, как камень. Нефига, у нас перышки-то швейцарские… – пыхтел ни о чем не догадывающийся Краснуха, пытаясь справиться с древней упаковкой.
Ветер тем временем стих.
Оля метнулась к окнам. Нужно скорее пустить свежий воздух. Сейчас этот дуболом откроет кувшин, и неизвестно, какая зараза оттуда выползет. Но за черными шторами оказались громадные, на совесть установленные фанерные щиты. Девушка в отчаянии села на пол.
– Ура! – вдруг выкрикнул Краснуха и выдернул, наконец, глиняную крышку. – Посмотрим, чаво тут накурдобили.
Он принюхался, попробовал отхлебнуть, и разочаровано замычал:
– Пересохло, что ль? А, понятно, тут еще одна затычка, – пара толстых пальцев пропихнулась в кувшин и вытащила веревочку.
– Вить…
– Молчи, женщина, твой день – восьмое марта! Последний шажок к новой жизни, раз! – гаркнул раззадорившийся дуболом и дернул за хлястик. В тот же момент из горла кувшина в потолок ударил сноп искр. Краснуха машинально отдернул руки, сосуд полетел на пол, и сразу прогремел взрыв.

Когда Оля пришла в себя, она ничего не увидела. Все вокруг было в густом дыму, но запах этого дыма оказался даже приятным, навроде арабских благовоний. Где-то в стороне кашлял виновник происшествия:
– Блин, подстава. Надрать бы паразитам…
Закончить мысль ему не дал громкий визгливый окрик:
– Вэ-а-а-й-я-а-а! – на минуту поднялся ветер, и облака дыма рассеялись, оставив только легкий туман. Напротив сидящего на каменном кресле молодого человека стоял чудовищного роста горбун, одетый в полуистлевшие лохмотья. Свалявшиеся седые патлы и такая же длиннющая борода почти целиком закрывали лицо и едва не стелились по полу. Костлявая когтистая рука сжимала толстый шест, служивший монстру посохом.
– Это что за мурло? – пролепетал Краснуха. – Ну и клюв у тебя…
– Приветствую тебя, мой избавитель! – прокаркал горбун и сделал неуклюжую попытку поклониться. От голоса незнакомца завибрировали стекла витрин, и Оля почувствовала внутри нарастающий панический страх.
– Ты … вы… мне говорите? – от былого бахвальства бывшего боксера не осталось и следа.
– Да, о сидящий на троне шайтана! Ты разрушил древнее заклятие, пленившее меня почти три тысячи лет назад! Я – джинн безудержной зависти!
– А как насчет тысячелетней жизни, Сулейман там?..
– Это была ловушка. Властелин мрачных духов хотел превратить царя Сулеймана в обычного дива…
– Дива? В девку… то есть в женщину что ль?
– Нет, в дива, в призрак, чтобы тот бродил долгие годы по земле, не смея уйти к праотцам и не в силах стать человеком. Но Сулейман ибн Дауд не зря слыл мудрецом… – горбун хрипло каркнул, что, видимо, означало вздох разочарования. – Он разбил сосуд с колдовским напитком, а меня, посланца самого шайтана, заточил в нечистый кувшин, куда мочился по ночам.
– Выходит, что я из ночного горшка мочи хотел попить? – ошарашено пробормотал Краснуха. – Хорошо, что пацаны не видели…
– Загадывай желание!
– Что?..
– Ты имеешь право на исполнение желания, иначе мне не уйти в преисподнюю! Ты один меня освобождал?
– Ну… почти… Если не считать вон той бабки, которая нас сюда пустила, – джинн повернулся в сторону насмерть перепуганной музейщицы.
– Говори скорее, женщина! Мне надо спешить к своему повелителю!
– Я… что… ничего…
– Говори!
– Внучок у меня… Геночка… хочет в театре играть, экзамены в училище сегодня… театр…
– Что за «тятр»?
– Ну это, развлекать других, представления там, капустники, балаганы…
– Шутом, что ли, заделаться мечтает?
– Ага…
– Будет шутом! Вэ-а-а-й-я-а-а! – вновь выкрикнул горбун и стукнул посохом по полу. Из двух витрин посыпались стекла, и через пару секунд у женщины запищал в халате мобильный телефон. Джинн медленно обернулся к трону, а бабуся закудахтала:
– Геночка? Взяли, правда? Ой, ты, мальчик мой! До вечера, Геночка! Спасибо вам, господин хороший, спасибочки! – стала кланяться толстуха горбуну, но тот не обращал на нее ни малейшего внимания.
– Как там насчет тысячи лет?.. – неуверенно начал Краснуха. – Только чтоб без привидений…
– Продлевать жизнь смертным не властен даже сам шайтан! Говори скорее!
– Ладно, ладно, не кипятись! Хочу миллион баксов каждый месяц!
– Что такое «баксов»?
– Ну, деньги теперешние, понимаешь, деньги…
– Да будет так, ты достоин озолотиться! Вэ-а-а-й-я-а-а! – от нового удара посоха сыпанулось еще несколько витрин. И тут горбун заметил сидящую у стены Ольгу. – А это что за женщина? У вас что тут, гарем?
– Не совсем, но, в принципе, я не против… – сладострастно улыбнулась толстуха, и вдруг осеклась. – Эх, ну и сглупила ж я, надо было совсем другое клянчить!
– Она тоже участвовала в моем освобождении? – монстр тем временем тыкал в онемевшую девушку посохом.
– Не, скорее мешала, уговаривала ничего не трогать, – усмехнулся Краснуха, и тут у него тоже запищал мобильник. – Але? Кто это? Какой дядя? Какой прииск? Куда? В комитет имущества, и немедленно? Сейчас еду!
– С кем это вы беседуете, там в коробочках?
– Телефон… ну, штука такая, чтобы с другим человеком на расстоянии разговаривать.
– А-а-а, колдовать, значит, не разучились… – одобрительно протянул джинн.
– Прикинь, лапа, – обратился к девушке Краснушкин, – тут какой-то дядя-жмурик обнаружился, и мне прииск золотой завещал. В комитете имущества перерегистрацию стали проводить и нестыковку заметили. Надо получить все бумаги. Помчались?
Ольга обреченно поднялась с пола и стала поправлять одежду.
– Она никуда не идет! – вдруг прокаркал горбун.
– Она со мной, джинн, не парься! – Краснуха встал с трона и приплясывающей походкой направился к выходу.
– Эта презренная должна быть принесена в жертву шайтану! Иначе мне придется взять тебя, а она получит золото! За противление воле шайтана кто-то должен ответить! Ты имеешь право выбрать, чья душа, твоя или твоей спутницы, отправится со мной в преисподнюю!
– Да, ладно тебе, давай решим дело миром… – не очень уверенно начал бывший боксер.
– Вэ-а-а-й-я-а-а! – два шкафа рядом с Краснухой мгновенно вспыхнули и заиграли синеватым огнем. Тот инстинктивно отпрыгнул. – Надо же!
– Решай!
– Прости, пупсик, ты прикольная телка, и я буду по тебе скучать. Но на кону миллион баксов, как говорится, ничего личного…
– Какая же я идиотка! – запричитала в своем углу толстуха. – Нашла что спросить! Сейчас охмурила бы этого аленделончика, и помчались бы, под ручку, за золотишком!
– Личного! – у Оли прорезался голос. – И ты, паскуда, готов продать меня первому встречному уроду!
– Не такой уж он и урод, раз бабки платит. Думаю, вы там, в преисподней классно порезвитесь! Расслабься и получи удовольствие, не каждую бабу отправляют на вечеринку к шайтану!
– Что?! – у девушки перехватило дыхание. – Ты еще смеешь прикалываться?! Свинья! Продажная псина!!
– Ну не мне же подставляться, правда? Чувствую, прощальных поцелуев не предвидится. Но ты все равно замуж не торопилась. Бывай здорова!
– Вэ-а-а-й-я-а-а! – входная дверь распахнулась, и сориентировавшийся спортсмен стремительно выскочил в образовавшийся проем. За ним, пыхтя и кланяясь, задним ходом проследовала толстуха. Снова поднялся сильный ветер, дверь с шумом захлопнулась, и все стихло.

Горбун медленно повернулся к Оле, сделал пару шагов и потом вдруг замер.
Внезапно, включился яркий, режущий глаза свет, одна витрина отъехала в сторону, из потайной двери выскочили два человека с огнетушителями и стали заливать пеной горящие шкафы.
– Кажись, недурственно получилось, – раздался голос Саши, и он вошел в зал в сопровождении сбежавшей тетки и какого-то длинноволосого парня в круглых очках.
– По-моему, моей тетке надо было сделать маникюр, а так все убедительно, – странным голосом сказала музейщица, снимая кудрявый парик и на глазах превращаясь в толстого черноволосого юношу. – А чувак не жадный, обещали тысячу, а он дал целых три.
– У старичка левую руку немного ведет, – высказался хиппарь, ощупывая застывшего джинна, – сейчас притащу силиконовой смазки.
– Оль, ты в порядке? – обратился Александр к ошарашенной девушке. – Честно говоря, я опасался, что ты проколешься.
– Проколюсь? Ребята, вы чего, издеваетесь? Решили меня с ума свести?! Да я чуть в штаны не наделала от ужаса!
– Вы слышали, Николай Иванович?! – крикнул Саша в темноту дверного проема. – Говорите, где будете ставить камеры, и скорее подписывайте акт!
– Саша, что это значит?..
– Оля, тебе надо вернуться в гостиницу и собраться в дорогу. Самолет завтра в одиннадцать тридцать вечера.

Стюардесса в синем жакете с улыбкой предлагала пассажирам свежую прессу. Александр взял пару газет, Оля какое-то время глядела в темный иллюминатор, выискивая проплывавшие далеко-далеко внизу редкие огоньки, а потом обратилась к своему спутнику:
– Все-таки, объясни же, наконец, что все это было?
– Да так, ничего особенного. Инженеры, понимаешь, везде нужны. Меня, например, сманили в контору, которая работает на Голливуд, техническое обеспечение сложных постановочных эпизодов. Тут на российском телевидении какой-то мистический сериал снимать собираются… Вот, контракт подписали…
– И?
– Чтобы не тратить время на компьютерную графику, решили оборудовать несколько площадок. Роботы, там, всякие, пиротехника, свет, дым, реквизит с приколами, ну, понимаешь.… Ты с твоим ухажером побывала на репетиции. Понравилось?
– Ухажером! – надулась Оля. – Бывшим ухажером, бывшим!
– Точно, бывшим, – вдруг согласился собеседник и протянул ей газету, указав на хронику происшествий.
«Очередное заказное убийство на юге Москвы, – прочитала девушка. – Жертвой киллеров стал предприниматель Виктор Краснушкин, в определенных кругах известный под кличкой Краснуха. Погибшего нашли пожарные, приехавшие по вызову жильцов, заметивших возгорание в квартире на третьем этаже, долгие годы сдаваемой внаем. Жилище выгорело дотла, но никакого тела внутри не обнаружили. Последней квартиранткой была молодая девушка, ни имени, ни фамилии которой никто из соседей не знает. Незадолго до смерти Краснушкин побывал в Госкомимуществе, где устроил форменный скандал и едва избежал заключения под стражу за хулиганство. Основной версией убийства следствие считает…» – Оля вгляделась в фотографию с места преступления, и ее передернуло. Краснуха лежал на тротуаре точно в такой же позе, как приснилось ей позавчера в Домодедово.
– Видишь, Саша, – сказала она. – Сначала он продал меня шайтану, а потом, узнав, что никакого прииска нет, приехал, чтобы прикончить.
– Добрые у тебя поклонники. Скажи сразу, может еще есть кто?
– Не смешно.
– Кстати, с чего это он решил спалить твое жилище? Ведь квартира – хорошая ловушка, а парень должен был быть абсолютно уверен, что ты туда не вернешься.
– М-м-м…
– Он знал, что ты ее снимаешь?
– Думаю, нет. Кажется, он считал хату моей.
– И вместо того, чтобы устроить засаду и терпеливо ждать, когда птичка влетит в клетку, он устраивает пожар, понимая, что в таком случае ты ни за что не придешь на пепелище. Не вяжется, уважаемая Ольга Валерьевна. Не хватает одного существенного звена.
Оля призадумалась. Саша прав, что-то здесь не так. И тут ее осенило:
– Точно!
– В смысле?
– Пару недель назад Краснуха уговорил меня взять вторую кредитку, точную копию его основной, с неограниченным доступом к счету. Он ждал, что вот-вот заметут за какую-то махинацию. Боялся, разворуют компаньоны денежки, и говорил, что в банке в случае его исчезновения или смерти все записано на меня. Поэтому, наверное, и тащил в ЗАГС, хотел, чтобы под присмотром была. А я, наивная, думала, что влюбился…
– А когда случился розыгрыш с джинном…
– Подумал, будто я собираюсь его кинуть, и спалил квартиру, чтобы втянуть меня в расходы, и, тем самым обнаружить, отследив платежи.
– А каков баланс?
– Не знаю, я только раз сняла сотню баксов, чтобы он успокоился. Волновался, понимаешь, что карточка не работает. По обмолвкам можно предполагать шести или семизначную сумму.
– Вот и верь после этого женщинам! – усмехнулся Саша. – Вы, мадмуазель, теперь завидная невеста. И не надо прятаться по резервациям, лучшие отели к вашим услугам.
– Ты хочешь сказать… Как тебе не стыдно, Сашка…
– Брось обижаться, я ничего такого не имел в виду. Просто констатация очевидности. С легкой долей иронии.
– Прости, я от тебя совсем отвыкла, – Оля притерлась щекой к Сашиному плечу и взяла его руку в свои ладони. – У меня будет шанс приручиться?
– Все возможно, – улыбнулся он. – А сколько лет было твоему несчастному Краснухе?
– Не моему!
– Не твоему, ладно. Так сколько?
– Тридцать один. А почему ты спрашиваешь?
– Удивительно… – сказал Саша, зевая. – До посадки полтора часа, надо бы вздремнуть.
– Что удивительно? – заинтриговалась Оля.
– В такие-то годы…
– Ну?
Самолет слегка тряхнуло, и Саша открыл глаза:
– На четвертом десятке … и верить в джиннов… просто удивительно!

поделиться

Максим Бессмертный

31.03.2006