Фантазии детства

С раннего детства я был неординарным ребенком. За свою неординарность я постоянно страдал и не только морально.
Быть посредственным – очень удобно, ее, посредственность, не нужно доказывать. Я же постоянно что-то доказывал, за что мне часто перепадало. В памяти всплывают некоторые моменты, которые впоследствии наверняка сыграли свою роль в формировании моего характера и отразились на событиях всей моей жизни. Именно о некоторых таких эпизодах мне хочется сейчас вам рассказать.
Уже в детском саду я постоянно отстаивал какие-то одному мне понятные позиции и, когда не хватало слов, в ход шли более веские аргументы. Понятно, что когда за мной приходили родители, на них сыпался град жалоб от воспитателей и родителей других детей.
Помню такой случай.
Мама болела и лежала в больнице, а так как у папы не хватало на меня времени из-за работы и учебы, я жил у бабушки. Утром папа меня забирал и отводил в садик, а вечером забирал из садика, чтобы оставить у бабушки. На этом наше общение с папой обычно заканчивалось, но в этот раз все происходило совсем по-другому.
Началось с того что, придя в садик почти самыми первыми, мы с папой забыли сменную обувь.
– Походишь сегодня в носочках, – сказал он мне и быстро ушел на свой завод.
Ходить в носочках я не хотел принципиально.
Так как пришли мы рано, в группе, кроме меня, нянечки и какой-то девочки, никого не было. Недолго думая, я открыл шкафчик Витьки и забрал оттуда новенькие блестящие туфельки, которые последние два дня были его гордостью и предметом зависти остальных детей. Я надел эти туфельки и спокойно пошел в группу, играть в игрушки. Через некоторое время из раздевалки стал доноситься шум. Витька, у которого пропали туфельки, плакал навзрыд, а Витькина бабушка громко выясняла у нянечки, куда делась дорогая импортная обувь из личного шкафа ее внука. Подошла директриса, страсти накалялись. Бабушка уже обвиняла в воровстве нянечку, пришедшую раньше всех, и директрису, партию и правительство, которым она непременно будет жаловаться.
Спрятав ноги под стол, я, сопя от напряжения, раскрашивал картинки в журнале. Вошла директриса и стала расспрашивать детей, не видел ли кто-нибудь Витькины туфельки? Ну и конечно, какая-то девочка обратила внимание на мои ноги и указала на туфельки.
Директриса начала требовать, чтобы я вернул их на место. Я молчал и сопел еще больше, высунув язык от напряжения и продолжая раскрашивать картинки.
Подскочил Витька, со слезами на глазах и пузырями соплей из носа. Увидев на моих ногах свои туфельки, он запрыгал от возбуждения:
– Вот они, вот они, это мои туфельки.
Я продолжал сопеть. Тогда Витька бросился снимать с меня эти туфельки. Тут начал вопить я и кричать, что это мои туфельки и сам папа их мне подарил.
Витька, не выдержав такой наглой несправедливости, упал на пол, обхватив живот руками, стал кататься по полу и биться головой о ковер. С бабушкой началась истерика. Она требовала немедленно вызвать врача и милицию. Сбежались все воспитательницы. Родители не расходились, боясь покинуть детей, которых привели, и сбивались в щебечущую стаю. Директриса побежала звонить моему папе на работу.
День приближался к концу, приближалось время расплаты. Папа молчал, на его скулах ходили желваки. Директриса и бабушка Витьки наперебой требовали сатисфакции. Я что-то бубнил под нос, которым шмыгал, глотая сопли.
К бабушке мы шли молча. Вернее, папа тащил меня за руку, а я плелся, опустив голову и шаркая по асфальту. Уже возле дома мои нервы не выдержали, ноги подкосились, и плюхнувшись на грязный асфальт, я заголосил. Папа пытался меня поднять, но я голосил еще больше. Прохожие останавливались, жалели меня и делали выговор папе. В конце концов, он отпустил мою руку и отошел в сторону, прикуривая свой «Беломор». Когда же папироса потухла и отец пошел в мою сторону, я вскочил и бросился бежать. Я бежал, ничего не соображая и не видя от страха. Выскочил на проезжую часть. Машины визжали тормозами, сигналили. Водители матерились в сторону бежавшего за мной папы.

В тот раз я видимо достал его капитально, но от ремня, который опускался на мой тощий зад, мое желание доказать свою «правоту» только усиливалось. Так как слов мне явно не хватало, я пытался донести вопль души через душераздирающий крик. Отец имел такой же характер и, если не мог что-то доказать спокойно, переходил на крайние меры. Он был человек закалки военного времени и коммунистических убеждений.
Понять, что в пять лет мне, личности тонкой и неординарной, требуется тонкий подход и деликатное обращение, он не мог.
Время уходило, опаздывать на занятия он не мог, а наш спор, кажется, был бесконечным.
Папа в то время, приходя с завода, где работал контрольным мастером, тут же уходил на учебу в вечерний институт. У него совершенно не было времени заниматься моим воспитанием и уж тем более разбираться в моей тонкой натуре.
Тогда он принес из кухни пакет с горохом, высыпал его за дверью в комнате, за шиворот притащил меня и поставил на колени на этот горох. Теперь я орал еще громче, добавилась боль в коленках. Прорычав, чтобы я стоял до его прихода, он выскочил из квартиры и помчался на учебу.
Бабушка, моя милая добрая бабушка! Закрыв за отцом дверь, обливалась слезами, глядя на мои страдания, она пыталась меня успокоить.
– Все, миленький, он ушел, вставай, я тебя накормлю и уложу спать!
Но ее слова еще больше разжигали во мне боль и обиду.
– Не встану, я здесь и умру! Пусть он тогда узнает! И мама, когда придет из больницы, пусть узнает, что он со мной сделал.
Вот так я и орал, пока не выбился из сил и не заснул прямо там, в углу на горохе.
Как вы думаете, этот случай мог каким-то образом повлиять на мое будущее?
Вот и я не могу точно сказать, мог или нет. Но, вспоминая и записывая эти истории, я вдруг начинаю улавливать тонкую связь, которая ведет меня по жизни от одного такого случая к другому.

Детские воспоминания, открывают для меня удивительные вещи и, возможно, даже тайные струны моей психологии.
Интересно, а что вы скажете про следующий случай, всплывший из моей памяти, и который не мало меня самого развеселил и удивил?
Это происходило все в том же детском саду.
В нашу группу пришла новая воспитательница. Не помню, как ее имя, но точно помню, что была она солидных размеров, как спереди, так и сзади. С ее приходом жалобы на меня прекратились, до определенного времени, конечно. Сколько времени это продолжалось, я уже не помню, но ходил я тогда задумчивый и даже тихий. Новая воспитательница любила читать детям сказки. Она рассаживала нас кружком, сама садилась на такой же детский стульчик, пристраивала на коленях книжку и читала. А мы все тихо сидели и слушали эти удивительные сказки. Сидя напротив нее, я с каким-то любопытством и удивлением вдруг начал разглядывать то, что открывалось моему взору ниже книжки. Не помню точно, о чем она читала, но я летал в мечтах совсем не от персонажей этих сказок. Что за любопытство меня разбирало, какие мечты витали в моей голове, сказать трудно. Мой взор, как магнит, приковывали ее полные ноги, и все то, что еще можно было разглядеть.
А вы за собой никогда не замечали, как напрягаются мозги и прилипает взгляд к паре стройных, оголенных летним зноем ножек, проходящих мимо? Вспомните, какой стыд вас при этом охватывает, особенно если рядом идет ваша любимая женщина или жена, а ваша голова так и готова вращаться вслед этим ножкам. Каких усилий стоит сделать видимость безразличия к ним, но наша внутренняя совесть все видит, ухмыляется, качает головой и грозит нам пальчиком. Но мы ничего с этим не можем поделать, и в следующий раз все повторяется сначала.
Но если бы мое любопытство закончилось только мечтами, возможно, я сейчас об этом и не вспомнил.
Но я же говорил в начале, если помните, что родился с какими-то явными отклонениями в сторону чего-то, а чего, уж и сам не помню. Так вот, моя фантазия нарисовала мне, что вижу я там, под книжкой, какие-то фантастические картины. А к чему же привел меня этот полет мыслей, вы себе даже представить не можете, поэтому я вам сейчас и расскажу эту историю.
На следующем чтении я уже не сидел, как все, на стульчике, а лежал рядом у ее ног с задумчивым видом, делая вид, что слушаю сказки. Через какое-то время я уже лежал сзади воспитательницы и разглядывал из-под стула то, что можно было разглядеть. Думаю, что никто из детей не догадывался о изощренности моих мыслей и на мои выкрутасы внимания не обращал. Но и на этом дело не закончилось!
Вскоре я уже лежал под стулом, как профессиональный шофер, делающий диагностику своему автомобилю. Инструмент мне заменял палец, которым я водил по разным деталям поддона. Но что удивительно, мой автомобиль совершенно не реагировал на мои манипуляции. Скорее даже напротив, реакция была, она заключалась в том, что с воспитательницей стали происходить разные вещи. Она стала часто останавливаться во время чтения и перелистывать книжку. На стульчике она тоже стала двигаться, перемещаясь, то на его край, то раздвигая или сжимая ноги. Теперь наши коллективные чтения книг стали более частыми и продолжительными.
Родители не могли нарадоваться мной. Жалобы на мое поведение прекратились. Они с радостью приходили в детский сад и без опаски, наперегонки интересовались моим поведением.
А мои исследовательские работы все дальше углублялись и видоизменялись.
Через некоторое время воспитательница заменила свои недлинные юбки на длинные. Теперь садясь на стульчик, она полностью закрывала ноги и даже спинку стула за своей спиной, и у меня появился настоящий крытый гараж. Как только воспитательница садилась на стульчик и собирала вокруг себя детвору, я деловито, елозя лопатками по полу, заползал под стул и приступал к изучению своего автомобиля. Все в нашей средней группе было в гармонии: дети с замиранием сердца слушали сказки о том, как Красная Шапочка ложилась в постель к Серому волку, воспитательница наслаждалась милым поведением своих воспитанников, передвигаясь при этом на маленьком сидении стульчика, как по ипподрому, а я с восторгом изучал новую науку.
Хотя наука была не так уж и нова. За год или два до этого мама, по выходным уходя в баню купаться, брала меня с собой. А когда я стал слишком усиленно интересоваться волосяным покровом внизу живота у купающихся рядом женщин, она о чем-то переговорила с папой, и тот сам стал брать меня в баню с собой в мужское отделение. Там мне почему-то было неинтересно.
Но всему, к сожалению, приходит конец, даже счастливому детству. А так как в ту пору я об этом даже не подозревал, то мое увлечение диагностикой разворачивалось с неимоверной быстротой.
Вскоре произошли новые изменения. Забравшись в очередной раз под стул, я вдруг обнаружил, что голубые трусы с белой окантовкой исчезли. Но и того, что я должен был в этом случае обнаружить, тоже не оказалось – пушистых волос, черных или рыжих, которые всегда были у взрослых женщин в бане. В полумраке я открыл совершенно новый для меня «инструмент», который явно отличался от тех «глупостей», которые нам иногда показывали девочки, во время игры в «дочки матери». И вот в самый увлекательный момент моих исследований, рядом со мной появилась голова с вытаращенными глазами, принадлежащая Витьке Микельброду. Этот Витька почти всегда был причиной моих неприятностей. Мы с ним были не только одного возраста, но и оба крупные, настырные в своих характерах. Но он был гораздо хитрее меня. Когда между нами происходила потасовка, даже если с его преимуществом, стоило только появиться воспитательнице, он начинал вопить и жаловаться, что я его обижаю. Очень часто бывало так, что получив тумаков от Витьки, я еще получал взбучку от родителей. И даже если иногда воспитатели пытались быть на моей стороне, его интеллигентные родители или бабушка так обрушивались на моих, что дома после этого ничего хорошего ожидать не приходилось.
Я увидел его выпученные глаза, и со мной чуть не приключился удар. Только-только я начал играть с удивительным «инструментом», покрытым сверху совсем короткими колючими волосиками, и вот нА тебе, эти выпученные Витькины глаза…
От неожиданности и обиды я изо всей силы пнул его ногой. Витька засопел и ответил мне тем же. Теперь мы оба лежали, уставившись в "инструмент", и лупцевали друг друга ногами. И в этот самый момент я почувствовал, что кто-то схватил меня за ногу и тащит из-под стула. Я ухватился руками, одной в ножку стула, другой за волосы Витьки, отчего вытащить меня было невозможно. Но вот полумрак моего «гаража» сменил яркий дневной свет, это воспитательница вскочила со стула. Картина представилась изумительная: мы вдвоем валяемся на полу, вцепившись друг в друга, директриса детского сада тащит меня за ногу из-под стула, изумленные дети и обезумевшая от ужаса этой ситуации воспитательница стоят с раскрытыми ртами.
Вот так закончилась моя первая исследовательская деятельность.

поделиться

16.09.2005