"Мы горели от стыда..."

Многое удивляло иностранцев в России XVI-XVII веков, и среди прочего обыкновение часто и продолжительно целоваться друг с другом. Конечно, не русские придумали поцелуй и не одни славяне целуются при встрече и расставании, при вступлении в брак и прощании с умершим. Однако есть много национально специфического и в технике поцелуя, и в осмыслении тех этикетных и ритуальных ситуаций, когда принято целоваться, и в тех символических значениях, которые в традициях разных народов приписываются поцелую.



Обилие ситуаций, требующих взаимных поцелуев, соответствует особой открытости русского характера, готовности легко вступать в непринужденный контакт, "сближаться" с первого знакомства в прямом (физическом) и переносном (психологическом) смысле. Якоб Рейтенфельс в 1670-х годах отмечал, что русские, желая выразить взаимную дружескую приязнь, "целуют друг друга в голову или же прижимают, обнявшись руками, друг друга к груди". А англичанка Марта Вильмот писала в 1803 году, что привычка русских немилосердно румяниться не кажется ей такой странной, как неприятное обыкновение целоваться в обе щеки.

Характерно, что в некоторых ритуальных ситуациях поцелуй так или иначе коррелирует с актом приема пищи. Например, белорусы клялись землею, а в доказательство правдивости клятвы ели ее. Во многих местах женщинам не позволяли есть землю, и они только целовали ее, как присягающие целуют крест и Евангелие. В этом смысле имеют определенные основания выражения типа "они пожирали друг друга поцелуями", наименование поцелуев "сладкими", а уст - "сахарными". До сих пор в России сохраняется обычай требовать криками "горько!" на свадьбе, чтобы молодые поцеловались, то есть как бы "подсластили" спиртное.

В мифопоэтическом отношении поцелуй символизирует слияние человеческих душ и занимает место в одном ряду с такими способами установления искусственного родства, как смешение крови и слюны. Особенно устойчиво он встречается в тех ситуациях, которые связаны с закреплением родственных отношений - при бракосочетании, кумлении или братании.

У славян поцелуй известен с давнего времени. Наиболее ранняя, недатированная часть "Повести временных лет" включает рассказ об игрищах, которые устраивали "между селами" племена радимичей, вятичей и северян; среди соблазнов, подстерегавших здесь молодых людей, летописец называет и "целования с лобзанием".

В деревне люди целовались (да и сейчас целуются) чаще и охотнее, чем в городе. На собраниях неженатой молодежи (так называемых "вечерках") многие игры сопровождались поцелуями или завершались ими. Случалось, что все участники "вечерки" или хоровода неоднократно перецеловывались друг с другом. Как отмечает исследователь крестьянской культуры Урала и Сибири Нина Миненко, "к объятиям, поцелуям парней и девушек крестьяне относились иначе, чем люди из образованных слоев. Поцелуй был чем-то вроде приветствия, доказательства расположения, сердечного поклона".

Сами слова "поцелуй" и "целовать" для носителя русского языкового сознания сохраняют отчетливую связь со словом "целый", которое имеет в русском языке два основных значения:

1. весь, в полном объеме, без остатка (например: Съел целий кусок);

2. невредимый, без изъяна, ущерба (например: Остался целим).

Этот же корень в словах: целебный - полезный, способствующий укреплению, сохранению здоровья (например: Целебнмй источник); исцелить - вылечить и др.

Сама этимология цел - свидетельствует о том, что поцелуй несет пожелание быть целым, цельным, здоровым. Название поцелуя связывает его с одной из наиболее значимых идей славянской картины мира - идеей полноты, целостности, изобилия. Характерно, что поцелуй часто сопровождался пожеланием здоровья, например: белорусские женщины при встрече кивали друг другу головой, говорили "здоровинька!" и целовали друг друга в уста. В Калужской губернии одно из средств от падежа скота заключалось в том, что животных целовали в лоб. Когда у сербской женщины, у которой до этого умирали дети, рождался ребенок, мать сразу же целовала его, чтобы уберечь от порчи. В европейском фольклоре поцелуй - средство разрушения колдовства и злых чар (ср. сказку о спящей красавице). Для того чтобы утешить, "исцелить" ребенка, ему до сих пор целуют ушибленное место или дуют на него.

Поцелуй устанавливал между людьми взаимную симпатию и обоюдное влечение. Если будущая мать говорила до родов, что она отдаст ребенка, что он ей обуза и т.п., то ее заставляли поцеловать новорожденного: считалось, что после этого она уже не сможет не любить его. В Закарпатье после венчания и приезда в дом мужа молодая целовала под сердце свекровь, а свекровь - молодую, чтобы они жили в любви друг к другу.

С поцелуем передавалась и сексуальная энергия - он стимулировал плодородие и усиленный рост. На Брянщине во время первого выгона скота женщины целовали пастуха, "который пасет коров, чтобы коровы гуляли".

Поцелуй - обычный способ выражения приязни гостю. В средневековой Европе существовал обычай, согласно которому всякого гостя приветствовали поцелуем жена, дочери и другие родственницы хозяина. В России он удержался и позднее, в XVI-XVII веках, и вызывал уже удивление иностранцев. По словам Адама Олеария (1630-е годы), поцелуйный обряд - величайший знак почета и дружбы, оказываемый русскими гостю. После угощения хозяин велит своей жене, пышно одетой, выйти к гостю и, пригубив чарку водки, собственноручно подать ему. Иногда - в знак особого расположения хозяина - разрешается поцеловать хозяйку в уста. В середине XVII века поцелуйный обряд представлял собой сложное действо, включавшее взаимный обмен подарками, а также питье вина "друг к другу".

По-видимому, предполагалось, что поцелуй в этом случае имеет исключительно символическое значение и в целом асексуален. Павел Алеппский рассказывает о том, в какое смущение привела его необходимость поцеловать жену воеводы (дело происходило в Пасхальное воскресенье): "Со стыдом, с большим принуждением подошел я и поцеловал ее в уста, говоря "Христос воскресе"; я был словно лишенный зрения и разума, ибо никогда ничего подобного не видел. Нам рассказывали, но я не верил, что не только в день Пасхи, но и когда угощают у себя постороннего человека, то приводят к нему свою жену, чтобы они и все присутствующие поцеловали ее в уста, причем муж ее спокойно смотрит на это, и никто не может ее не поцеловать, а то выгонят из дома".

В православной церкви "святое целование" совершается до сих пор в пасхальную утреню, и при этом произносятся приветствия, подобные тем, с которыми обращались друг к другу ученики Христа в день его Воскресения. Этот церковный по своему происхождению ритуал давно вошел в быт и воспринимался в прошлом как общенародный обычай.

В XVII веке приветствовать друг друга поцелуем полагалось не только в Пасхальное воскресенье, но и в течение 40 дней от Пасхи до Вознесения. Такого установления не было в Западной Европе, и иностранцы рассматривали его как специфически русский православный обычай. При этом ритуальный поцелуй устойчиво воспринимался ими как любовный, и поэтому весь обряд в целом вызывал изумление и замешательство. Вот как описывал обряд Павел Алеппский, который наблюдал его в церкви: "Все присутствовавшие стали подходить, по обычаю, и прикладывались к кресту, и, прикладываясь затем к Евангелию и к иконе в руках священников, они целовали также последних в уста, причем давали им, каждый, красное яйцо. Так делали мальчики и взрослые мужчины. После них подходили женщины и девушки всех сословий, от высших до низших. Мы горели от стыда, когда женщины и девицы целовали священников в уста, а священники целовали их, говоря: "Христос воскресе", на что миряне и женщины отвечали: "Воистину воскресе", и последние в то же время целовали в уста священников без всякого стыда. Видя это, мы сильно изумлялись, в особенности греки, бывшие этому свидетелями, но таков обычай у московитов".

Обычай пасхального целования имел всесословный характер и утверждал равенство людей перед лицом всечеловеческой радости - Воскресения Христа. По словам Иоганна Георга Корба, "этот обычай приветствия и поцелуя не допускает не только никакого различия в сословии или положении, но даже никакого воспоминания об этих различиях. Ни один вельможа не откажет в просимом у него поцелуе самому простому мужику, лишь бы только тот предлагал ему красное яйцо. Никакая скромность не может извинить замужнюю женщину, никакая стыдливость - незамужнюю, было бы равносильно преступлению или отвергнуть предложенное яйцо, или уклониться от поцелуя; с самой низкой черни снято всякое к ней презрение; не существует никакого опасения за безрассудство".

Целовались не только при встрече, но и при прощании. Как отмечал француз Жак Маржерет, русские "целуются всегда, ибо у них это нечто вроде приветствия, как среди мужчин, так и среди женщин - поцеловаться, прощаясь друг с другом или встречаясь после долгой разлуки".

В русской традиции прощание при расставании подразумевало взаимное прощение грехов (по происхождению связаны друг с другом и сами слова прощание и прощение). И прощание, и прощение скреплялись поцелуем как знаком дружеской привязанности. Ежегодно следовало просить прощения друг у друга в воскресенье перед Великим постом, которое потому и называлось "прощеное воскресенье". Даниил Принтц фон Бухау (1570-е годы) сообщает, что под вечер русские "взаимно посещают друг друга, многими поцелуями испрашивают прощения в обидах, если какие-нибудь случились, и по причине Великого поста, в который умирают для мира, прощаются при многих лобызаниях". Согласно описаниям начала XX века, прощаться приходят младшие к старшим, нижестоящие к вышестоящим. Прощаются только родственники или близкие знакомые. Придя к старшему, младший кланяется ему в ноги, иногда же довольствуется простым поклоном, говоря: "Прости меня, Христа ради, если в чем согрешил против тебя". На это старший отвечает: "Меня прости, Христа ради". После этого оба целуют друг друга.

Поцелуй скреплял также прощание с умирающим и умершим, причем и в этих случаях прощание, прощение и утверждение вечной обоюдной любви сливаются в едином обрядовом акте. Шведский дипломат Петр Петрей де Ерлезунда (1610-е годы) наблюдал, как "подходят к гробу родители покойного, братья, сестры, жена, дети, друзья, родные и все присутствующие, целуют его на расставанье, прощаются с ним, потому что дольше ждать ему нечего, а пора и в дорогу". Так и в XIX веке при прощании в церкви с покойником все непременно целовали его в губы.

П. Петрей рассказывает также о том, как русские устраивают пирушки в поминовение умерших. "Они справляют это пением, каждением, целованием друг друга в губы: последнее водится и между мужчинами и женщинами в доказательство их искренней, сердечной и душевной радости, и при том вполне верят, что души их умерших друзей получают от того большое облегчение, даже чувствуют радость и удовольствие, в каком бы месте они ни находились".

Поцелуй приветствия сближается с поцелуем почитания, если один из партнеров наделен более высокой степенью престижности. Если приветственный поцелуй в губы выражает в первую очередь чувство приязни и дружеского единения, то поцелуй рук, плеч или ног является знаком подчинения, почтительности. Целование рук и ног было известно в европейских странах в древности и в средневековье, однако в последние столетия сохранился лишь поцелуй руки у священнослужителя или у женщины. Между тем на Востоке, в частности в арабских странах и в Турции, оно широко практиковалось еще совсем недавно. В России, как и на Востоке, у тех, кто пользовался особым уважением, целовали руку или даже ногу. Более низкий в социальном плане человек мог поцеловать более высокого также в плечо, а более высокий более низкого - в голову.

В дипломатическом церемониале важную роль играло целование государевой руки. Как правило, послам предлагалось "быть у руки", а уже потом произносить официальные речи, хотя русские послы за границей отказывались целовать руку принимавшего их монарха ранее произнесения титула царя. Возможность поцеловать государеву руку рассматривалась как честь, причем послы нехристианских государей, турки и татары, были ее лишены. Милость, жалованная послам, объявлялась речью; руку государя поддерживал один из бояр. По словам Адама Олеария, "его царское величество сделал знак государственному канцлеру и велел сказать послам, что он жалует их - позволяет поцеловать ему руку. Когда они, один за другим, стали подходить, его царское величество взял скипетр в левую руку и предлагал каждому, с любезною улыбкою, правую свою руку: ее целовали, не трогая ее, однако, руками".

Как известно, при представлении римскому папе полагалось целовать ему ногу, причем одни объясняли, что поцелуи относятся к изображению креста на папской туфле, а другие - что это знак преклонения перед самим папой как главой католической церкви. Римский церемониал довольствовался простым наклонением "близ ноги", важна была сама идея целования, а не его буквальное исполнение. Если для католиков целование папской туфли было актом совершенно естественным, то в глазах русских людей XVI-XVII веков оно имело характер признания своего подчиненного положения и напоминало о татаро-монгольском иге. Послам во времена Ивана Грозного и Алексея Михайловича так или иначе приходилось целовать папскую туфлю, но воспринималось это чрезвычайно болезненно и вызывало острые споры. В Петровскую эпоху ситуация кардинально изменилась: боярин Б.П. Шереметев (1698) и князья Куракины (1707) увидели в целовании туфли пустую формальность и с легкостью проделали ее, не видя в этом никакого унижения ни для себя, ни для государя, которого они представляли.

И в дипломатической практике, и в быту широко практиковалось крестное целование. По словам Сигизмунда Герберштейна (1510- 1520-е годы), русские "при клятвах и ругательствах... редко употребляют имя Господне, а когда клянутся, то подтверждают свои слова и обещания целованием креста". В русском религиозном сознании сближались вплоть до полного отождествления образы креста и распятого на нем Христа (ср. связанные по происхождению формы "христиане" и "крестьяне"). В связи с этим представляется вполне достоверной интерпретация крестного целования, которую приводит англичанин Джилъс Флетчер (1588): "Давая присягу при решении какого-нибудь спорного дела по законам, они клянутся крестом и целуют подножие его, как бы считая его самим Богом, имя которого и должно быть употребляемо при этом судебном доказательстве". В сочинениях иностранцев не раз утверждалось, что русским невозможно верить на слово, им ничего не стоит поклясться, побожиться - и все же обмануть. Тем более важны сведения о том, что крестное целование "равняется у них клятве и почитается столь святым делом, что никто не дерзнет его нарушить или осквернить ложным показанием". Для клятвы мог быть использован простой нательный крестик.

Нарушение крестного целования строго осуждается в одном из списков грехов XIV-XV веков: "А крест целовав изменив к кому, за то и до смерти плакатися". Однако более поздний памятник "Поучение отца духовного к детям духовным" (XVII век) приравнивает крестное целование к матерной брани: "Ни божитеся, ни кленитеся именем Божиим ни образом крестнаго целования берегитеся и матерны не лайте". Да и пословица говорит: "Лучше умирать, а креста не целовать". Дело в том, что в обряде крестного целования явственно проступала его магическая природа и он в явной или скрытой форме осуждался церковью. К крестному целованию можно было привести насильно, и это не лишало обязательности выполнения клятвы. Характерно, что в XVI веке "договорные" грамоты в Москве клали не на аналой, а на блюдо - оно всегда было атрибутом различных народных обрядовых действии, гадании, магических процедур.

При заключении перемирия с польским королем Сигизмундом Василий III, согласно описанию С. Герберштейна, проделал следующее "Потом он, глядя на крест, трижды осеняет себя крестным знамением, столько же раз наклоняя голову и опуская руку почти до земли; затем, подойдя ближе и шевеля губами, будто произнося молитву, он вытирает уста полотенцем, сплевывает на землю и, поцеловав наконец крест, прикасается к нему сперва лбом, а потом тем и другим глазом". Как отмечает Л.А. Юзефович, по сути дела, выполняется магический обряд, смысл которого в установлении через посредство "высших сил" особой связи между обещанием и личностью человека, дающего это обещание.

Для религиозной обрядности характерно также целование икон. Церковное поучение "Заповедь исповедающимся сыном и дщерем" (рукопись XVI века) гласит: "Иже иконы Господня и Богородичны и всех святых со страхом и любовию не целует, да будет проклят". При этом между церковной обрядностью и бытом не было непереходимой границы. Как гласит пословица: "Наперед икону целуй, там отца и мать, а там хлеб-соль". Так это и делалось в народном свадебном обряде: каждый из "молодых" подходит к иконе, кладет три земных поклона, целует иконы и своих родителей, а в заключение троекратно целуются и сами молодые. От поцелуя святыни - к взаимному целованию людей, по нисходящей от мира божественного к человеческому. Так происходит то "освящение реальности", которое в конечном счете и является одной из важнейших целей любого ритуала.



Андрей Топорков, кандидат исторических наук поделиться

31.01.2003