Из африканского дневника

Усопший возвращается к родным

На самом краю селения под раскидистыми кокосовыми пальмами среди белесых песчаных дюн расположилось старинное деревенское кладбище. Священная территория в священной роще предков.
Сумерки. Быстро, будто занавес в театре, спускается тьма. Вдруг песок в одном месте, там, на бугре, словно ожил. На поверхности показалось нечто, отдаленно напоминающее изуродованную кисть руки со скрюченными пальцами, затем вся рука, плечо... Наконец, из земли медленно поднялось на четвереньки, потом на ноги похожее на привидение существо. Замедленные, угловато-неестественные движения. Походка нетвердая, корявая, как у человека, в одиночку выпившего большой калебас крепкого пальмового вина. Глаза пустые и какие-то бессмысленно-безумные. Это подобие человека явно не может понять, кто он, где находится, что с ним произошло и происходит. Он не может ответить ни на один из вопросов, даже самых простых. Мне это доподлинно известно. И это страшно.
Луну затянули невесть откуда взявшиеся в обычно чистом небе саванны облака. Ветер как-то внезапно стих. Природа вмиг будто замерла и оцепенела. Даже, казалось бы, привыкшие ко всему собаки с голыми от нестерпимой дневной жары шеями не рискнули подавать обычно такие заливистые голоса. Все, кто оказался во дворе, бесшумно юркнули в свои нехитрые строения, стараясь ненароком не оказаться на пути непрошеного гостя. В полной тишине и темноте, спотыкаясь и падая, надрывно кашляя и тяжело дыша, он добрел наконец до хижины, которая всего несколько дней назад была его жилищем. Домочадцы, увидев столь неожиданное зрелище, буквально вжались в упругие стены. Они-то все поняли сразу, онемев от панического ужаса, охватившего их при виде некогда дорогого, но сейчас совсем нежеланного пришельца из-под земли.
Их отец, дядя и брат должен покоиться в теплой песчаной яме, там, за колючей растительной изгородью, призванной защитить собранный на ночь скот от нападения ночных хищников. Они сами поместили туда тело умершего, выполнив все положенные при этом обряды и ритуалы, принеся необходимые жертвы и формулы благословения в дальний путь. Почему же он ожил?
Самое страшное, если предки не приняли его в свои ряды и "вытолкнули" обратно к живым. Или злые духи вытащили наружу в обмен на последующее тайное служение им и только им. Иначе, как он перебрался через подземную реку, не имея ничего, чтобы оплатить перевозчику обратный путь наверх, к смертным?
...На деле все оказывается, как правило, гораздо прозаичнее. И страшнее. Иногда покойники, пока их в течение нескольких дней носят по деревням и даже городам, где они бывали при жизни, чтобы оповестить всех родственников, друзей, просто знакомых и дать им возможность проститься с усопшим, внезапно оживали. Вероятно, это были "заказные" похороны с недостаточно точно рассчитанным сроком действия напитка или гораздо более редкие случаи самопроизвольного летаргического сна.
Нередко ритуальные действия совершались в спешке, особенно если человеку, находящемуся в расцвете сил, требовалось срочно уйти, по сути дела, сбежать из жизни в связи с нависшей над ним угрозой неотвратимой и зверской, мучительной и позорной расправы со стороны тайного ритуального общества. Ведь подкинутая к дверям его хижины фигурка тотема не могла означать не чего иного, как смертного приговора секретной коллегии старцев, которых он чем-то сумел до такой степени разгневать. Возможно, кто-то из врагов ловко сводил с ним счеты. Впрочем, ни времени на размышления, ни выбора, по сути дела, уже нет. Надо достойно принять пусть несправедливый вызов судьбы, чтобы не было мучительно стыдно ни перед предками, ни перед потомками.
Может быть, бежать? Но куда и зачем? В городе он все равно не спрячется и не выживет, даже если его оставят в покое. Скорее всего за ним устроят ритуальную охоту, как за недавно объявившимся в округе леопардом-людоедом.
Еще раньше, по воспоминаниям самых древних стариков, в состояние, подобное клинической смерти, из "гуманистических" соображений специально вводили обреченного на заклание (в процедуре жертвоприношения духам предков).
Много лет назад один из моих старых друзей-востоковедов неоднократно взволнованно рассказывал, какое пережил потрясение, когда, попав с первой советской миссией в Афганистан, столкнулся с продажей на рынке такого зомби, предварительно откормленного "на мясо" для каких-то особых ритуальных целей. Российские представители предложили затребованную продавцом сумму, чтобы выкупить несчастного. Каково же было удивление и недоумение наших земляков, когда сам обреченный категорически отказался от их предложения и предпочел свободе уготованную ему колдунами племени участь! Возможно, он уже был настолько парализован психологически, что не понимал толком самой сути происходящего, потому не хотел, чтобы его съели, - об этом своем "предназначении" он знал, но относился к нему с полным равнодушием - съели "чужие", не знакомые ему люди. В этом трагическом выборе он отдавал явное предпочтение своим. Возможно, предложение о личной свободе, которую ему пытались навязать россияне, не находило никакой "зацепки" ни в воспоминаниях, ни в местном эпосе и фольклоре. Потому оно могло показаться несчастному чем-то несравненно более противоестественным, нежели его предстоящая участь.
Такого рода зомби предварительно поили природным ядом. До сих пор подобный яд приготовляется бушменами племени сан из тщательно протертых личинок крупных черных муравьев, достигающих целого сантиметра в длину, смешанных с вяжущей смолой зонтичной акации - она способствует длительному пребыванию снадобья в желудке жертвы и оказывает анестизирующее действие (блокирующее предстоящую боль и резко снижающее остроту зрения). При этом в остальные части тела яд не проникает. Некоторые африканцы подозревают, что их колдуны-мцаваны под предлогом соблюдения обычаев время от времени позволяют себе полакомиться сладковатой человечинкой.
На океанском побережье Западной Африки в качестве средства, вводящего человека в состояние анабиоза, дающего картину длительной клинической смерти, применялась ядовитая кора африканского дуба. Кроме того, в состав зелий и снадобий такого рода шли растертые в порошок листья вечнозеленого растения китунбегила, напоминающего имбирь, - с плодами, имеющими форму миниатюрных фаллосов, а также семена мбики маленда, схожие с крохотными человеческими эмбрионами (что позволяло использовать их вместо человеческих жертвоприношений). И еще кинзензи - пудра из тропических сверчков, обладающая слабительным действием. Подчас применялся и прах покойников. Нередко в качестве эффективно и безболезненно парализующего мышцы и дыхание яда используются выделения рыбы-пузан, действие их в 500 раз эффективнее цианистого калия.
Но, даже оставшись живым, человек, который не просто достоверно умер, но и был публично похоронен, никогда уже не станет тем, кем он был в глазах его сородичей, родственников, соседей, знакомых. Его будут сторониться, избегать, расступаться перед ним, но не заводить с ним разговоров, не иметь никаких общих дел.

Яйцо попугая для царя

Как-то я получил приглашение встретить Новый год в интеллигентной африканской семье. Во дворике среди стволов пальм были расставлены кресла, стулья, скамейки для гостей: все, кроме меня, были здесь родственниками или свойственниками. Внимание привлекала величественная поза старейшины этой очень большой семьи - 77-летнего человека, которого я знал еще министром юстиции его страны около 30 лет назад. Он сидел в удобном кресле на почетном месте, задумчиво молчал, спокойно разглядывая возню пары десятков младших внуков и старших правнуков и оставаясь во власти своих, никому не ведомых дум. Пару-тройку раз великовозрастные дети патриарха о чем-то спросили и вспомнили о здоровье главы семьи, каких-то эпизодах из прошлого. Его единственным собеседником в этот вечер оказался, по сути дела, нечаянный гость из далекой России, в честь которого экс-министр, не раз бывавший в Москве, вспомнил несколько десятков русских слов и не совсем печатных выражений. А в общем, жизнь шла своим чередом, как бы обтекая его. Уважение к нему питали - сколь-нибудь реальной власти над событиями и домочадцами он уже не имел.
Жажда жизни подчас весьма причудливо сталкивается с жаждой власти. Исходя из представления, отождествляющего смерть со всеобъемлющей властью над живущими и теми, кому еще предстоит жить, африканцы слегка побаиваются стариков: ведь они так близки к миру сверхъестественного, их уже коснулось его могущество. Вместе с тем стариков почитают за то, что они сумели так долго прожить, много сделать и произвести на свет детей и внуков. Общество нуждается в мудрости, накопленной стариками, в их способности заглядывать далеко в прошлое, взирать оттуда на путь предков, трактовать события "зримого" житейского времени саса в контексте великого и вечного времени замани. Многие пожилые люди отчетливо понимают двойственность своего положения, поощряя некоторую долю страха, но вместе с тем давая хотя бы изредка скупые советы, благодаря чему живут в старости спокойно и пользуются уважением.
Никаких привилегий, кроме искреннего уважения и почитания, людям, перешагнувшим рубеж нормальной, по традиционным меркам, продолжительности жизни, здесь не полагается. Чем это объяснить? Может быть, естественногрупповой отбор и суровый жизненный опыт еще в глубокой древности подсказали африканцам такое "противоядие", исключающее опасность передачи рычагов реальной власти в руки геронтократии. Ведь абсолютизация мудрости, отождествляемой с возрастом, часто перевешивается с физической дряхлостью и старческим маразмом.
Самым древним институтом обычного "права", превентивно блокирующим такие ситуации, видимо, была традиция, неуклонно требовавшая от ближайших советников верховного вождя тщательно следить за его здоровьем, физическим и умственным. Это было тем более важно, что многие правители, представляя бога и первопредка среди живущих, всячески избегали показываться на людях. Известен случай, когда неожиданно выявилась до той поры тщательно скрывавшаяся от подданных парализованность обеих ног у обы (царя) Бенина. Он немедленно был отстранен от власти вместе со своими ближайшими советниками, а затем забит каменьями.
А между тем священный обычай предков требовал от придворных сделать правителю, оказавшемуся в такого рода ситуации, деликатное предложение "уснуть" - то есть совершить с их помощью ритуальное самоубийство либо покинуть пределы царства. Такая же участь ждала вождя, воины которого из-за плохой подготовки или неудачного руководства понапрасну гибли в бою. "Главнокомандующему", следуя древнейшей этике руководства, следовало разделить их горькую долю путем соответствующего обряда, свидетельствующего о добровольном присоединении к ним в "той" жизни.
В странах Тропической Африки сложилась и другая, оригинальная и действенная, форма "внепарламентской" и внедворцовой обструкции. Обычай носит название кири-кири и заключается в длящейся до трех месяцев кампании возмущения, проводимой обычно по ночам у дворца или виллы виновного, нередко сопровождаемой не только обвинениями в нарушении обычаев и ведовстве, но и руганью, распеванием насмешливых неприличных куплетов, советами поспешить "уснуть" либо поскорее удалиться в изгнание (что часто было лишь недостойной отсрочкой неминуемой смерти).
Иногда красноречивым намеком необходимости самому достойно оставить трон служило посланное царю яйцо попугая или пустой калебас. Нечего, мол, талдычить много лет одно и то же, тем более что ситуация продолжает ухудшаться и просвета не видно. Второй знак - пустой сосуд - символизировал внутреннюю опустошенность правителя, исчерпавшего данный ему природой запас сил, энергии и мудрости для общения с тотемами, предками и их духами. В обоих случаях не стоит гневить ни тех, ни других, ни третьих, ибо знамение только передано приближенными либо "невидимыми" стражами незыблемости векового традиционного порядка. А исходит оно от мудрых предков, которым "оттуда" много видней.
Тянущаяся из глубин первобытного строя традиция понимания власти как гаранта народного благосостояния жива до сих пор. И касается даже лидеров крупных государств, имеющих несомненный международный авторитет и заслуги перед страной. Несколько лет засухи и неурожая существенно облегчили группе амбициозных генералов и старших офицеров свержение древнейшей из доживших до наших дней монархической власти негуса Эфиопии Хайле Селассие I. Нарушение привычных природных циклов темный народ легко связал со старческой немощью некогда любимого императора и защитника страны от итальянской агрессии - в их глазах терявшего уникальную прежде способность ладить с природой и духами своих великих предков.
Отношение к смерти как в принципе неизбежному уходу из "этой" жизни в традиционном африканском обществе отнюдь не однозначно, а очень избирательно и реалистично. В фольклорной песенке нигерийских йоруба "Шесть условий земного счастья" утверждается некий свод правил. "Первое - это, конечно, не умереть молодым. Второе - не впасть в нищету. Третье - не знать огорчений и тягот. Четвертое - чтобы жизнь была приятна для нас. Пятое - быть счастливым в детях. А в-шестых - не пропустить подходящего случая, чтобы здесь, в нашем мире земном, без мучений заснуть последним сном".

Вместо эпилога

Мне довелось задуматься над этой старинной народной мудростью необразованных африканских "дикарей", оказавшись гостем в одном из роскошных пансионатов для людей старше 80 лет в предместье Женевы. Там многое напоминало настоящую жизнь: бар с безалкогольным пивом и безникотиновыми сигаретами, вышколенные официанты, которым можно было заказать порцию диетического творога, прекрасная мебель, живопись на стенах, экзотические рыбки в изысканно-красивых аквариумах. А у выхода - скромный столик, на котором лежали один-два фамильных альбома, и настенная доска, перевитая траурной лентой, где были прорези для необходимой смены имен умерших и дат их жизни. Утро обычно начиналось с выяснения того, кто прошедшей ночью уснул навсегда. При этом в глазах постояльцев этого безутешного отеля читались при этом не столько горе и страх, сколько нечто вроде сочувствия и зависти. Кончилось чье-то томительное ожидание неизбежного. Вместо панического ужаса перед лицом буквально глядящей в глаза смерти (присущего молодым) - эгоистически-альтруистическое желание сделать ее максимально безболезненной для себя и близких. Нередко вслух высказывается желание искусственно ускорить наступление последнего часа. Но никто из врачей, а тем более родных даже слушать об этом не хочет. Могут быть неприятности судебного плана либо сложности с вступлением в права наследования.
Так неужели сегодня наиболее благополучный в мире человек Запада не может распорядиться самостоятельно самым ценным, что у него есть, собственной жизнью, когда она становится явно в тягость и ему самому, и его близким? Разве это не входит в "пакет" неотъемлемых прав человека? Современная цивилизация медленно и неуклюже движется к решению все более актуального для очень пожилых людей вопроса сверхсложным путем, добросовестно путаясь в массе неожиданных медицинских, юридических, экономических, этических и прочих проблем. Между тем налицо как раз тот случай, когда-то новое, вокруг чего развернулись горячие общественные дебаты, является не чем иным, как хорошо забытым старым:
традиционные формы и реликты его до сих пор функционируют, так сказать, "живьем" в архаических структурах целого ряда народов Тропической Африки. поделиться

Игорь Андреев

07.11.2003