Медовый месяц в лунном свете

Известный актер на время оставил амплуа сурового русского мужика, чтобы сыграть любовь в спектакле «Лунный свет, медовый месяц». Режиссером-постановщиком проекта выступила сама Татьяна Догилева. И хотя когда-то режиссерская работа актрисы была серьезно раскритикована, опытные театралы утверждают: в последнее время спектакль существенно «исправился». А потому стоит того, чтобы потратить на него вечер. К тому же зрителям, наверняка, еще не скоро удастся увидеть в легкой романтической комедии
о любовном четырехугольнике само «воплощение русской мужественности», актера Сергея Гармаша. Ведь даже сам он нередко признается журналистам в том, что с его-то лицом играть нежных влюбленных трудновато. При этом настоящие поклонники Гармаша знают – в его копилке есть и совершенно другие, более серьезные роли, далекие от почему-то закрепившегося за актером образа простого русского мужика. Ниже читайте рассказ об одном из самых известных и в то же время еще не до конца раскрытых актеров современного театра и кино.

В подражении Райкину

Вообще-то в театральный он поступил по принципу «где экзаменов поменьше». Ребенком Сережа, по собственным воспоминаниям, был очень непростым, частенько дрался, бил стекла, делал всякие другие пакости и даже из школы пару раз был исключен. За что нередко отец "учил" его ремнем.
 Веселое детство Гармаша прошло в городе Херсоне. Мама Сергея родом из глухой деревушки на Западной Украине, всю жизнь проработала диспетчером на автобусной станции. Папа поначалу был водителем, позже окончил институт и стал работать на руководящих должностях. А Сережа между тем активно занимался парусным спортом и вообще хотел поступать в «мореходку». Однако мама, поняв, что ее сын, далеко не круглый отличник и физику с математикой на вступительных экзаменах сдаст вряд ли, решила сама «вывести его в люди». Купила справочник по учебным заведениям Днепропетровска, дала сыну, тот случайно открыл на странице Днепропетровского театрального училища и сказал: «Вот это я понимаю, вот сюда бы я поступил», после чего уехал на соревнования по парусному спорту. Интуиция маму не подвела. Не сказав никому ни слова, она сама решила отвезти документы в Днепропетровск. И хотя в приемной комиссии засмеялись: «Тетенька-диспетчер, мы принимаем документы только после личного собеседования», заявление все же взяли. Когда в Днепропетровск был отправлен сам Сережа, в первый же день экзаменов он неожиданно обнаружил – нужно сдавать актерское мастерство. Наизусть при этом он знал лишь несколько миниатюр Райкина, которого очень любил. Когда, подражая манере артиста, начал рассказывать про случай с официантом, комиссия пришла в ужас: «Вы что читаете?!» – «Прозу». – «Да вы вообще готовились к экзамену?!» Гармаш, обнаглев и «сделав морду кирпичом», ответил: «Готовился!»
В театральное училище в итоге он был зачислен. После его окончания Сергей год работал в Херсонском театре кукол (правда, не слишком для этого дела годился – быстро рос, голова торчала над ширмой), а затем ушел служить в армию. По возвращении же стал штурмовать Москву, а именно Школу-студию МХАТ. На сей раз к вступительным экзаменам Гармаш подготовился более тщательно – читал двадцатиминутный отрывок из Достоевского. «Комиссия меня не прервала, – вспоминает сегодня актер. – Выслушала отрывок полностью, и я понял, что меня возьмут. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, понимаю, что мое поступление в театральный с бытовой точки зрения – случайность. Но, вспоминая какие-то факты своей биографии и по кирпичикам их складывая, в то же время понимаю, что все будто бы не случайно. К нам в город часто приезжал цирк «шапито», и бабушка сдавала флигель циркачам. У нас жили две цыганки из венгерского цирка, осветитель с эквилибристкой, а их сын учился со мной в школе. Я в этом цирке пропадал, неделю в школу не ходил, хотел сбежать с ними. В кино ходил постоянно. Знал весь советский репертуар, весь французский с Делоном и Де Фюнесом, все американское, что крутили. «Золото Маккены» обожал. В пятом классе увидел «Без вины виноватые» с Дружниковым и Тарасовой – полночи прорыдал, такое это было потрясение... И еще мама рассказывала, что летом у деда в Евпатории меня водили по вечерам в кинотеатр, где я засыпал. Я совершенно не помню, но маме запало в голову, как я говорил, что буду киноартистом».
Там же, в Школе-студии МХАТ, на первом курсе Гармаш познакомился со своей будущей женой Инной, с которой вместе уже почти тридцать лет.
 
«Жену взял на жалость»

– Сергей, как вы встретили будущую жену?
– Мы познакомились на первом курсе. Инне было всего 16 лет, она приехала от родителей, прямо со школьной скамьи. А я — мужчина «с прошлым», на пять лет старше. Не очень-то я ей нравился. Лицом не вышел, а она — красавица.
– Но вы – человек настойчивый…
– Я бываю очень упрямым. Это и в жизни помогает, и в актерской профессии добиваешься какого-то результата. Я вокруг Инны целых два года кругами ходил. Мы вроде бы дружили: в кино ходили, на выставки, гуляли. Инна все это время ко мне присматривалась. Потом я ее на жалость взял. Сломал ногу, да так неудачно, что чуть на всю жизнь не остался хромым. Ко мне брат приехал. Мы с ним в ресторан пошли, посидели там, выпили… Потом с кем-то там не поладили, завязалась крупная драка. Я месяц пролежал в больнице, Инна меня как землячка навещала. Из больницы она забрала меня к себе в общежитие, ей как-то разрешили. Я еще три месяца на костылях прыгал, весь в гипсе. Инна меня выхаживала, и тогда, наверное, у нее ко мне чувство возникло.
– Сегодня ваша жена тоже актриса «Современника». Считается, что актерские браки нежизнеспособны. Статистика свидетельствует, что многие из них распадаются.
– Чтобы такой брак был прочным, муж и жена не должны помогать друг другу в своей профессии. Особенно если они играют в одном театре. Есть режиссеры, которые всю жизнь снимают своих жен, есть актеры и актрисы, которые соглашаются сниматься только вместе со своей второй половиной. На мой взгляд, должно складываться ощущение, что муж и жена вообще имеют разные профессии. Потому что вдвоем, а тем более семейно ничего путного создать нельзя. Можно лишь выстроить иллюзию счастливой и талантливой актерской семьи. Случаются, конечно, исключения из правил, но на то они и правила…
– Вы сейчас на подъеме. У супруги не возникает чувства ревности к вашим успехам?
– Если бы она ревновала, наша семейная жизнь была бы несчастливой. Инна никогда не просит «пристроить» ее в фильм, в котором я снимаюсь. У нас такого не может быть никогда.
– Значит, вместе вы не играете?
– Почему же, в театре иногда играем. Правда, только в последнее время. У нас здесь нет ни дедушек, ни бабушек. Я родом из Херсона, а Инна — из Одессы. Когда дочка была маленькой, мы по очереди оставались с ней. Нас для этого специально разводили по репертуару.
 
Настоящий мужик второго плана

По окончании Школы-студии МХАТ в 1984 году Гармаш был принят в труппу Московского театра "Современник". На сегодняшний день он – один из ведущих артистов театра с интересным и обширным репертуаром: от Лопахина в "Вишневом саде" Чехова до старшего брата в "Карамазовых и ад" по мотивам позднего Достоевского.
Первая киноработа Гармаша случилась в 1984 году. Это была роль Урина в героической балладе Алексея Симонова "Отряд". С тех пор актер снялся более чем в 60 картинах. Сериалы при этом он считает за одну.
"Отказываюсь от роли, когда чувствую: плохой материал, – рассуждает Гармаш о своей сегодняшней востребованности. – Иногда не могу сниматься из-за того, что занят в другом фильме. Но я сыграл и большое количество ролей, про которые с самого начала понимал, что ни славы, ни удовольствия они мне не принесут. Но принесут деньги. Это было в эпоху коммерческого кино, когда хорошие сценарии были в дефиците, а деньги зарабатывать было нужно. Есть работы, за которые стыдно. У меня свой черный список. Но все «пропущенные запятые» – в моем уме, в моем сердце... Есть работы, которым я рад. Несколько раз в жизни мне повезло с ролями. Очень счастлив, к примеру, что у меня в жизни была такая работа, как фильм «Любовник» Тодоровского. Это просто счастливый случай – встреча с Тодоровским. На мой взгляд, картина удалась, мне понравилась, а нравятся мне далеко не все фильмы, в которых я играл».
На сегодняшний день у Гармаша редкое – по меркам отечественного кинематографа последних лет – амплуа. Он – мужик. В смысле – настоящий мужчина. Не секс-символ, а именно крепкая русская мужская натура. В Голливуде таких, как он, называют «героями второго плана». К ролям "второго плана" Гармаш всегда готовится скрупулезно и знает о своем персонаже все, как учили педагоги из Школы-студии МХАТ. Он востребован у режиссеров, и ему очень благоволит дамская часть аудитории.
В уходящем году целых три проекта с участием Гармаша стали номинантами на премию «Оскар» – «12» Никиты Михалкова, «Катынь» польского режиссера Анджея Вайды и анимация Александра Петрова «Моя любовь», в которой он озвучил одного из персонажей.
Роль присяжного номер три в «12» стала одной из самых ярких работ актера за последнее время. Его герой, по-гармашевски темпераментный, в первые минуты фильма убежденный в том, что «чечененок» виновен, в процессе преображается на глазах.
«Прототипа не было, – говорит актер о своей роли. – Людей с шовинистическими взглядами у нас полно – тех, кто всю вину за неудачи в своей жизни готов переложить то на кавказцев, то на выходцев из Азии… Но просто срисовать конкретного человека – это не моя кухня. Мне хочется героя как бы примерить на себя, максимально его "присвоить". Короче, следую актерской школе, в которой вырос, а ее принцип: "я в предлагаемых обстоятельствах". Мой персонаж – человек со своей правдой. Не озлобленный – просто слишком эмоциональный».
 
«Я люблю наблюдать людей»

– Сергей, ваши герои всегда жесткие, в чем-то даже прямолинейные. Это как-то соотносится с вашим характером?
– Нет, я не агрессивный. Могу быть жестким, взрывным, но в целом я добрый. Думаю, что это, скорее, идет от типажности. С моим лицом трудновато было бы сыграть нежного влюбленного, порхающего по жизни. В действительности я не считаю себя жестким человеком, хотя, в зависимости от обстоятельств, могу быть даже грубым. Во всяком случае, меня трудно назвать мягким и покладистым. Поведение у меня далеко не идеальное: случались конфликты в театре, опаздывал на спектакли и срывал их по неуважительным причинам… Однажды вообще загулял надолго и был крепко бит за это жизнью и начальством. Все это было, что скрывать?
– Свои главные награды – «Золотой орел», «Ника» и «Золотой овен» – вы получили за роли второго плана, хотя некоторые из них официально назывались иначе. Это ваш конек?
– Да, ролей второго плана у меня много, и я их очень люблю. Они мне очень многое дали. Не в смысле наград, а в профессиональном смысле. Хотя их легче играть, чем большие. Большую роль гораздо труднее выстроить, смонтировать в голове. Фильм ведь снимают не от начала к концу, а в некоем ином порядке, зависящем от многих причин. Иногда сначала приходится играть развязку, а потом завязку. Играя середину, нужно иметь в виду начало и конец. А маленькая роль играется сразу и без оглядки. Но если в них есть жизнь и судьба, как, например, у Соловьева в фильме «Нежный возраст», они имеют очень большое значение для актера. Я никогда в жизни этим не пренебрегал и сейчас не пренебрегаю... Надо любить то, что делаешь. Нет маленьких ролей… Педагоги в студии МХАТ приучали нас серьезно относиться и готовиться к любой роли. Тарасова нас как-то спросила: чем отличаются слезы на сцене от слез в жизни? Было много ответов, но никто не сказал того, что сказала она: в том, что и актеры, и публика получают от сценических слез удовольствие вне зависимости от того, от чего плачет герой – от горя или от радости. В этом прелесть нашей профессии. Конечно, приятно услышать и аплодисменты в конце спектакля, и увидеть лица друзей, когда выходишь из кинозала после премьеры.
– А чем отличается удовольствие игры в кино от удовольствия игры в театре?
– Лучший момент на сцене – это когда ты слышишь звенящую тишину зала. На съемочной площадке этого нет.
– В своих работах вы очень убедительны. Глядя на некоторых ваших персонажей, к примеру, в «Беспределе», люди думают: «В какой колонии нашли этого типа?». Где вы берете свои характеры? Их мимику, жесты?
– Конечно, у меня есть знакомые милиционеры и военные, и заключенных я видел, но мы же все видим их каждый день – кого по телевизору, кого на улице. Поэтому мне интереснее найти мента, зэка, военного в себе. По Станиславскому – представить себя в его шкуре и в предлагаемых обстоятельствах. Хотя, конечно, есть какие-то ужимки, которые я могу срисовать и использовать.
Я люблю наблюдать людей. Наблюдения откладываются где-то на подсознательном уровне, а потом всплывают. Кстати, во МХАТе не говорили о жестах, а говорили об интонациях. Когда ты ухватываешь тон, из него рождается образ. Можно, конечно, придумать роль от жеста. Но нельзя придумать какую-то фишку и от нее построить роль. Фишку можно привнести в роль. Как-то я сыграл в фильме «Брежнев» – съемки заняли всего полдня. Но там было что сыграть: человек прорывается к генсеку, рассказывает свою историю и умирает. Я всегда смотрю, есть ли в роли зачатки судьбы, даже если это не очень выражено в сценарии. Человек может выкурить полсигареты, и за эти полсигареты можно понять, что он собой представляет и какая у него была жизнь.
В любой роли я хочу дойти до самой сути... Актер, как сказал Станиславский, должен быть адвокатом своей роли.
– В том числе и «адвокатом дьявола»?
– Даже Гитлера. Этот Миша из «Мерлин Мурло» – пьяница и хам, ежедневно бьющий свою жену, ходящий к соседке и трахающий эту бедную больную девочку. Но в конце он говорит: «Я люблю тебя. Тебя никто в жизни не будет так любить, как я». Это стало для меня зацепкой. Когда ты можешь найти в плохом человеке, где он хороший, это и есть настоящая драматургия, это выписанная роль. Однозначный герой недостоверен и неинтересен.
 
Молодой папа

И хотя сегодня Гармаш один из самых востребованных российских актеров, убежденностью в собственной избранности, по собственному же признанию, он не страдает и звездой себя называть не любит. Говорит, это уже был бы диагноз:
«Я предпочитаю находиться в пути. И дай Бог, чтобы он был долгим. Когда я выхожу со служебного входа театра, я хочу быть просто Сергеем Гармашом, и мне крайне приятно, когда со мной общаются на какие-то иные, далекие от профессии темы. Нужно очень четко отделять жизнь от профессии. И я не хочу, чтобы окружающие воспринимали меня как артиста. Профессия должна заканчиваться с окончанием рабочего дня...»
Что же происходит по окончании рабочего дня?.. Хобби как такового у артиста нет. В этом он признается сам. Разве что еще с юности классику любит читать. Достоевский, Чехов, вся русская проза... Еще общественной деятельностью в театре занимается. Чулпан Хаматовой и Дине Корзун помогает организовывать акции по сбору денег для детей, больных лейкемией. И мечтает снять собственный фильм. И хотя пока у него хватает сил «бить себя по рукам», с мыслью когда-нибудь написать сценарий для своей картины все же не расстается. И еще Гармаш растит сына. В 48 лет во второй раз он стал папой. Их первая с Инной дочь Даша уже взрослая. И два года назад Гармаш с супругой удивили общественность тем, что неожиданно снова стали родителями.
«Когда родилась дочь, у нас с Инной в Москве не было никого, кто мог бы помочь, – вспоминает актер. – Даша до двух с половиной лет жила у моей мамы на Украине. Я многое тогда пропустил. А вот в год и месяц Ваня пошел с таким криком: та-та-та-та-та! Это такое счастье – видеть, как он растет, как развивается, даже не могу выразить. Мы даже не сразу смогли осознать, какой подарок нам дала жизнь. И я понял, что это один из замечательных способов помолодеть – становиться отцом в таком возрасте, как у меня... В общем-то человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Существует масса способов замедлить процесс старения. Нужно не бояться в 50 лет заскочить на подножку трамвая, повиснуть на поручне и крикнуть: «Гей, славяне!», не боясь того, что в тебя ткнут пальцем (смеется).