От французов мода к нам
"А все Кузнецкий мост, и вечные французы, откуда моды к нам", - сокрушался Фамусов. Ему вторил его антипод Чацкий в знаменитом монологе "французик из Бордо". Это, пожалуй, был единственный случай, когда Фамусов и Чацкий пришли к замечательному согласию.И немудрено: в середине 1820-х годов все образованные люди России уже отчетливо понимали, что, по крайней мере, в сфере быта, в сфере моды наша страна под явной пятой Франции.
Еще Петр I, предрекая выгоду издал прелюбопытнейший указ: "Носить платье немецкое; верхнее саксонское и французское... Русские одежды никому не носить изготовлять и продавать". Иначе штраф - целое состояние! - до двух рублей.
Итак, мода - умение одеваться в духе своего времени - принесена нам реформами Петра, неотделима от идеи Империи. И от страстной жажды Петра создать в России общество беспрекословных подданных, но самостоятельных граждан, способных и других посмотреть и себя показать.
До Петра I русские одевались тепло, богато и весьма просторно. О чем кстати напоминает нам великий русский бытописатель А. Н. Островский в пьесе "Праздничный сон до обеда", в диалоге купчихи Ничкиной с молодым франтом Бальзаминовым:
Ничкина: Узко как платье-то на вас сшито.
Бальзаминов: Это по моде-с.
И впрямь: патриархальная Русь узкого платья не терпела, крой и мужской, и женский был почти одинаковым и назывался порой и в том, и в другом случае одинаково - сарафан. Да и сам образ жизни москвитян был тогда таков, что особой соревновательности в одежде не предполагал. Ибо женщины, этот мощный двигатель любого общественного процесса, сидели по теремам, за высокими заборами со спущенными собаками. И появлялись на глаза мужчинам только в церкви или в конце пира - чаркой обносили.
Многовековое постоянство идеала женской красоты (буквально - "писаной" красоты) не было, конечно, модой. Было старинным обычаем, освещенным веками. Нечто сродни цеховым регламентам в Европе, которые не позволяли никогда никому выделяться на общем фоне. Не случайно известный моралист XVIII века князь Щербатов, похваляясь стариной, замечал, что тогда и "понятия о перемене мод" не имели и "что деды нашивали, то и внучата".
Кстати, и само слово "мода", перенятое нами от французов, пришло в русский язык с реформами Петра I. Русская литература того времени крайне скудна, потому сущей находкой можно считать дневники генерального подскарбия Анны Иоанновны Якова Марковича, у которого слово "мода" впервые упомянуто 28 ноября 1842 года в обиходном языке малороссов как очевидный галлицизм.
В царствования племянницы Петра I, Анны Иоанновны, а затем дочери Петра, Елизаветы, русский двор стал главным преемником сначала немецкой, а потом и французской моды. Французы, в частности французский посланник, дипломат маркиз де ла Шетарди, гурман и щеголь, сыграли заметную роль в перевороте, который поставил Елизавету на престол. Ну а о страсти красавицы-императрицы к переодеваниям современники и потомки сложили легенды.
Дальше - больше: Великая французская революция, когда толпы портных и цирюльников, расплодившихся при дворе кокетливой Марии Антуанетты, устремились в гостеприимную Россию. Екатерина Великая как могла пыталась сопротивляться этому нашествию.
Сама вырядилась в сарафан, а будочников обязала следовать в одежде французским новинкам, чтобы обуздать таким образом отечественных щеголей. Особенно нетерпим к французской моде был Павел I, видевший повсюду ростки французской революции. Будущий московский главнокомандующий во время Отечественной войны 1812 года граф Ф. А. Растопчин усмехался: забавно видеть юных великих князей Александра и Константина в те дни, когда Павел приезжал в Царское Село: "Они меняют весь свой костюм,.. чтобы угодить отцовскому вкусу".
Убийство Павла I всколыхнуло нацию, вызвав в ней чувство неподдельного восторга. "Первое употребление, которое сделали молодые люди из данной им воли, было, - по словам Ф. Ф. Вигеля, - перемена костюма". Естественно, с учетом французской моды.
Александр I хотел завязать тесные политические контакты с французской республикой. Франкомания усилилась, когда в Петербург "от первого консула Буонапарте прибыл молодой друг его Дюрок - дипломатическим агентом и картинкой модного журнала", - добавлял все тот же Вигель. Здесь надобно сказать несколько слов о выражении, которое до сих пор сохранилось в русском языке: ведь мы часто говорим о красиво одетом человеке - одет как картинка. Так вот, к началу XIX столетия относится появление в России французских журналов мод, которые поначалу представляли собой своего рода каталоги превосходных линогравюр, раскрашенных вручную. Эти картинки пользовались таким небывалым успехом, что нарождающиеся русские журналы стали специально заказывать во Франции так называемые парижские, или французские, картинки. К слову, некрасовский "Современник" был обязан своей первоначальной славой именно таким вклейкам в каждый номер.
Успех этих картинок был долговременным и длился целый век. Достаточно перелистать комедии А. Н. Островского, чтобы найти многочисленные их упоминания и указание на то, что новый класс промышленников и торговцев без них и шагу ступить не смел, копируя свой образ жизни по примеру французского оригинала. Что уж говорить о начале XIX века да о русском дворянстве, которое в подавляющем большинстве воспитано было учителями-французами и по-французски говорило лучше, чем по-русски.
Англичанка Кэтрин Вильмот, гостившая в начале XIX века у Е.Р. Дашковой, писала в 1806 году с глубоким сожалением: "высший свет во всем пытается подражать французам. И хотя французские манеры сами по себе не плохи, все же это похоже на обезьянничанье".
Нашествие Наполеона не ослабило этой страсти к подражанию французам. Кэтрин Вильмот недоумевала: "Странно видеть, как, восхищаясь французскими обычаями, модами и языком, они поносят Буонапарте - в этом есть что-то наивное". И хотя на время придворные красавицы вынуждены были являться перед царскими очами в сарафане, все же этот сарафан скорее смахивал на французское платье в стиле ампир - никак не скрывая женскую фигуру, а наоборот, подчеркивая ее силуэт, как это предполагала "нагая мода" времен Наполеона.
А уж всевозможные камеи, которыми блистали француженки, одеваясь как античные статуи, а уж всевозможные шали, которые ввел в моду Наполеон по возвращении из Египетских походов (у его жены Жозефины, говорят, было шалей до полутысячи), - все это сделалось сущей манией для русских подражательниц. И опять любопытная черта. Каждая французская новинка обретала в России расплывчатые хронологические очертания. Так до конца царствования Александра I у нас в ходу завышенные талии, хотя к 1820 году их уже никто не носил в Париже. И шали наши модницы с успехом носили еще в середине XIX века. А если шаль потускнела или порвалась, из нее выходил чудненький тюрбан.
Тюрбаны в начале XIX века вошли в русскую моду под непосредственным воздействием французской писательницы мадам де Сталь, которая без тюрбана на голове не появлялась в свет. Прошли годы. Больше - десятилетия. Давно отошла в мир иной французская мыслительница. А на портрете светлейшей княгини М. П. Волконской кисти Брюллова мы обнаружим все тот же тюрбан, и явно сделанный из шали, и явно модный, несмотря на то, что портрет написан в 1842 году.
Хотя в царствование императора Николая I французский язык остается общеупотребительным, страна, начиная с 1825 года, живет за "железным занавесом". Выезд за границу весьма ограничен, допуск иностранцев и иностранной литературы - тоже. Николай I всячески стремился оградить Россию от французского (читай - революционного) влияния и, разумеется, от французских мод. В 1834 году в "Законоположении о придворных чинах" он подробно разработал модели придворного платья, в котором дамы являлись при дворе. В основу положен русский национальный костюм - сарафан. Но - Боже мой! - русское платье в транскрипции Николая I, по сути, невозможно узнать, оно имеет явно французский колорит. Остается головной убор - вот он-то должен быть обязательно русским. В "Законоположении" читаем: "Всем вообще Дамам, как придворным, так и приезжающим ко Двору, иметь повойник или кокошник произвольного цвета, с белым вуалем, а Девицам повязку, равным образом произвольного цвета и также с вуалем".
Чудно до экзотики выглядел этот кокошник в сочетании с широченной юбкой - предтечей кринолинов. А тут еще в начале 1850-х годов приезд в Россию знаменитой французской актрисы Рашель. Розовато-бежевая ткань, получившая название "креп-рашель", повсеместно вошла в моду (вспомним, что у Липочки из комедии "Свои люди - сочтемся!" имеется креп-рашелевое платье!), а затем и пудра "рашель", которая популярна до сих пор.
Французский кринолин, изобретенный, как утверждают злые языки, французской императрицей Евгенией в пору ее беременности, тоже весьма прижился на русской почве на целых два десятилетия. Любопытно, что эта мода роскошного Версаля весьма пришлась по душе русской деревне: крестьянки навострились сооружать самодельные кринолины из ивового прута, на манер корзинки.
Кажется, парижанки теперь уже навсегда станут кумиром русских женщин, от императриц до простых крестьянок. Но не будем торопиться с выводами. Ибо на рубеже ХIХ-ХХ веков парижская и русская моды вступают, наконец, в энергичное соревнование, рождая удивительный феномен взаимопроникновения двух национальных культур.
В 1909 году парижане ошеломлены тем оформлением, которое делает к балету "Клеопатра" русский художник Л.С. Бакст. В преддверии Первой мировой войны Европа уже завоевана триумфальными гастролями русского балета С.П. Дягилева. Художник Бакст, оформивший многие постановки, именно в это время начал интересоваться не только театральным костюмом, но и бытовым. Он решил продолжить дело своего деда, знаменитого французского портного, жившего на закате дней в Петербурге. Квартира деда на Невском блистала золотистым атласом - он любил желтый цвет, на фоне которого щебетали желтые канарейки. Воспоминания о желтой квартире деда легли в воображении Бакста на модную к этому времени в Париже гамму восточных - желто-оранжевых - тонов.
Представления Бакста о том, как должна выглядеть женщина будущего (одетая в мужские брюки днем и шикарно-женственная по вечерам), завоевали в это грозное время Европу. Страна-подражательница, какой долгое время выступала Россия, продемонстрировала на время свое совершеннолетие в вопросах моды и покорила сам Париж.
А дальше - была революция, и тысячи русских беженцев, заполонили Францию, как некогда французы бежали от Великой французской революции в Россию. Круг замкнулся. И хотя Париж до сих пор слывет в мире законодателем моды, для России, за редчайшими исключениями, это уже не имеет никакого значения...
Татьяна Забозлаева
Оставьте свой отзыв
Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу privet@cofe.ru
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу privet@cofe.ru
Уважаемая Татьяна! не кажется ли Вам, что цитата из «Горе от ума» несколько некорректно приведена: «… ОтТуда моды к нам, и авторы, и музы! Губители карманов и сердец!». У меня сейчас под рукой нет самого произведения, но, мне кажется, я прав