Второй ребенок

Мимо этого дома я проезжала тысячу раз! Серое неприметное здание…
Переступив порог, я услышала за спиной неприветливый хлопок входной двери. Я так и знала – стены тут были выкрашены темно-зеленой краской. Я прошла несколько шагов, и из-за угла выскочила девчонка лет четырнадцати. Буквально схватив меня за рукав, она впилась в меня глазами и спросила: «Вы куда?» Не ожидав такой строгости, я путалась в объяснениях и наконец выдавила: «К директору!». «Директора нет!», - так же строго сказала она. Я лихорадочно вспоминала, какие еще могут здесь быть  должности и, наконец, уже нетерпеливо отчеканила: «К завучу!» «А по какому вопросу?» - опять терзала она меня.
Мне начинало казаться, что я никогда не доберусь до желаемого кабинета! Я понимала, что нельзя было оставить без ответа любое ее вопрошание, но терпение кончалось, как вдруг я увидела в ее глазах немой вопрос! Ах! Как же я сразу не поняла, как не почувствовала, что ведь девчонка хотела спросить только одно - «Вы не за мной»? Да, это был детдом… Пообещав ей поговорить после завуча, я втекла в кабинет и, объяснив причину визита, села на стул. Дверь чуть скрипнула, и появился тот самый девичий нос, который хотел уловить если не слова, так хоть запах новенькой пришедшей женщины! «Я хотела бы взять на воспитание девочку», - сказала я. Завуч смотрела на меня внимательно…. «Лет семи-девяти…» - добавила я. Она стала перекладывать бумаги на столе и потом тихо спросила: «У вас дети есть?»
Рассказав о своей дочке, я попросила приступить к делу. Передо мной лежала огромная стопа личных дел, и завуч продолжала их добавлять. Я внимательно читала страницу, где описывались родители ребенка, и слова «наркоман», «алкоголизм», «судимость» хлестали мои уши. Последнее личное дело я взяла с полной уверенностью, что этим просмотром завершится мой визит, но с листа на меня глядела курносая девочка лет 8 с веселыми глазками. В графе «родители» стояла запись – «мать пропала без вести»…
Ее звали Вера…..
Она оглядела кабинет и подошла ко мне, робко опустив глаза. Держа ее руку, я задавала дежурные вопросы. Верочка отвечала спокойно, а мой голос начинал дрожать все больше и больше. Мне хотелось ее прижать к себе. «Можно, я буду приходить к тебе?» - спросила я ее. «Приходите» - еле скрывая заинтересованность, ответила она. Я поправила оторванный воротничок и обещала принести ей иголку. Боясь расплакаться, я попрощалась с ней и отошла к окну, давая волю слезам.
На следующий день, набрав всяких сладостей, расцеловав свою маленькую дочку, я пошла, нет… я побежала в детдом! На пороге я опять встретила ту девчонку. Она была грустной и молча плелась за мной до двери, где жила Вера. Поделив с ней конфеты, я вошла в комнату. Верочка кинулась ко мне, словно ждала и знала, что я приду именно сегодня! Ее воротничок был уже пришит. Она бойко начала меня знакомить с подружками, и притихшие девочки поедали меня глазами. Отдав ей конфеты и тортик, я намекнула, чтоб она поделилась со всеми. Подумав минуту, Верочка сказала: «Потом…» и обняла меня за талию. Ее тонкие пальчики крепко держали меня, а я гладила ее голову и чувствовала, как липкий комок слез подкатил к горлу.
Я приезжала сюда два раза в неделю… Вера стала раскованной и начинала мне показывать, как она танцует, передразнивала подружек и расспрашивала про мою дочку. Мне хотелось узнать о ее матери. Словно предчувствуя мой интерес, после недолгого молчания Вера сказала: «А моя мама уехала в Турцию. Она там работает и скоро приедет». Но на последнем слове голос ее дрогнул.
Вот уже два года, как Вера в детдоме. Она рассказала, как мама уезжала на несколько месяцев в Турцию и возвращалась с подарками ей и маленькому братику. А однажды мама взяла ее с собой. Верочка живо описывала красивые турецкие магазины с игрушками и вкусным мороженым. «А что вы там делали?» - поинтересовалась я у нее. И Вера рассказала…

История была незатейлива… Жили они в гостинице. Каждый вечер мама с подружкой красились, красиво одевались и уходили на работу. Утром, уставшие, они ложились спать, а Верочка тихонько играла в куклы и рисовала. Проснувшись в обед, они шли кушать и гулять. Вере нравилось там жить. Они заходили в магазины, и дяди дарили ей всякие конфеты. Но вскоре мамина подружка Наташа отвезла Веру домой. Лишь иногда из Турции приходили яркие конверты. Письма неожиданно прекратились, и Верочка с братиком переехали к бабушке с дедом. Баба Зина часто плакала и, прижимая внуков, тяжело вздыхала. Ночью она тихонько копалась в документах, внимательно читая каждую бумажку. Так прошло около года.
В этот день дети проснулись от необычной тишины. Баба Зина лежала на кровати, а дедушка стоял на коленях подле нее. Он тупо смотрел в стену, и лишь появление внуков нарушило его оцепенение. Дед развел руки и дрожащими губами выдавил: «Нет больше бабушки, нет…» Он упал на ее тело и тихонько вздрагивал сутулой спиной.
Похороны были скромными. Пришли только соседские старушки. Они шептались в платочки и поглядывали на детей. Когда бабу Зину повезли на кладбище, малышей взяла к себе тетя Наташа. Она уже не ездила в Турцию, а торговала на рынке. Вера пыталась расспросить у нее про маму, но она всякий раз переводила разговор на другую тему.
С дедом было скучно. Дети копались в игрушках, грызя сухарики. В обед ели суп из консервов. Иногда дед уходил и, возвращаясь вечером, что-то злобно бормотал себе под нос и валился в кровать, тут же засыпая. Все чаще от него пахло вином… В доме было неуютно и голодно…
Однажды дед одел чистую рубашку и ушел. Вечером пришли родственники и о чем то ругались с дедом. Он им не отвечал - он молчал, но было видно, что решение его было окончательным. «Поедете в интернат...» - сухо сказал дед детям. И добавил: «Там кормят три раза». «Да и учиться Верке надо!» - продолжал он уже потеплевшим голосом.
Детей разделили по разным интернатам. Верочка иногда плакала и расспрашивала о брате. Она любила его. Он был тихим мальчиком и всегда делился с ней угощением. Брат был похож на второго мужа мамы дядю Витю, который давно ушел от них и где сейчас - никто не знает. Кормили тут вкусно. Вера даже перестала прятать печенье под подушку, так как на следующий день опять давали сладкое. Детская память была доброй, и вскоре Верочка стала задорно смеяться. Лишь иногда в душу закрадывались сомнения, и она, то ли жалея маму, то ли на нее злясь, тихонько плакала.
За окном сердилась зимняя метель, и мне захотелось принести Вере живые цветы. Я купила букет ромашек и, подарив ей, увидела какое-то оцепенение в ее глазах. Она нежно держала ромашки в руках, и мне показалось - торопилась со мной расстаться, чтоб тихо любоваться ими наедине. Мы долго искали вазу, и я рискнула попросить ее у завуча. Воспитатель рассказала мне, как Вера вставала ночью и трогала их рукой, касалась губами… Никакие конфеты не могли сравниться с этим подарком!
Примерно через неделю она встретила меня со слезами. «Они умирают!» - всхлипывала Вера. Я с трудом догадалась, что речь идет о цветах. Я плакала вместе с ней и обещала купить целую оранжерею! На следующий день у нее стояли свежие ромашки!
Мое решение взять Веру окончательно созрело, и я уже оформляла документы. Собрав все медицинские справки, я пришла к психологу. Молодая двадцатитрехлетняя девушка беседовала со мной неохотно. Она интересовалась моим неудачным замужеством и все время находила ошибки в прошлой семейной жизни. С особым выражением мучила меня вопросом: «А зачем вам второй ребенок?» Я и сама не знала, зачем… Почему женщины рожают второго? Почему гладят и целуют чужих сопливых детей? Это и не нужно знать. Это нужно просто чувствовать! К заповедям - «построить дом, посадить дерево и вырастить сына» я всегда добавляла – «подарить тепло обездоленному»! Мы подаем старушке милостыню, считая это верхом милосердия. А по-моему, надо дарить часть своей души… Мы подбираем с улицы кошек, а если нам всем взять по одному сиротливому ребенку? Ведь с голоду не умрем!
Я приходила домой чуть живая. Приходила моя мама и тоже пилила… «Мало тебе одного,  - зудела она, - вечно чего- то придумаешь!» Она вспоминала о деньгах, бессонных ночах, отсутствии мужа, и, не выдержав, я начинала рыдать. Плюнув, она уходила, грозя с порога: «Помогать не буду!» Вера уже звала меня мамой! Она давала мне силу! Моя маленькая дочка знала, что скоро у нее будет сестра, и всем хвасталась.
Когда я пришла к Верочке в очередной раз, меня пригласила к себе завуч и тихо сказала: «У вас неприятность!» «Что-то со здоровьем Веры?» – спросила я. «Нет, - продолжала она, - вчера к Верочке приходила тетя Наташа и принесла подарки, якобы от мамы. Она прислала ей письмо и сообщила, что разводится с турком и скоро приедет обратно». Я с трудом стояла на ногах… «Я буду с ней судиться!» - сказала я твердо.
Юрист слушала мой сбивчивый рассказ и тихонько подносила платок к своим глазам. Она много лет работала с документами по усыновлению и всякий раз не могла спокойно решать эти дела. «Я должна вас предупредить, - сказала она, - мать не успели лишить материнства, и она имеет полное право вернуть ребенка обратно!» «Но самое главное, - продолжала юрист, - Вера помнит и наверняка еще любит свою мать».
Я ехала в троллейбусе, и слезы катились по моим щекам. Дома я, рыдая, упала на подушку, а маленькая Настенька, постояв чуть молча, неумело гладила меня по голове. Я обняла ее, и мы заплакали вместе.
Я пришла к Верочке опять. В ее глазах было беспокойство. Посидев минутку, она достала из кармана маленькую безделушку и тихо сказала: «Мама прислала». Глазки ее наполнялись светом, и она, уже меняясь в настроении, весело рассказывала о приходе тети Наташи. «Вам лучше не ходить к ней», - сказала мне завуч.
И я перестала ходить… Я так и не нашла в себе сил пойти в другой детдом, посмотреть и выбрать нового ребенка. Мимо этого дома я проезжаю почти каждый день. Серое неприметное здание… Туда я больше не вошла ни разу…

поделиться

Елена Булавина

19.08.2005