Стерв не люблю

Ее обязательно надо видеть на сцене. Потому что она - Актриса. Заразительная. Блистательная. Настоящая. Даже неважно, кого она играет. Главное - как! Прима, как сказали бы раньше. Но она не подходит под этот сложившийся театральный стереотип: первая красавица, она же чаще всего женщина-вамп. Юля не любит самого понятия вамп, так как считает, что, зная про свою неотразимость, женщина быстро глупеет. А Юлия Рутберг умна, иронична, при этом умеет такое сотворить на сцене. Кстати, ту же красотку сыграет так, что зрители-мужчины долго будут желать именно такую женщину. Но как неподражаемо искрометна Юлия Рутберг, когда играет милые женские несовершенства, превращая их в продолжение наших женских достоинств. Как ей это удается?! Не знаю почему, но сама Юлия мне кажется похожей на Пьеро, но не того грустного плаксу, тень Мальвины, а хрупкого и стойкого, рядом с которым светло и надежно.



- Я вообще по своей природе мальчиковая девочка, с мальчиками мне было гораздо интереснее. Всякие прятки, салочки, в войну. Я была сорванцом. При этом жила в интеллигентной семье, но в то же время абсолютно демократичной. Мы всегда жили очень бедно, но очень весело. У нас было мало места, зато стоял Август Фестер, привезенный бабушкой и дедушкой еще из Германии. На нем учились все поколения. У нас было такое количество книг по живописи, что, можно сказать, мы жили в гостях у книг и альбомов. Станиславский был абсолютно прав, когда однажды сформулировал для своих актеров, что человек, который раз в семь лет не садится за парту и чему-нибудь не учится, он останавливается. А когда актер начинает просто работать, и есть замечательные образы, уходит нечто.

- Но ведь и в жизни точно так же, мы иногда начинаем пробуксовывать, терять. Как здесь быть? Удается ли тебе на сцене, скажем, переиграть саму себя в свой не лучший период жизни?

- Да, мне это знакомо по жизни - ощущение как будто вокруг тебя выжженная земля. Так бывает. Но даже когда какой-то разрыв, ты все равно переполнен эмоциями. Хуже когда все зависает и наступает какое-то скорбное бесчувствие. В этом смысле я выбрала для себя абсолютно уникальную профессию.

- И все-таки театр есть театр, спектакль заканчивается, интересно, какая Юлия Рубрерг в жизни?

- Меня нельзя уговорить, мне нельзя заплатить, меня можно очаровать, потрясти.

- Если потрясти, то чем?

- Талантом, поступком каким-то. Я не понимаю, что такое красивый мужчина. Он обязательно должен что-то сделать, чтобы я обратила на него внимание.

- А что такое сделал Алексей Кортнев, что привлекло твое внимание?

- Леша? Мы вместе участвовали в одном капустнике, он написал несколько прекрасных текстов. Я услышала как он поет. Он сидел на кухне, мы попали в одну компанию, четыре часа пел под гитару, замечательно совершенно. Потом... Мы увиделись через месяц, еще через две недели, потом фактически сошлись.

- Вот так разом, спонтанно решили оба?

- Это было осторожно, хотя в юности мне было свойственно прорубаться на всем ходу. Такая стихия, цунами, сила разрушительная, замешанная на бешеной страсти. А все, что к любви, к созиданию, оно медленно возникает. Теперь я просто понимаю. В моей жизни было несколько любовей. И каждая абсолютно непохожая одна на другую.

- Любя, мы ваяем друг друга? И все-таки по жизни, кто больше -мужчина или женщина - влияет на любимого в плане его созидания?

- Я думаю, что в большей степени женщина. Да посмотрите на нашу жизнь. Женщины более инициативны, более энергичны.

- Может, так было всегда, время тут ни при чем?

- Не знаю. Может быть, у меня бабушка такая, у меня мама такая, вторая бабушка. Все очень деятельные женщины. Бабушка танцевала. Совершенно блистательно. Мама музыкант. При этом все были фантастическими стилягами. Бабушка прекрасно шила. Вообще у меня изумительная семья в смысле вкуса и всего остального.

- Так вот откуда столько талантов в тебе, можно сказать, генная предрасположенность к сцене.

- Да, мой дедушка танцевал классику в Большом театре. Папа - режиссер, актер, мим. Первый мой муж, кстати, тоже актер.

- Вы сейчас с ним работаете в одном театре?

- Нет. Он живет в Америке. Саша Кузнецов, тот самый, который играл Джека Восьмеркина - американца в кино, он папа нашего сына Гриши. Потом уже появился Леша Кортнев.

- Так получается, что в жизни и на сцене тебя всегда окружают талантливые мужчины. Как-то видела на телеэкране интервью с тобой и Максимом Сухановым одновременно. И была буквально поражена, как просто на уровне какого-то обоняния понимали, дополняли друг друга, даже не с полуслова, а с полувзгляда, вы существовали буквально как две родственные половинки единого целого.

- Как две собаки. С Максимом мы знакомы уже четырнадцать лет. С Сережкой Маковецким - десять-одиннадцать. С Володей Симоновым - столько же. Это мои братья, мужчины, мои вдохновители. Я их обожаю. Мы такие нюансы играли. И такая свобода на сцене! И вдруг такая нежность, забота. Женщины всегда чувствуют, когда о них заботятся неформально. При этом они могут мне прямо сказать, если я что-то не то сделала или чего, например, я не должна носить. Они настолько принимают участие в моей жизни, как и я в их, причем, делаем уже это неосознанно. Я радуюсь искренне за них, они - за меня. Я их безумно люблю всех, и потому безумно ревную, если они находятся в другой работе без меня. Я называю всех нас "семейкой Адамс". Сюда входят Маша Аронова, Лена Сотникова. В принципе экстерьер нынешнего Театра Вахтангова, потому что наше старшее поколение - объективно пожилые люди, им трудно даже нести на себе тяжелую ношу. Среднее поколение, к сожалению, убито почти навсегда этими же мастерами, потому что играли они, а не другие. И это трагическая ситуация. Дальше идем мы - взрослые молодые...

- Когда бывает очень плохо, тебе нужно, чтобы рядом было плечо мужчины, в которое можно поплакаться, или ты стараешься переболеть наедине с собой?

- Я предпочитаю, чтобы в этот момент рядом со мной были мои подруги. Существуют колоссальные женские очень мощные отношения. Я знаю, что Иваниха моя никогда меня не продаст. И если, не дай Бог, кто ее обижает или ей плохо, я прямо до дурноты дохожу, готова приехать на помощь куда угодно. Мне кажется, дружба вообще внеполовое понятие.

- А что в твоем понимании женское счастье: муж, семья, налаженный быт?..

- Если все только на бытовом уровне, то для меня это равно несчастью. Мне кажется, что мужчина, какой бы он прекрасный семьянин ни был, всегда сравнивает. Да, у него жена-красавица, отличная хозяйка, заботливая мать, но вот он выходит на улицу, а там и рядом с ним на работе другие женщины. Мне кажется, женщины, впрочем, как и мужчина, должны завоевывать друг друга. И дело вовсе не во внешних проявлениях. Когда у меня премьера, новый спектакль, я во время этих репетиций могу быть чумичкой. Как-то пришла домой, Алешка мне говорит:

- Джуди, посмотри на себя.

- Алеша, - прислонилась так головой к дверному косяку, - я теряю пол. Потом Леша видит меня в этом новом спектакле. Приходит обязательно через какое-то время еще раз, видит, как я расту. Мы сидим на кухне ночами, по три-четыре часа обсуждаем мои работы, его программы и это очень здорово. Я сама себе завидую.

- Если судить со стороны, вы с Алексеем люди очень разные. Он производит впечатление мужчины, которому нравится нравиться, и у него есть на то все основания. Ты же не боишься, особенно на сцене, быть некрасивой, если это надо. Быть собой для женщины так ли уж необходимо, тем более если всегда надо завоевывать мужчину?

- Это не просто необходимо. Это единственная возможность. Стать кем-то в этой жизни, и не только для конкретного мужчины. Для человека вообще важно, чтобы в него кто-то верил.

- Для тебя сейчас, когда ты уже состоялась как актриса, это так же значимо?

- Что такое состоялась, каждый день надо доказывать, что ты не верблюд...

- Можешь сказать, что у тебя сейчас лучший женский возраст, когда уже что-то знаешь, можешь и очень многое еще впереди? Вообще, как ты относишься к возрасту?

- Мне кажется, от тридцати до сорока - это самый осознанный период, момент пика всего-всего, что может позволить себе женщина. Но когда ты ничего не знаешь, только открываешь, разве это хуже? Хотя, если бы предложили мне сейчас стать опять восемнадцатилетней, не стала бы. Во-первых, потому, что я очень долго зарабатывала себе право занимать то место, которое занимаю сейчас. Это стоило больших трудов. Да, даже сейчас, наш спектакль Фрекен Жюли, очень любимый мной, до сих пор не принят большей частью труппы. Приходится буквально пробиваться.

- Кстати, о Фрекен Жюли. Что очень дорогое для тебя в ней - чисто женское - ты хотела бы передать со сцены?

- Слабость, нежность, абсолютную открытость, полное распахивание себя.

- А нужна ли эта абсолютная распахнутость перед мужчинами? Ведь они в большинстве своем охотники, им важно завоевывать, открывать постоянно. Может, надо к открытости быть еще непредсказуемой, чуть шальной?

- Конечно, быть разной - только не стервой. Я стерв не люблю. У меня очень трудный характер. У меня очень дурной характер, но я никогда не бываю стервой. Просто ты должен доверять своему чувству. Если ты любишь человека, ты будешь ему прощать, доверять, входить с ним в партнерство. Если ты думаешь только о себе и позволяешь любить себя, как часто бывает именно со стервами, то, я думаю, это очень тяжко.

- Как раз психологи-то учат нас: полюби себя, и тогда другие будут любить тебя так же.

- Это правильно, хотя я не знаю, что такое любить себя. Но на сцене я эгоистка, творческая эгоистка. В жизни, пожалуй, нет. Для людей, которых я люблю, я готова сделать все, даже забывая о себе. Но при этом я не могу бросить собственную жизнь к ногам своего ребенка. Во-первых, он не способен будет оценить это. Во-вторых, чтобы ребенок, особенно сын, уважал тебя, он должен видеть чего ты сама добилась в этой жизни.

- А ты хотела именно сына?

- Нет, это я должна была родиться мальчиком Гришей. Когда мама рожала, родились тринадцать мальчиков и только одна девочка. Вахтанговское число мальчиков и я. Девка "в рубашке", вся в таких перепонках.

- В сорочке, значит, счастливая, так говорят.

- Не знаю, но меня в жизни так часто било, я даже погибала. Слава Богу во сне.

- А как ты относишься к другой народной поговорке-примете: муж и жена - одна сатана?

- Я очень не люблю, когда из нас с Лешей начинают делать конфетные обертки, сладкую парочку. Причем, я Лешку люблю и уважаю, он очень хороший человек, но в нем, как в любом из нас, есть масса вещей, которые я не принимаю. Так же и он во мне. Это нормально. И вся эта патока меня бесит. Потому что я знаю многие пары, которые фотографируются во всех журналах, а я при этом становлюсь свидетелем полного краха у них в семье. И вот это преступление, ханжество. Это чудовищная гордыня наоборот. Вообще гордыня - это самое страшное.

- Не в этот ли момент женщина начинает терять себя, когда она строит свою жизнь в угоду кому-то, пусть даже общественному мнению?

- По-своему она уже несчастна, а несчастных не любит никто. Женщина обязательно должна быть чем-то увлечена, тогда она будет довольна собой, удовлетворена. Я не говорю о сексуальном удовлетворении. Как мы читаем обычно в американских журналах: "Когда у меня нет регулярного секса, у меня портится настроение". Мне кажется, существует гораздо более мощный душевный, духовный подъем. Я очень люблю людей, я очень люблю жизнь, и жить. При этом я долго не могу существовать в состоянии покоя. Для меня это что-то уже не то. Меня называли уродом на сцене. Я всегда знала, что не красавица, я беру каким-то другим местом - и зрителей, и мужчин. У меня с этим проблем нет. поделиться

Наталья Сахарнова

30.06.1999