Сам себе Диор

Есть только два модных имени которые на устах у всех. Даже у тех, кому этот Гондурас, то есть мода, до лампочки. Разумеется – бессмертная героиня женских журналов Коко Шанель. И – Кристиан Диор, тот самый CD. Даже во времена железного занавеса, когда модные новости в нашу страну просачивались на молекулярном уровне, о Диоре мы знали. Его легко произносимое на всех языках имя украшало белые нашлепки на розовых и серых коробочках с Настоящими Французскими Духами, в названии которых четко читалось: Dior (Miss Dior, Diorissimo, Diorama).
Сегодня CD – всегда в первых строках рейтинговых таблиц, демонстрирующих популярность у всех, в том числе у китайско-тайваньских пиратов кутюрной продукции. Благодаря этим друзьям человечества изысканно-скромные буквы CD украшают быт всего мира. Даже вечно пьяный житель глухого угла Аляски, который, опохмелившись и пальнув пару раз по безбрежным снегам от досады, что где-то посеял носки, идет в местное сельпо, где со знанием дела выбирает необходимый аксессуар: "Ну-ка, дай-ка, дорогуша, мне носки от Диора. Да не за пять, как в прошлый раз, а за восемь долларов! Ладно уж, возьму и Шанель для своей старухи. За десять!".

Начинка для лифчика

У мужчин Кристиан Диор безусловно популярней Великой Мадемуазель. Во-первых, потому что все же мужик, а во-вторых, именно он стер с лица земли искаженную Второй мировой войной бабу-торпеду с придавленной грудью и мужским торсом, сорвал с нее грубую обувь на платформах, набитые ватой подплечники и куцую юбку, разорил "воронье гнездо" на ее голове. Под этими пластами обнаружился вполне приличный материал.
Над ним, разумеется, надо было еще поработать. Ведь плоть не всегда соответствовала грезам мужчин и замыслу художника. Порой ее упрямство доводило CD до бешенства. Глядя на манекен во время работы над первой коллекцией, мастер понял, как придать неподатливой деревяшке ту самую линию, красивее которой ничего нет. Мирный доселе месье Кристиан потребовал принеси молоток и стал яростно лупить деревянного болвана, вколачивая в его бока совершенство. После его интенсивных действий модель подлинной женственности прорезалась: высокая грудь, покатые плечи, тонкая талия и крутые бедра. Все это так приятно рисовать руками в воздухе, рассказывая приятелю о прелестях красавицы! (Кстати, "если джентльмен, говоря о даме, описывает руками дуги – это не джентльмен, а если не описывает – это не дама". Это, между прочим, сказал народ.)
Ну хорошо, манекен манекеном, а как же естество, спросят пытливые умы, – ведь не все рождаются с фигурами Софи Лорен? А всем остальным Кристиан Диор велел добиваться единственно приемлемого отныне силуэта с помощью специальных прокладок. Не тех, преимущества которых характеризуются одним емким словом "сухо", а реально предназначенных для коррекции фигуры. Прокладки следовало класть в лифчик и на бедра. А вожделенную тонкую талию – лепить с помощью корсета. Думавшие уже застрелиться корсетные фабриканты возликовали. Снова настал их звездный час!
Фигура-рюмочка требовала неусыпного внимания и бдительности. Нужно было следить, чтобы кавалер не догадался о маленьких женских хитростях, которым научил прекрасную половину человечества один-единственный мужчина. Он и сам стал героем пикантного происшествия, когда во время многочасовой примерки манекенщица стала заваливаться на кутюрье, теряя сознание от усталости. Машинально схватив девушку за грудь, Диор с изумлением обнаружил, что упрямица не оценила дружеской поддержки и валяется на полу. А в ладонях мастера бесстыдно устроилась искусственная часть ее бюста.

Настоящие дамы с фальшивыми бедрышками

Творца неземной женской красоты подобные мелочи не пугали. Женщины интересовали его только с эстетической точки зрения, тело как объект желания он, увы, предпочитал мужское. Но гетероориентированные мужчины были бы глубоко разочарованы, узнав о фальшивых грудках и бедрышках. Женщины это понимали и были бдительны. Даже строгая диета, состоявшая из одного куриного крылышка за целый день, казалась не такой уж большой платой за право быть красивой.
Диктатуру Кристиана Диора безоговорочно приняли не только избранные клиентки, внесенные в специальные списки самим кутюрье еще до первого показа, но и те, на кого мода не была рассчитана. Силуэты "Венчик" и "Восьмерка", впервые продемонстрированные избранной публике 12 февраля 1947 г., самовольно разбрелись с подиума Дома моды Cristian Dior по улицам Парижа, а потом и провинциальных французских городов.
Всем захотелось быть счастливыми и желанными. Платья с осиными талиями и развевающимися юбками это твердо обещали. Что говорить про Францию, когда подобные модели проникли даже в далекий от центра мировой моды город Псков и, по воспоминаниям современника, творили настоящие чудеса, результатом которых стал мировой демографический взрыв. Известный русский историк, хорошо помнящий бурное время "нью-лук", рассказал мне, что воспринимал подобный силуэт однозначно. Юбка женщины этого силуэта, двадцати метров в окружности, немедленно им задиралась – и прямо на траве под развалинами происходило страстное признание в симпатии к новому стилю и воплощение счастья в жизнь.
Надо ли говорить, что немодные женщины стали чувствовать себя лишними на этом празднике жизни, стремясь подальше натянуть свои куцые юбчонки. Первыми ощутили себя неуютно в дорогих и вроде бы элегантных костюмах зрительницы диоровской коллекции 1947 года. Где-то в глубине их неотягощенных модными прокладками бюстов поднималась досада и ворочалось недовольство собой. Это немедленно следовало исправить, полностью переодевшись во все диоровское. Утренний костюм, дневное платье, платье для чая five o'clock, коктейльное, вечернее, бальное. И все это великолепие было таким объемным, что для перевозки требовались специальные чемоданы невиданных размеров, а для хранения – целые комнаты-гардеробные. Сейчас у некоторых поклонниц Haute Couture (высокой моды) под эксклюзивные туалеты отводятся целые дворцы.

Юбка счастья

Конечно, не всем везло, как герцогине Виндзорской – желанной клиентке Дома моды Диор. С этой дамой вообще в мире моды связано немало знаменательных событий. (Что неудивительно, ведь из-за любви к этой знойной американской вдовушке отказался от трона законодатель мужской моды – король Эдуард VIII. И даже, как дурак, переехал в Нью-Йорк.) Ясно, что Кристиан одевал герцогиню персонально. У большинства же его поклонниц не было ни денег, ни голубых кровей. Но и такие дамы не собирались мириться со своим незавидным положением. Жить не одетыми в стиле "нью-лук" они не могли. А потому, купив пару рулонов дешевого набивного ситчика – спасибо текстильному магнату Марселю Буссаку – и вытащив из-под кровати швейную машинку Зингер, даже абсолютно не умеющие шить француженки садились и шили.
Видимо, все французы вообще родились с иголкой в руках, так же как итальянцы – певцами. Эту лемму подтверждает драматический эпизод времен подготовки первой диоровской коллекции. Тогда в Париже случилась забастовка портных. Все с радостью побросали работу, но только не у Диора, всегда умевшего вдохновить дам на подвиги. Работники соседнего бастующего Дома моды ворвались в здание и загнали коллег в угол, потребовав проявить цеховую солидарность. Тем пришлось подчиниться закону стаи.
Казалось – все пропало, к назначенному показу не успеть. Но тут подоспели друзья-приятели миляги Кристиана, скинули элегантные пиджаки, вооружились иглами и, весело насвистывая мотивчик из вчерашнего спектакля в Мулен Руж, стали уверенно подшивать полотнища юбок размером со вселенную. Как будто всю жизнь только и делали, что доводили до ажура одежду, брошенную нерадивыми портнихами.

Приплыли...

Как ругали и кляли себя американские закупщики, возвращаясь тем памятным февралем из Парижа! Все они, за исключением двух десятков самых предусмотрительных, не дождавшись презентации коллекции никому не известного Кристиана Диора, погрузились на корабль и поплыли в направлении Соединенных Штатов. На горизонте уже замаячила статуя Свободы, как вдруг посыпались телеграфные сообщения из Франции о триумфе коллекции CD, революции в моде и уличных боях в Париже. С какой яростью закупщики готовы были рвать себе волосы во всех местах! Не послушали они бабу – Кармел Сноу, главного редактора американского "Харперс Базар", с легкой руки которой диоровский стиль стали называть new-Look. А ведь императрица моды предупреждала: мол, не уплывайте, господа хорошие, потом пожалеете. Поверьте, мол, чай не первый год короны раздаю. Не послушали. Уплыли. И вот теперь пришлось позорно возвращаться и толпиться в очереди, расталкивая друг друга локтями, стараясь попасть к CD на ночной прием. Днем двери Дома моды Кристиан Диор были открыты лишь для элитных клиентов: денег меньше, но человек – прежде всего. А индустрия и ночью перетопчется...
Во второй раз профессионалы индустрии моды не сплоховали. Через полгода, невзирая на расстояния, сели на пароходы и решительно рванули в Старый Свет на демонстрацию второй коллекции Диора. И просто объелись сметаной. Силуэт "нью-лук” осень-зима 1947-1948 года приобрел максимальную степень крутизны. Даже сам кутюрье называл коллекцию безумной. Широченные юбки удлинились по щиколотку! Дамы визжали от восторга. Джентльмены ползали у их ног и готовы были за все это платить.
– Изобилие возникло слишком недавно, чтобы можно было и дальше играть на снобизме нищеты, – гордо заявлял Диор.
– Диор не одевает, а драпирует женщин, – вяло парировала растоптанная конкурентом феминистка Шанель.

И что скажет мама?

Если бы заносчивым герцогиням и маркизам кто-то сказал, что придет день и они будут, замирая, как какие-нибудь простолюдинки, благоговейно прикасаться к творениям сына владелица фабрики, специализирующейся на химических удобрениях, они бы не поверили. Или расхохотались в лицо наглецу, посмевшему такое предположить. Да и сам Кристиан Диор вряд ли представляя себя в роли кумира мирового масштаба. Желания его были скромны, и тем не менее даже для их исполнения потребовалось время, наполненное сомнениями. Воспитанный в лучших буржуазных традициях, он тенью ходил за своей строгого вкуса мамочкой, помогая ей выращивать цветочки.
Послушному семнадцатилетнему сыну и в голову не пришло перечить родителям, пожелавшим отправить его в Школу политических наук на отделение государственных финансов. Как это было далеко от удовольствия занижаться садами, маскарадными костюмами, архитектурой, в конце концов! Учеба в таком неподходящем для художественной натуры заведении была безрадостной, зато позволяла вкусить всех запретных плодов: общаться с развеселой богемой, просиживать целыми вечерами в артистических кафе. Спасибо вольному воздуху Парижа, глотнув которого, даже самые здравомыслящие круто разруливают свою жизнь. И, отмахнувшись от благих намерений приобрести "нормальную" профессию, вдруг открывают художественную галерею, как это сделал трепетный Кристиан Диор. Дав скрепя сердцем разрешение на это занятие, авторитарная матушка категорически запретила назвать скромную обитель картин “Галерея Диора”. “Наша фамилия на афише – какой дурной вкус!”. И сын снова покорно согласился, только бы не огорчить любимую маму. Даже в день первого триумфа, почти оглохнув от грома аплодисментов, Кристиан Диор, трепеща, представлял себе, как мама, к тому времени уже покойная, была бы огорчена.

Жена в бандероли

Отец обанкротился, картины в галерее не продавались, и извилистые пути "джентльмена в поисках десятки", как говорил Остап Бендер, привели Диора в Дома моды, где с удовольствием покупали его эскизы. Капитаны Высокой моды, в том числе и знаменитый Люсьен Лелонг, не позволивший немцам во время войны перевести французскую моду на берлинскую почву, оценили застенчивого молодого человека, за бесцветной внешностью которого скрывался недюжинный талант.
Но прошел не один год, разделяющий первые успехи Кристиана Диора, скромного штатного модельера Дома моды Робера Пиге, и всемирную славу маститого кутюрье, чье имя засветится в парижской ночи синим загадочным светом. Знала бы тогда уважаемая дамская публика, влюбившаяся в диоровское платье "Английское кафе", что всего лишь через девять лет под влиянием волшебной силы искусства от кутюр она добровольно и радостно взвалит на свои хрупкие плечи величественную красоту весом порой до тридцати килограммов!
А кому-то, возможно, останется лишь в бессильном отчаянии писать письма, угрожая выслать жесткосердному кутюрье жалкие остатки своей радикально похудевшей жены. "Она носит теперь сорок шестой размер!" – горевал джентльмен из Айдахо, не в силах понять, что ему с этим размером делать. Словом, равнодушных не было.
Только в декабре 1946 года, надыбав финансирование, Диор после долгих поисков открыл собственный Дом моды на простой парижской улочке Монтень. Он выбирал место рядом с шикарным отелем, надеясь залучать оттуда иностранных клиенток. И, еще продолжая работать у Лелонга, начал готовить собственную коллекцию к новому 1947 году. Добрый буржуа очень рисковал, решив наплевать на то, что предпочитает публика, и предложить новую философию Счастья. Пора, говорил своими нарядами Диор, прекратить влачить жалкое существование и зажить по-настоящему красиво! И он – попал. Точно в центр мужского идеала женской красоты, одинакового по всему миру, у всех народов.
Это сейчас учеными установлено, что привлекательность для самца выражена сочетанием объемов, в природе означающих лучший детородный формат: отношение талии к бедрам и груди – 100х(65-75)х100. Внимание – не сантиметров, а любых единиц! Высчитанное после революции Диора американское 90x60x90 см – это те же 100x66x100. А в конце 1950-х никто не знал, что именно мы показываем плавным движением рук, говоря о красотке. И Диор не знал. Он просто взял – и выдал мужикам в лапы то, что они любят показывать руками. Бомба взорвалась.

Diorissimo!

С той зимы безвестная улочка Монтень была забита бабами, а дом №30 превратился в осажденную крепость.
На деловом маршруте Лондон-Париж число дам резко превысило число джентльменов. Дом Диора стал центром "золотого треугольника" Парижа (ул. Монтень, Георга V и Елисейские Поля), куда не следует заходить с дамой, если у вас в кармане деньги, а не платиновая карта. Кутюрье оставалось только складывать деньги в мешки, продавать лицензии на марку CD (на аксессуарах, духах и прочей мелочевке) и открывать филиалы своего Дома по всему миру, который отныне хотел одеваться только у него.
Впрочем, все это Диор предоставляет финансистам группы Буссака. А сам занимается исключительно любимым делом: "Мода стремится вернуться на истинный путь и вновь обрести свое прежнее назначение – украшать женщин и делать их прекрасными, – провозглашает маэстро. – Мы – торговцы идеями".
Один раз сделав женщин желанными, потом Диор мог творить с ними что угодно. Следуя за своим кумиром след в след, дамы и вовсе от рук отбились. Мало того что они тратили целые состояния на платья, в которых ни сидеть, ни ходить было нельзя, – так некоторые заказывали аж по четыре одинаковых модели. Не корысти ради, а по зову сердца. Диор, отдадим ему должное, таких крайностей не приветствовал. До начала 50-х он мастерски использовал все возможности стиля "нью-лук", предлагая то юбку со стилизованным турнюром (из складок), то силуэт-бочонок.
Позволив как следует прочувствовать все варианты, Диор отдает легионам модниц новые приказы: осень-зима 1954-1955 – силуэт Н, лето 1955 – силуэт А, осень-зима 1955-1956 – силуэт Y. Не успевая опомниться, верноподданные королевства Диор меняли очертания собственной фигуры с небывалой прежде скоростью. Никто не желал отставать от жизни. Все увлеклись необыкновенно интересной игрой в новизну.

Dior без Диора

Кристиан Диор умер в 1957 году от сердечного приступа. У руля его модного Дома сначала стоял Ив Сен-Лоран, благословленный самим мэтром, потом Марк Боан и Джанфранко Ферре. Даже эти великолепные дизайнеры не вписывались в мессианскую атмосферу Дома, и наследие великого Кристиана потихонечку покрывалось пылью. Но в 1996 году в этом сонном царстве появился фонтанирующий идеями Джон Гальяно. Символ французской моды Christian Dior тряхнул стариной, приободрился, приосанился и резко помолодел. Носить одежду марки Кристиан Диор снова стало не только престижно, но и модно.