Иркина карьера

Институтская подруга пригласила меня на день рождения дочери.
– Только я ничего не успеваю, – пожаловалась она. – Не знаю, смогу ли я сама быть. На работе завал. Но вы ведь разберетесь без меня, правда?
Мы с Ирой общаемся редко, но дружим давно. Ире некогда, она двадцать четыре часа в сутки работает. Зарабатывает деньги. Если бы я вдруг получила столько денег, сколько она получает раз в месяц, я бы, наверное, не смогла придумать, как их истратить. Иногда мы встречаемся и ходим куда-нибудь выпить кофе. В какое-нибудь кафе или ресторанчик. Кофе, как правило, противный и дорогой. После него послевкусие, как будто наглоталась подсолнечного масла. От всего остального я отказываюсь, ссылаясь на строгую диету, дескать, после шести вечера я не ем. Возвращаясь домой, я чувствую себя так, будто спустила в казино фамильные драгоценности. Как бы разумно и с пользой можно было бы распорядиться этими деньгами. Эх! Ну ладно!
Мы вместе учились институте. Там и подружились. Ирка всегда была сложным человеком, очень четким и категоричным, поэтому трудно ладила с людьми. Но вместе с тем она очень отзывчивая и добрая. Только эти свои стороны Ирина очень успешно и тщательно скрывает за внешней жесткостью и независимостью. Наверное, благодаря таким качествам Ира сделала блестящую карьеру. Вот уже год она заседает в совете директоров одной очень крупной компании. Работает как вол. Без выходных и праздников. С восьми утра до девяти вечера. Получает почти в пятьдесят раз больше, чем я.
Раньше у Ирины было чуть меньше денег и чуть больше свободного времени. Она ездила по всяким далеким странам и всегда звала меня с собой.
– Поедем на майские на Бали, – предлагала она.
В этот момент я ее классово ненавидела.
– Да нет, – отвечала я ей, – что-то на Бали совсем не хочется. Ты же знаешь, я не люблю экзотику.
Было время, когда я изо всех сил пыталась Ирке соответствовать. Мне казалось рядом с Ирой, что уровень моих доходов свидетельствует о моей неполноценности. И я шлялась с ней по дорогущим магазинам, изображая изо всех сил, что только по таким ценам себе одежду покупаю. Обедала в ресторане, а после весь месяц питалась гречкой. А потом, став постарше, я решила, что это безобразие пора кончать. И на очередное Иркино предложение посетить в выходные Париж, я ее спросила прямо:
– Ира, ты дура?
Ирка возразила, что нет, мол, не дура. И поинтересовалась, с чего возник такой вопрос. Я ей разъяснила порядок своих доходов. Ирка обалдела.
– Как же ты живешь? – удивилась она.
– Да ничего живу, – ответила я, – нормально.
В конце концов, Ирка ни при чем. Я сама виновата. Я же изо всех сил пыталась ей соответствовать, она и не подозревала. А я ее еще и дурой назвала.
Тут подруга изо всех сил начала предлагать хорошее место в своей компании. Но мне совершенно не хотелось с ней работать. Во-первых, я не готова на работе поселиться, а во вторых, как я уже говорила, Ира очень тяжелый человек. А на работе и вовсе – зверь. И если сейчас у меня есть счастливая возможность по-дружески с ней поругаться и указать ей правильное направление, то на работе я буду вынуждена постоянно ее выносить. Кроме того, меня напрягает, когда мне делают одолжения. Мне потом все время кажется необходимым кланяться и говорить «спасибо». И, елки-палки, мне нравится то, чем я занимаюсь.
В общем, я с Ирой поговорила строгим голосом. Объяснила ей, что если она не перестанет так активно обо мне заботиться, я обижусь и не буду с ней разговаривать. Подруга на время надулась, но потом отошла.
Надо сказать, что с тех пор, как Ирка стала заседать в своем совете директоров, ее жизнь сильно переменилась. Она перестала бывать в теплых странах и где бы то ни было еще. Она сидит на работе круглые сутки. Брать отпуск она боится, ей кажется, что непременно что-нибудь форс-мажорное случится в ее отсутствие. Зимой она заболела гриппом и ходила на работу с температурой 38,9.
– Безумная, – говорила я ей, – неужели твоя работа стоит того, что бы ты себя угробила?
– Я ничего, – хрипела Ирка, – я в порядке. И заходилась глухим грудным кашлем.
Ира опасается, что как только она покинет свой рабочий пост, налетит стая интриганов, недоброжелателей и конкурентов. Они подло сживут Ирку с ее замечательной должности, выкинут на улицу, оставят без зарплаты. Наверное, так выглядят Иркины ночные кошмары.
Личной жизни никакой. Когда-то у Иры был муж, но они давным-давно развелись. Осталась дочка. Надо сказать, что Ира очень стильная и интересная женщина. Время от времени она знакомится с каким-нибудь более или менее прекрасным принцем. Дальше сценарий развивается до боли одинаково. Ире, как герою известного фильма, «ухаживать некогда». На романтические свидания и гуляния под луной времени нет. Поэтому она быстренько-быстренько пытается поселить избранника у себя дома. Мужчина, как правило, от такого кавалерийского напора бежит, сверкая пятками. А Ирина плачет у меня на плече.
Дочку растит няня. Они почти совсем не видятся. А когда встречаются, замотанная Ирка большей частью орет. Ей хочется идеального ребенка. И нет сил разбираться с дочкиными проблемами. У Иры претензии к дочери, как к взрослому человеку. Ей кажется, что девочка так же, как мама, должна целыми днями учиться, причем исключительно на отлично, а в редкие минуты досуга заниматься другой полезной деятельностью. Мне очень жалко девочку.
– Ты совсем ее замучила, – говорю я.
– А ты знаешь, как мне тяжело?! – вскидывается Ирина. – Я целыми днями работаю! Вкалываю, как не знаю кто! Чтобы у нее все было, чтобы дать ей образование, чтобы она отдыхала на Крите, а не в Пырловке. И никто этого не ценит! Никто!
– Ну не работай тогда, раз не ценят, – возражаю я. – Найди себе спокойное место, долларов на семьсот, с фиксированным рабочим днем, выходными и праздниками. Ты же отличный бухгалтер, спокойно устроишься на своих условиях. Будешь жить нормальной, человеческой жизнью.
– Да, – отвечает Ирка, – я десять лет работала, делала карьеру и теперь все брошу! Замечательно!
– Тогда отстань от ребенка, – говорю я, – может, ей твой Крит поперек горла!
Ире хочется беспрестанной дочкиной благодарности. Как подтверждение тому, что она все делает правильно. А ребенок не может постоянно отвечать на ее запросы. Девочка же не понимает, что таким образом мама пытается компенсировать свое чувство вины перед ней. В итоге получается истеричная мать и задерганный ребенок. Ужас.
Когда моему сыну Ваньке было лет восемь или девять, я отправила его в Лондон. Чтобы ребенок увидел мир. Для этого я больше года откладывала деньги. Он благополучно слетал, посмотрел столицу туманного Альбиона и вернулся не сказать, чтобы в диком восторге. Ну Лондон, да, ну Биг-Бен, ничего особенного. И вот ему уже шестнадцать лет. Как-то вечером мы вспоминали Ванькино детство. Он рассказывал свои самые яркие впечатления. Как первый раз пришел в цирк в четыре года. Как мы гуляли по центру и обязательно съедали мороженное в кафе на Тверской. А зимой катались на санках в лесу с огромных крутых горок. Жарили шашлыки на даче. Читали вечерами книжки.
Я удивилась, он вспоминал о каких-то будничных, повседневных вещах. А Англия? А лагерь на Мальте ( на который я год трудилась на двух работах)? А он не то, чтобы не помнит эти свои путешествия, но не считает их чем-то особенным. И мне вдруг стало понятно: он вспоминает как счастливые, моменты, когда я была рядом. Пусть даже мы просто гуляли где-то. Мама рядом – и детство счастливое. Вот, оказывается как. Может, детям надо не так уж много? Место в родительской жизни, их время и внимание. Совершенно бесплатные вещи.
Конечно, я очень люблю деньги. И хочу, чтобы их у меня было много-много. Но я не понимаю, зачем убиваться, их зарабатывая, если не иметь времени и возможности их с удовольствием потратить.
И я не хотела бы опомниться лет в пятьдесят и понять, что всю свою драгоценную молодость я отдала работе. Потому что даже за все деньги мира прошлое уже не вернуть. поделиться

Оксана Онисимова

07.10.2005