скучно, что-то, пойду напьюсь…
Ведьма
Не пугайтесь, это всего лишь правда…
В полумраке из большого зеркала на неё смотрела ведьма… Таинственно-грустные глаза, потемневшие волосы, она не узнавала себя, а ещё совсем не давно…
Заходящее солнце освещало узкую тропинку и двух медленно идущих. Она была так счастлива. Неужели в жизни появилась тихое, спокойное чувство, которое поглощало её сердце и душу? Ладонь крепко держала мужская рука, а это солнце… умиротворённо и незыблемо светящее… Вечера проходили в шумной компании друзей, и ей казалось, что не хватит времени, она не успеет вдоволь надышаться их задором и оптимизмом. Происходящее медленно перетекало в идеальное, и однажды увидев себя со стороны, она почувствовала, что не она, а другая проживает её жизнь, воплощает мечты…
А может быть, это не её мечты? Что-то стремительно сжигало душу, превращая сердце в камень, старательно приближая её к бездне, но она переборола себя…
Ранним майским утром внутри вспыхнул пожар. Внезапно возникшее решение сдавливало виски, она впервые за последнее время почувствовала сердце – оно болело… Теперь её ничего не могло остановить. После прощания с ним та самая мужская рука, уже пахнувшая хмелем, сжимала её плечи, трясла их. Но она не боялась, к ней снова постепенно возвращалась душа.
Жарким летом болезненные следы оставляли камни-слова друзей, так метко и колко брошенные в сердце. Другая, которая ещё не совсем ушла из сознания, ненавидела её за эти поступки, терзала… Но, вопреки всему, она становилась всё сильнее и сильнее, каждое новое испытание оставляло лишь морщинку в уголках её губ, и не более…
Осень принесла ей грусть, меланхолию... медленно перетекающую в воспоминания. Ей опять почудилось, что другая «занозой» впивается в душу. Наполнившись слабостью, в поисках выхода, она уехала…
Отеческими объятиями холодной осени её встретил родной город. Спокойным молчаливым слушателем он читал мысли, изредка обдувая ветром, и радуя снегом. Уезжая, она поняла, что другая исчезла, растворившись в пожаре её души и сердца.
В поезде первый раз за долгое время она написала стихи…
Потом сменила белые локоны на тёмные пряди, внутренняя искорка опять медленно наполняла её, но что-то было не так.
Сегодня, заглянув в самые далёкие уголки души, она нашла раны, старые, не заживающие, от тех слов-камней, брошенных в неё когда-то любимым людьми.
Луч фонаря блеснул в центре маленькой слезинки, катившейся по её щеке. Заметив ещё одну, он скользнул и по ней, а потом ещё и ещё… Она смотрела на себя и плакала, эти слёзы были прощением и просьбой о понимании…
Вдруг несколько людей где-то в её городе почему-то схватились за сердце. Такие новые ощущения, неужели они опять стали чувствовать?.. Впервые они увидели в себе других людей, старательно прожигавших их жизнь, воплощая ненужные, глупые мечты.
Потом они обязательно вспомнят её, шепча всего лишь одно слово: «Ведьма». Но случится ли пожар внутри, решать только им… Она не возьмёт на себя такой груз…
Знайте, однажды, когда мимоходом встретите ведьму на улице, вы обязательно узнаете её по блеску в глазах и безумному пожару внутри…
- Алекcандра Ястребова
- 11.05.2007
Оставьте свой отзыв
Ведьма
Филолог по образованию, специализирующийся на изучении фольклора, доцент Ираклий Боголюбский ехал в телеге, воображая себя едущим в чичиковской бричке, и размышлял о судьбах российской словесности. Живописные пензенские пейзажи, расстилавшиеся окрест, настраивали его на философский лад, придавая течению мыслей оттенок светлой грусти.
Третьи сутки он скитался по глухим деревням: беседовал с людьми, слушал пение звонкоголосых сударушек, подмечал меткие словечки, собирал крупицы народной мудрости - пословицы и поговорки. Однако результаты проделанной им работы выглядели далеко не блестяще: Ираклий записал всего несколько похабных частушек и одно сказание, впрочем, небезлюбопытное, что позволило ему сделать неутешительный вывод: фольклор как таковой вымирает.
- А это значит, что душа народа больна. Душевнобольной народ - вот что это значит, - вслух произнес Ираклий.
- Вы что-то сказали? - повернулся к нему колхозный плотник, управлявший лошадью.
- Нет, ничего, - поспешил заверить его Ираклий. - Это так... Мысли вслух.
- А, мысли...
Он поправил под собой пучок соломы и полистал свой блокнот. История, записанная им накануне со слов древней старухи, за давностью лет не помнившей свое имя, но отзывавшейся на отчество, была из разряда чудесных, или колдовских.
Произошла она в отдаленной деревне, жители которой, по слухам, частенько прибегали к посредничеству нечистой силы. Издавна место это пользовалось дурной славой - оттого ли, что селились здесь колдуны и ведьмы, или оттого, что простые люди умирали чаще, чем где бы то ни было - смерть настигала их при самых загадочных обстоятельствах.
В ту деревню и держал свой путь Ираклий.
Небо над лесом заволокло тучами. Громко и бранчливо каркнул большой черный ворон. Сделав несколько неуклюжих прыжков, он, славно пародируя былинную птицу, отскочил с обочины дороги и улетел прочь.
Ираклий не был суеверным человеком, но сердце его болезненно сжалось. Внимательный и холодный зрачок ворона запал ему в самую душу, наполнив ее нехорошим предчувствием. "Что-то ждет меня там", - с тревогой подумал он.
Когда из-за поворота показались обычного вида деревянные дома с облупившейся краской на ставнях, Ираклий вздохнул с облегчением. Их убогий вид внушал скорее жалость, чем опасения.
Телега скрипнула и остановилась.
- Приехали, - сказал возница.
- Это здесь? - с недоверием покосился на него Ираклий.
- Отель "Континенталь", - отрекомендовал полуразвалившуюся хибару колхозный плотник. - Проживание бесплатное. По причине отсутствия владельца.
- Где он?
- Топчет зону.
Ираклий взял свой полновесный чемоданчик, набитый книгами, перекинул через руку плащ и, попрощавшись с возницей, вошел в дом. Прогнивший пол, ржавый рукомойник и солдатская кровать отнюдь не рассеяли пасмурного настроения, навеваемого наружностью заброшенного жилища. Мерзость и запустение этого медвежьего угла в сочетании с самодовлеющей тишиной вселяли в него тревогу и желание спастись бегством, бытовые мелочи приобретали зловещий смысл. В голову лезла всякая чепуха - домовые, черти на дне колодца, мертвецы, таящиеся в сундуках...
"Нервы", - решил он и прилег на кровать, положив под голову свернутое одеяло.
Старухина история не давала ему покоя. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного. В каждой деревне приезжему могут порассказать и кое-что поинтересней. Впрочем...
Как-то много лет назад в деревенскую школу приехала учительница начальных классов, была она молода и необычайно красива, детишки в ней души не чаяли. И влюбились в нее два брата - старший, служивший прежде в бомбардировочной авиации техником, и младший, художник-самоучка, расписавший плафон сельской церквушки. Сохли братья по ней отчаянно. Но между собой не ссорились. Один готов был уступить другому. Да только учительнице было все равно: сердце ее не принадлежало никому. Любовь братьев была для нее развлечением, игрушкой.
Сколько бы все это продолжалось - неизвестно. Да только однажды младший брат заглянул к ней в дом через окно и стал наблюдать, как она прихорашивается перед зеркалом. Смотрел он, смотрел - и вдруг, упал без чувств. А когда очнулся - стал седым, как лунь.
Старший брат давай его пытать: "Отвечай, что видел". "Ее, - молвил младший. - С лица - она, а в зеркале - ведьма..." Пошли братья на сельский погост, а там надгробие с фотографией. Глянули они - и узнали свою возлюбленную. Давно умерла она. А облик ее приняла ведьма, объявившаяся под видом учительницы. Кинулись братья назад в деревню, а ведьмы уже и след простыл. С тех пор младший, как есть, сошел с ума и вскоре скончался, а старший спился с круга.
С ним-то и собирался встретиться Ираклий.
Под впечатлением этой истории он сделал в блокноте запись": Человек, изначально тяготеющий к гармонии, не способен смириться с тем, что красота и зло нередко сближаются настолько, что становятся синонимами. Выход из этого тупика - за гранью его понимания".
Перед тем, как заснуть, доцент долго прислушивался к шорохам за окном и отдаленному плачу ночной птицы. "Я узнаю правду, - подумал он сквозь сон. - И случится это скоро".
"Скоро", - вторили ему качавшиеся на ветру ели. - "Как только вычерпаешь наперстком лесное озеро", - добавил тихий голос, раздавшийся у изголовья его кровати.
Проснулся Ираклий рано. Сторговавшись с соседкой, купил у нее кувшин молока и каравай свежевыпеченного хлеба. Позавтракал, глядя на дорогу, по которой за час прошли три человека, одна лошадь и проехал один раздолбанный грузовик. Затем отправился на поиски старшего брата.
Бывшего техника он нашел в колхозном коровнике.
- Забирай его, - сказал бригадир. - Все равно до вечера не протрезвеет.
- От винта! - бодро скомандовал техник и тут же сник, свесив голову набок. Раздался богатырский храп.
Ираклий растолкал его и помог подняться с пола. В обнимку, как закадычные друзья, они направились в сторону дома, где остановился доцент. Тащить на себе пьяного - занятие, требующее особых навыков и незаурядной физической подготовки. Ираклий чуть не выбился из сил, транспортируя на себе орущего песни, приплясывающего на ходу военного техника. Наконец, они добрались до места.
- Мне нужно с вами поговорить, - сказал Ираклий, отдышавшись.
- А выпить у тебя найдется? - хитро подмигнул ему техник.
- Это мы устроим, - быстро сориентировался Ираклий, доставая из своего чемоданчика флягу в виде пластмассовой книги.
Его собеседник оживился. После третьей рюмки он уже говорил, не умолкая ни на минуту.
- Усталость металла, - шумел военный техник, - страшная вещь! Крылья отваливаются прямо в воздухе. Был самолет - и нет самолета. Голый фюзеляж. Страшная, товарищ майор, вещь, этот самый голый фюзеляж!..
- Я лейтенант запаса, - уточнил опьяневший Ираклий.
- За это и выпьем! Чтоб дослужился до майора!
Весь день они провели вместе. Но, несмотря на словоохотливость военного техника, выведать что-либо о младшем брате у него так и не удалось. Когда разговор касался истории с ведьмой, он замыкался в себе и отказывался отвечать на вопросы.
- Это ни к чему. Ни к чему это...
- А дорогу на кладбище показать можете? - попытался у него Ираклий.
- Объяснить - могу. А показать - тебе любой покажет. Сначала прямо, потом забор налево, по тропинке в лес, огибаешь лесное озеро, холм, тут тебе и кладбище - отдыхай не хочу...
Ираклию на мгновение почудилось, что где-то он слышал уже про лесное озеро. Вот только где? Он никак не мог вспомнить.
Они просидели на кровати до глубокой ночи. А когда наступил рассвет, Ираклий не обнаружил в доме ни военного техника, ни книжки с остатками спиртного. Кое-как размяв затекшие члены, он отправился со двора на поиски сельского погоста.
Идти долго не пришлось. Сразу за лесным озером, поражавшим геометрической правильностью формы, и поросшим дикой малиной холмом, он набрел на кладбище. У ограды ему встретилась красивая деревенская девушка. Она игриво сверкнула глазами и потупила взор. Ираклий долго глядел ей вслед.
А когда она скрылась за холмом, осмотрелся по сторонам. Обилие крестов и могильных плит, выцветших венков и зеленой туи лишь отдаленно напоминало о присутствии смерти. Мрачно-торжественное и чинное окружение, трава, деревья и цветы скорей говорили о вечности и неуничтожимости жизни. Он переходил от холмика к холмику, от могилки к могилке и, жмурясь от солнца, с рассеянной улыбкой читал надписи.
В конце аллеи внимание его привлекло треснувшее надгробие с овальной фотографией посредине. Ираклий нагнулся, чтобы получше ее рассмотреть.
Улыбка слетела с его лица.
Это была она. Девушка, которую он встретил у кладбищенской ограды…
- Юрий Сысков
- 10.08.2001
а где концовка?
A mne ponravilos. Esche parochku vampirow dobawit i OK.
Оставьте свой отзыв
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу privet@cofe.ru
…
Ничего не поняла. Вообще.
Спасибо